Сесилия Агнес – странная история

Но она тотчас посерьезнела, потому что Даг смотрел на нее все тем же странно вопросительным взглядом и продолжал:

– Теперь я начинаю видеть кое-что, чего раньше не замечал, поскольку сам себе мешал.

– И что же, Даг? Что ты видишь? Но он только головой покачал.

– Нет, это ты сама должна выяснить, и ты на верном пути.

Она хотела спросить еще, но на лице у Дага появилось отсутствующее выражение, и он поспешно вышел из комнаты.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Что Даг имел в виду? Что же такое он видел, но не хотел сообщить Норе? Она-де на верном пути и вот-вот выяснит все сама. Так говорит Даг.

Ей-то отнюдь не казалось, что она вот-вот что-то выяснит. Он оставил ее в полном замешательстве. Она ничего не понимала.

Но не жалела, что сообщила ему о том, как развивались события. Наоборот, ее не оставляло ощущение, что сказано было не все, однако же Даг не хотел продолжать разговор. При встречах они подтрунивали друг над другом, развлекались как могли. Весело и открыто. Но стоило ему заподозрить, что она собирается о чем-то спросить, как он тотчас со смехом исчезал. Не желал говорить ни о Тетти, ни об иных серьезных вещах. Как только она упоминала что-нибудь такое, Даг спешил отшутиться. Не очень-то на него похоже, но, видимо, тут есть свои причины, так что надо смириться.

Хотя порой Нора досадовала на него.

– Вот увидишь, все образуется, – легкомысленно говорил он в ответ на ее удивленные взгляды.

Нет. Неправда. Само собой ничего не решается.

Что же ей делать? Есть ли какой-нибудь способ…

Она вправду испытывала беспокойство, места себе не находила. Шли дни – и никаких событий. Все вдруг словно замерло в неподвижности.

Однажды вечером позвонила бабушка, сказала, что им надо поскорее повидаться, «покрепче обнять друг дружку и забыть все глупые, злые слова». Она тогда, мол, очень рассердилась. И если вела себя глупо, то Нора должна ее простить. Видно, она стареет и порой действует невпопад.

Бабушка долго шумно веселилась по телефону. Но щекотливых тем старательно избегала. Как и сама Нора. Хотя бы это она усвоила: бабушку с места не сдвинешь, нечего и пытаться. Нужно принимать ее такой, как есть. Некоторые вещи для нее святы, и она будет защищать их любой ценой. Например, образ ее матери, Агнес. Тронешь разукрашенную икону – пеняй на себя. Нора об этом и не помышляла. Шумно веселилась по телефону вместе с бабушкой, и та наверняка повесила трубку в прекрасном настроении. На следующий день почта доставила маленький подарок. «Пустячок – побрякушка, как говорят, модная сейчас у подростков», – написала бабушка в письмеце.

Нора сразу же сочинила благодарственный ответ. Снова тишь да гладь кругом – на радость бабушке.

Но больше ничего не происходило.

Временами она брала на руки Сесилию, но после той истории с коробкой лоскутков, когда Нора нашла письмо, личико куклы словно замкнулось, стало неподвижным. Это беспокоило Нору. Письмо она прочла с куклиного согласия, во всяком случае, так ей казалось. Почему же Сесилия замкнулась в себе? И в размышлениях она больше Норе не помогала, чем сильно ее огорчала. Причиняла боль – вот так же бывает, когда живой человек неожиданно отворачивается от тебя, без всяких объяснений.

Сейчас Нора жила как бы в пустоте.

И шаги больше не приходили, не останавливались у нее на пороге. И будильник на подоконнике давненько не тикал. Иногда она брала его в руки, встряхивала, хотя прекрасно знала, что это бесполезно.

Да, теперь она чуть ли не тосковала о своих призраках. Глупо, конечно.

Однажды, когда она сидела за письменным столом, из круглой комнаты вроде донеслись шаги. У Норы не было полной уверенности, что шаги те самые, но сердце встрепенулось. Они все ближе. Потом она услышала легкое покашливание – на пороге, тихонько стуча по косяку, стоял Андерс. Дверь была открыта.

– Я тебя напугал?

– Да, я не знала, что ты дома.

Андерс улыбнулся. Что-то она больно пуглива стала в последнее время. Почему? Нора тоже улыбнулась и покачала головой. Но про себя подумала: если б Андерс знал, что она сидит тут и тоскует о призраках. Потому и вздрогнула, увидев, что это всего-навсего он. Будь это призрак, она бы и бровью не повела. Хорошо, что он ни о чем не подозревает.

– Ты не окажешь мне маленькую услугу? – по обыкновению деликатно спросил Андерс.

– Конечно. А в чем дело?

Андерс звонил районному врачу, и тот выписал ему лекарство от кашля, который вконец его замучил. Рецепт должен был прийти по почте еще вчера, но не пришел, хотя в регистратуре уверяли, что отослали его вовремя и уж сегодня-то Андерс наверняка его получит. К сожалению, Андерсу некогда дожидаться почтальона, он должен уйти, прямо сейчас. Может быть, Нора…

– Само собой, я могу подождать и просмотрю почту. До завтрака я свободна. А вдруг рецепт опять не придет?

Ну, тогда они не иначе как напутали. А лекарство Андерсу необходимо. В приемной у врача отвечают на звонки с часу до половины второго. Но у Андерса в это время урок, к телефону не отойдешь. А как у Норы?

– Я вполне могу позвонить. У меня в это время как раз «окно».

– Замечательно. Попроси их, пусть они сообщат рецепт прямо в аптеку, по телефону, тогда к вечеру я сам зайду за лекарством.

Нора обещала все сделать, и Андерс ушел.

Торопиться некуда, времени полно – уроков у Норы было совсем немного. Она даже подумывала прогулять школу и махнуть к Хульде, но теперь отбросила эту мысль. Осталась дома ждать почтальона. Он все не шел, а когда наконец появился, никакого рецепта среди почты, естественно, не обнаружилось.

Значит, придется звонить в приемную врача – только бы не забыть. До «окна» после завтрака у нее всего один урок. Шведский. Разбор стихотворения. Весь урок потратили, но никто с этим несчастным стихом так и не сладил.

Со стихами обстоит так же, как со всем прочим: в них необходимо вжиться, иначе отклика не будет. Но большинство в классе ни малейшего интереса к стиху не выказывало. На улице сияло солнце, шальные весенние мухи жужжали на окнах. Двое-трое задавак старательно напускали на себя глубокомысленный вид и сидели наморщив лоб, роняя время от времени что-нибудь неразборчивое. Нора слушала и посмеивалась про себя. Ничегошеньки не понимают, думала она, а ведь они сами, в своих бессмысленных трудах, куда поэтичнее стихотворения, из которого пытаются выжать поэзию.

Стихотворение и написано-то не сказать чтобы с душой, она чувствовала. Мысли с легкостью отвлекались от него.

А что, если наплевать на последний урок и все-таки съездить к Хульде? Вот было бы здорово. Погода отличная. Можно посидеть на воздухе. Хульда обрадуется…

Но сперва надо домой, позвонить насчет Андерсова рецепта. А после она как раз успеет на автобус. Он отходит в полвторого.

Едва урок закончился, Нора вскочила на велик и уже без пяти час была дома. Придется подождать минуту-другую. Главное – не упустить момент, ведь после будет все время занято. Ровно в час она набрала номер. Удача! Не занято. Ей сразу ответили:

– Приемная районного врача.

– Я насчет рецепта…

– Простите. Минуточку…

Трубку отложили, и регистраторша заговорила с кем-то из пациентов. А вот это уже неудачно. Времени у Норы в обрез. Ведь надо еще дойти до автобусной остановки. Но разговор явно затягивался.

Наконец в трубке опять послышался голос:

– Простите, вы по какому вопросу?

– Насчет рецепта, который должны были переслать по почте…

– Та-ак… Извините, можете подождать секунду? Опять та же история. Новый пациент, которому требуются разъяснения. На сей раз надолго. Нора нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Что за манера? Один человек и по телефону отвечает, и с пациентами разбирается!

Она попробовала привлечь к себе внимание, постукивая ногтями по трубке и дуя в микрофон, – безрезультатно.