01 Маленький Шнобель

Честно скажу, что эти платья наверняка были добротны и не отвратительны. Допускаю, что они были не самыми дешевыми, но мне они казались ужасными и неудобными. Я не спорила с маминым выбором. Но я страдала.

Вот от этой беды меня спас Маленький Шнобель.

Увидев однажды утром, как я с тоской рассматриваю свое платье в зеркале, затормозив на выходе из раздевалки детского сада, он понял, какие чувства меня обуревают. Маленький Шнобель легко угадывал душевное состояние людей по их виду. Его зеркальные нейроны откликались мгновенно и безошибочно.

Он постоял рядом со мной, разглядывая мое отражение в зеркале, потом повернулся ко мне и сказал:

– Если оторвать воротник, то платье станет гораздо лучше.

В этот момент я обрела союзника и друга на долгие годы.

Мы немедленно отправились в туалет отрывать белый кружевной воротник. Успех сопутствовал нам, но только наполовину. Воротник сопротивлялся стоически. Мы смогли отодрать его с одной стороны, но не смогли с другой. Маленького Шнобеля это не смутило. Он сказал, что остатки воротника надо временно заправить вовнутрь. И добавил:

– Сегодня будет занятие по аппликации, возьмем ножницы и отрежем остальное.

Если у Маленького Шнобеля появлялась цель, он всегда придумывал план или несколько планов для ее достижения. Временные неудачи его не останавливали. Он не отступал. Он искал другие решения.

Занятие по аппликации началось по расписанию, но ножницы были недоступны. Белый стаканчик с тремя парами стоял на воспитательском столе. Было понятно, что нам их не дадут. Маленький Шнобель помолчал в раздумье некоторое время, а потом сказал:

– Нам нужны одни любые ножницы. Ненадолго. Возьмем? А потом положим обратно. В этом нет ничего плохого. Никто не пострадает, а ты будешь счастливее.

Это был принципиальный подход Маленького Шнобеля. Оценивая возможный исход ситуации, он считал число людей, ставших более счастливыми и, наоборот, пострадавших. Это был его критерий правильности поступков. Почти всегда.

– Но как, Маленький Шнобель? – спросила я про добычу ножниц, почти смирившись с тем, что в этот раз победа не будет полной.

– Я возьму ножницы, когда воспитательница отвлечется, и спрячу, перед прогулкой мы отрежем воротник и вернем ножницы на место, – заявил Маленький Шнобель.

– Кто-нибудь увидит и наябедничает, тебя будут ругать, ножницы заберут, мы не успеем ничего сделать, – спрогнозировала я.

Вероятностный подход и мысленный эксперимент были моими сильными сторонами с раннего детства. Однако в ответ Маленький Шнобель предложил ситуацию, когда все пойдет так, как нужно нам.

– Надо чтобы все посмотрели в другую сторону, тогда я смогу взять ножницы, – сказал Маленький Шнобель.

Это было разумно, но пока недостаточно конкретно.

– Ника, ты же здорово поешь, – продолжил Маленький Шнобель, – можешь спеть громко и не останавливаться, чтобы воспитательница Ольга Павловна смотрела на тебя и подошла к тебе? Это не меньше двух куплетов с припевами.

– Могу спеть сколько угодно куплетов. Но вдруг она не подойдет? Некоторые, наоборот, уходят, потому что я пою хорошо и громко, а они любят воспринимать мощь и красоту издалека, – засомневалась я.

Маленький Шнобель опять задумался, пару раз забрался на стул и спрыгнул с него. Приземлившись во второй раз, он сказал:

– А ты заберись под стол и пой оттуда повыразительнее, тогда воспитательница точно подойдет посмотреть.

Разум Маленького Шнобеля был в отличной форме. Я оценила его решение положительно, кивнула и уточнила детали:

– Хорошо, я заберусь под стол и спою. А куда ты спрячешь ножницы?

– В карман или в штаны, если в карман не поместятся, – ответил он.

– Знаешь, Маленький Шнобель, – сказала я, – не прячь ножницы в штаны. Положи на полку между книжками или за цветочный горшок.

В тот момент я, возможно, отвела угрозу от всего рода Шнобелей. Но тогда этого никто не оценил. Я отправилась под стол. А Маленький Шнобель перебрался поближе к столу воспитательницы.

Вы еще не знаете, но в детстве я любила петь. На тот момент я знала две песни от начала и до конца, одну про «день победы порохом пропах», а другую про «вставай проклятьем заклейменный». Я нашла старые пластинки в чулане, а мама научила меня включать древний проигрыватель. Я прослушала эти музыкальные произведения много раз, выяснила смысл слов и исторический контекст у мамы, запомнила текст и научилась их петь. Если я пела одну из этих песен, никто не мог меня перепеть ни при каких условиях. Обе песни не очень подходили для исполнения под столом в детском саду, но выбора не было, да и Маленький Шнобель уже занял исходную позицию.

Я забралась под дальний от воспитательницы стол, сделала пару могучих вдохов, чтобы меня было слышно в каждом углу и начала петь. Сидя на корточках под столом, петь оказалось неудобно. Выразительности было мало и мощи не доставало, и я легла на пол, раскинув руки и ноги, и слыша обоими ушами, как мой голос резонирует со столом надо мной, и видя, как маленькие ноги подбираются к столу и маленькие лица заглядывают в мое сценическое и культурное пространство. Это был прекрасный момент, я до сих пор отлично помню его.

Воспитательница подошла довольно быстро. Я увидела ее туфли, а потом показалось ее заинтересованное лицо, опустившееся ниже столешницы, но петь я не перестала. Во-первых, Маленькому Шнобелю нужно было время, чтобы добраться до ножниц, и время, чтобы спрятать их. Во-вторых, мне всегда казалось, что если поешь такую песню как «вставай проклятьем заклейменный», то надо допевать до конца. Песня такая, это же не калинка-малинка. Я любила вдохновляющие песни.

В общем, этот день удался. Я спела песню в конспирологических целях, окруженная заинтересованными слушателями. Маленький Шнобель раздобыл и спрятал ножницы у выхода из игровой комнаты, и мы ими воспользовались в туалете перед прогулкой. Степень уродливости платья была существенно редуцирована. Наш совместный проект оказался успешным. И это был заслуженный успех, а не слепое везение.

Когда группу вывели на прогулку, мы с Маленьким Шнобелем радовались и обсуждали другие идеи по исправлению моего гардероба. Возникла мысль изобильно использовать черную краску во время уроков рисования. Мне нравился черный цвет. А Маленький Шнобель сказал, что из меня получится красивый черный не-квадрат или звезда и я стану живым арт-объектом.

Дополнительно возникла идея основательно описаться, тогда бы мне разрешили ходить в группе в гулятельных штанах. Павлик, который по-дружески съедал мои рыбные котлеты, иногда писался по независящим от него причинам возрастного характера, и ему надевали уличные штаны, если не было запасных.

Маленький Шнобель сказал, что хотя мы и молодцы, что справились с платьем, моей маме, раз она хорошая, можно все рассказать и сказать, что мне больше нравятся штаны с футболками. Она, наверно, поругает, но не исключено, что согласится. Потом он подумал и добавил:

– Только сперва попроси ее не сердиться, а постараться тебя понять.

Мой друг просто сыпал мудростью. И я спросила:

– А ты откуда такое знаешь?

– Это мой дедушка-философ посоветовал говорить в спорных случаях с родителями, – ответил Маленький Шнобель.

Я кивнула, это было очень круто. Дедушку-философа я никогда не видела. Он редко забирал Маленького Шнобеля из садика. Но его авторитет в моих глазах был чрезвычайно высок.

Когда мама пришла за мной, воспитательница подошла к ней, чтобы переговорить. Она посоветовала вечером меня не нагружать и понаблюдать, потому что я была возбуждена больше, чем обычно. Мама встревожилась, покачала головой и спросила тихо:

– День Победы?

Воспитательница чуть вдохнула, выдохнула, участливо посмотрела на маму и сказала:

– Интернационал.

Мама сделала рука-лоб, чуть качнула головой, на секунду прикрыла глаза, выслушала краткие подробности, поблагодарила воспитательницу и повернулась ко мне. Я уже ждала ее в пальто, излучая радость и удовлетворение от насыщенного и результативного дня. Мы отправились домой. Мама не знала, но ей предстоял серьезный разговор.

Впрочем, она сама посматривала на меня как-то особенно. По дороге домой мы погуляли, зашли в книжный магазин, где хорошо пахло, и мама купила мне очередной том детской энциклопедии. Когда мы вышли из магазина, мама пошла в разведку.

– Ника, – начала она, – воспитательница Ольга Павловна рассказала, что ты сегодня пела.

Я вообще-то не хотела отвлекаться от энциклопедии и как раз пыталась начать ее листать на ходу. Но мама продолжала:

– Ника, расскажи мне, пожалуйста, почему ты пела из-под стола.

Я закрыла энциклопедию. Все равно на ходу не получится ничего разглядеть и, тем более, прочитать. Я посмотрела на маму, вспомнила рекомендации Маленького Шнобеля и спросила:

– А ты не будешь сердиться и постараешься понять меня?