Мурцовка. Том первый

– Доброе утро, Дима. – сказал Баранов и увидел, как испуганно стрельнули глаза служащего.

– Ой, Сергей Михайлович простите, просто, – он запнулся, – не узнал. Вид у вас такой странный.

– Роль для театра репетирую. – весело отозвался писатель.

– Так вы ж вроде того, писатель.

– Теперь ещё и актёр. – соврал Баранов. – Сейчас модно многостаночником быть. – туманно завершил разговор Сергей и пошёл к лифту.

– Денег им не хватает, что ли, на двух работах работать. – прошептал консьерж и вернулся к более важным и насущным делам.

Благословенный горячий душ тёр струями уставшее от загородной поездки тело. Мужчина положил обе руки на рифлёный кафель, красующийся на стене, и подставлял под мощную струю плечи, затылок, голову. С водой утекали все проблемы, жалость к себе испарилась ещё на той заправке, где он провёл ночь и где сейчас, кроме Артёма жила одна из его книг. Мужчина снова возвращался к жизни и был полон энергии и сил, хотя на данный момент хотелось одного, чтобы побыстрее привезли заказанную еду, чтобы в виске, наполняющем бокал, тихонько плавился лёд, и в нужный момент появилась одна из фей, работающая в агентстве, услугами которых писатель Баранов иногда пользовался.

Всё было доставлено вовремя, и жизнь снова начала наполняться смыслом. Стейк легко промялся под режущей сталью ножа, виски ароматно клубился в ноздрях, а девушка, обдав юным жаром уставшее тело писателя, долго торговала возле него своей наготой, тревожила и без того истосковавшееся по женскому началу либидо, но потом, уступив уговорам мужчины, покорно легла в постель, и вскоре Баранов, тяжело пыхтя, лежал рядом и думал о том, что идея со спортом была неплохая и нужно бы вернуться в зал, а то скоро ему придётся прибегнуть к фармакологии, чтобы не вычеркнуть из списка жизненных удовольствий плотские утехи.

Уже позже вечером, перебрав все необходимые для полноценного возращения в городскую суету дела, провожая хохотушку Але?ксию, как она себя называла, Сергей споткнулся о принесённую в дом коробку. Писатель усмехнулся, что это скопище чужого хлама как-то доехало из почившего лесного домишки до его роскошной квартиры на Петроградке, а значит заслуживает внимания. И сейчас, пребывая в благодушном настроении, он подцепил одну из тетрадей, похожих на ту, что сгорела вместе с домом и, опустившись в кресло-качалку, углубился в чтение:

«Мы словно застыли в невесомости. Она и я! Ничего не происходит, мы просто вращаемся друг вокруг друга и никак не можем поймать в фокус наши отношения. Мы разные! У нас нет общей точки сборки, где можно было бы заземлиться и протянуть друг к другу руки, сжать в объятиях ускользающую нежность и запечатлеть это мгновение в вечном танце исчезающей жизни. Я люблю её, но не могу сказать, я вижу по утрам её голые плечи, но не могу признаться, что моё сердце ломается о чувства, переполняющие меня. Я не могу показать мужскую слабость перед женщиной, я всегда с ней небрежен и насмешлив и это как наждак сдирает кожу до мяса, моя чувственность живёт в страшной клетке, из которой нет выхода. Моя любовь не имеет права жить в полный голос, потому что я сам так захотел. Я каждый день вспоминаю, как мы с ней познакомились…»

Глава 2

Роман «КОНТРАБАС». Сергей Баранов.

Ленинградская область. Лето 1985 год.

«Жёсткая щётка августовской, выжженной солнцем травы больно впивалась в голые ребячьи ступни, но мальчишка продолжал упорно бежать, подгоняемый скорым ветром и полыхающей на горизонте грозой, что тащила за собой сливовые полосы приближающегося ливня. Пацанёнок был уже на краю поля, и до дома оставалось рукой подать, но новый порыв ветра догнал его, и первые капли оросили давно ждущую влаги землю. Егорка влетел под навес и стал смотреть, как дождь метко лупит по крышкам чанов, где пузырились сизой пеной давно забродившие сливы и яблоки, как вода мелкими строчками стекает с рифлёной крыши, барабанит по деревянной столешнице и повисает на проржавевших от дыхания скорой осени листьях, растущих на садовых деревьях.

– Егорка, ты где? – крикнула бабушка с веранды и, увидев жмущегося к стенке сарая внука, заулыбалась, взяла большой, старый зонт и пошла за ребёнком.

– Пойдём в дом. – сказала она и сразу нахмурилась. – А это что?

Под глазом у Егора расплывался большой бордовый фингал, а верхняя губа была рассечена и было видно, что мальчишка держится из последних сил, чтобы не заплакать.

– Рассказывай. – заводя внука в дом, сказала пожилая женщина. Она оставила зонт на крыльце, а сама быстрым шагом пошла к плите и уменьшила огонь под большой кастрюлей, где в паром исходило варенье.

– Не страшно. Это мужские дела. – буркнул мальчик и сел за стол.

– Ну ладно, – пожала плечами прогрессивно настроенная бабушка, которая не считала нужным отбирать у ребёнка мужскую гордость прямо с детства, как это делали многие родители, тщательно опекающие своих чад. – Блины будешь? Варенье готово.

– Буду. – покивал Егор, которому явно не терпелось рассказать о произошедшем. – Ба, а почему они тебя плохой называют и говорят, что к тебе милиция придёт.

– Кто они? – улыбнулась женщина.

– Ну эти, тётьки Катьки сынки. Они сказали, что тебя в милицию заберут, за то, что ты их папку спаиваешь.

– Ох, милый, у их папки денег нет, чтобы мою мурцовку пить. Он за реку таскается к Силантьевым, они дешёвую хань делают. Катя попыталась к ним сунуться, они её некисло отоварили, и теперь она всю злость на мне срывает, потому что их боится.

– А к тебе правда милиция придёт?

– Конечно. Наш участковый почти каждый вечер приходит, – бабушка улыбнулась, – он мою мурцовку очень уважает.

Бабушкина плодово-выгодная мурцовка славилась на всё село и даже на район, ни у кого не было такого самогона с ярко выраженным фруктовым ароматом, чистым вкусом и богатым шёлковым послевкусием. Никто, кроме неё, так тщательно не заботился о сырье, не перебирал ягоды, не примораживал сливы, чтобы давали больше сладости и благоухания.

– А почему у тебя такая эта твоя мурцовка вкусная получается? – спросил Егор. – Почему её так все любят?

– Потому что я делаю всё по совести, – просто ответила бабушка, – вырастишь, тебе все свои рецепты передам. Будешь тоже мурцовку делать.»

Санкт-Петербург. Лето 2007 год.

Егор плохо помнил своё детство, но этот разговор и то, как однажды зимой в их городской квартире раздался звонок, и родители бегали с перекошенными лицами, а Егор только слышал обрывки фраз, плач мамы и дрожащий голос отца, который объяснял родственникам, что бабушку Егора убили в собственном доме.

– А я ей говорил, не связывайся с ними. А мать твоя вон какая упрямая была, – сокрушался отец, – а её Силантьев давно предупреждал, чтобы прекратила.

Так закончились полные счастья, света и тепла летние дни, которые он проводил у бабушки…

Егор вдруг резко подскочил на кровати, протёр сонное лицо и, посмотрев на спящую рядом девицу, огляделся.

– Ох, – только и сумел он выдавить из себя, глянув на умирающую лёгкими сумерками летнюю питерскую ночь, и пошёл в душ. – Два часа, что ли, всего спал? – пробормотал он, бросив взгляд на часы .

– Ты куда? – сонно донеслось с кровати.

– На кудыкину гору. – резко обрезал утреннее приветствие Егор, который терпеть не мог просыпаться в чужих местах, да ещё и не один.

– Ты помнишь, что нас сегодня пригласили на Финский залив на тусу.

– Нет.

– А мы мне платье купим?

Егора уже сильно начинала раздражать девица, которая вчера под алкогольными парусами казалась вполне сносной для короткого флирта, но она как-то умудрилась остаться с ним на ночь, и теперь ей нужно платье. Мужчина посмотрел на себя в зеркало, взлохматил тёмную короткую шевелюру, потянулся всем загорелым телом и, быстро ополоснувшись, стал собираться.

– А ты куда? – спросила девица, выглядывая из-под одеяла.

Смекнув, что такие понятия, как работа, для неё убедительны не будут, Егор натянуто улыбнулся и сказал:

– За платьем.

– Ой, как здорово, – пискнула она, вывалилась из постели и уже через пять минут натягивала на несколько угловатое и непонятно как понравившееся Егору тело какую-то короткую блестящую тряпку. – Слушай, а ещё я голодная, жесть. Рядом с этим отелем есть потрясное место, там афтерпати бомбические. Паризьен.

– Платье. Паризьен. – но замерев на полуслове, Егор остановился, перед его глазами промелькнул сон, неожиданно свалившийся на него сегодня ночью, и Егор улыбнувшись пробормотал. – Мурцовка. – Егор набрал номер и после того, как на другом конце подняли трубку, сказал. – Мам, прости, что так рано, а у бабушки никаких записей не оставалось? Как она свою мурцовку делала.

– Егор, если ты помнишь, твою бабушку эта чёртова мурцовка до могилы довела. – строго сказала мама. – Ты сегодня заедешь?

– Да. Если ты найдёшь записи. – ласково сказал молодой человек.

Повесив трубку, Егор вспомнил где он и, развернув вертлявую девицу за плечи, повёл её на выход.

***