Скорбь сатаны

Они оба опять поклонились, и на этот раз мистер Эллис тоже пожал мне руку.

— Мы сделаем все возможное, мистер Темпест, неправда ли, Бентам? — Бентам серьезно кивнул головой, — а теперь, как вы думаете, Бентам, сказать или не сказать?..

— Может быть, — ответил Бентам сентенциозно, — лучше было бы сказать.

Я посмотрел на одного и на другого, не понимая, чего они добиваются; наконец, мистер Эллис, нервно потирая себе руки, с нерешительной улыбкой решился объясниться.

— Дело в том, мистер Темпест, что у вашего покойного родственника была какая-то странная идея: — он был умный и рассудительный человек… но если бы он продолжал жить, то кончил бы сумасшествием; это было бы крайне нежелательно, так как помешало бы ему столь разумно распорядиться с своим состоянием… К счастью для вас и для него, он совладел со своей идеей и до последнего своего дыхания сохранил в целости всю свою деловитость и прямолинейность. Но, тем не менее, эта идея ни минуты не покидала его, не правда ли Бентам?

Бентам глубокомысленно посмотрел на черное пятно, украшавшее потолок над газовым рожком.

— Да, да, — вздохнул он, — я думаю, что наш агент был вполне уверен в правильности своего убеждения…

— Но в чем же суть? — воскликнул я в раздражении — Что же? Он, может быть, хотел получить патент на какое-нибудь изобретение, в роде усовершенствованного летательного аппарата, на которое пришлось бы пожертвовать все свое состояние?

— Нет, нет, — и мистер Эллис засмеялся над неправдоподобностью моего предположения. — Нет, дорогой сэр, механические и коммерческие дела не прельщали его. Старик был слишком, как бы это выразить, — слишком настороже перед всяким прогрессом, чтобы тратить деньги на новшества. Видите ли, мне не совсем удобно передать вам то, что в действительности было лишь фантастической выдумкой нервного человека, но откровенно говоря, мы сами не знаем, как он нажил свое огромное состояние, не правда ли Бентам? — Бентам медленно покачал головой, сложив губы в трубочку.

— Он поручал нам большие суммы и советовался насчет наилучшего размещения их, и нам было безразлично откуда явились эти суммы, не так ли Бентам?

Бентам вторично склонил голову.

— Нам поручали деньги, — повторил Эллис, нежно прикладывая концы своих пальцев один к другому, — и мы старались заслужить доверие, действуя с умеренностью и преданностью. И только несколько лет после того, как мы начали заниматься его делами, ваш почтенный родственник открыл нам свое странное, ошибочное убеждение, которое вкратце сводилось к следующему: наш клиент, будто бы, продался дьяволу, и ценой этой сделки и было его огромное состояние!

Я разразился неудержимым смехом.

— Какая глупость, — воскликнул я. — Несчастный! Он, верно, страдал расслаблением мозга; или может быть, просто говорил аллегорически?

— Не думаю, — ответил мистер Эллис полувопросительно и не переставая гладить себе руку, — не думаю, чтобы наш агент употреблял выражение: «продаться дьяволу» в переносном смысле; не так ли, мистер Бентам?

— Я убежден, что нет, — сказал Бентам серьезно, — он говорил о сделке, как о настоящем совершившемся факте.

Я засмеялся, но в этот раз не так весело:

— Что же, мало ли фантазий бывает у людей? ничего нет удивительного, что еще существуют лица, верующие в черта, но для человека вполне рассудительного…

— Да… н… да, — прервал меня Эллис, — ваш родственник, мистер Темпест, был вполне рассудительный человек, и единственная непонятная его идея была именно эта. Может быть, и не стоило об этом говорить… хотя с другой стороны (мистер Бентам верно согласится со мной), все таки лучше, что мы откровенно высказались.

— Это для нас большое облегчение, — прибавил мистер Бентам.

Я улыбнулся, встал и простился с обоими чудаками. Они поклонились мне одновременно; совместная жизнь и работа превратили их чуть ли не в близнецов.

— До свидания, мистер Темпест, — сказал Бентам, — будьте уверены, что мы будем следить за вашими интересами так же усердно, как мы следили за интересами покойника. Если при случае вам захочется с кем-нибудь посоветоваться, мы всегда к вашим услугам. Позвольте вас спросить, не угодно ли вам взять немного денег вперед?

— Нет, благодарю вас, — ответил я и мысленно поблагодарил князя за то, что он поставил меня в столь независимое положение, — я вполне обеспечен.

Мой ответ, кажется, удивил поверенных, хотя вида они не подали. Они записали мой адрес и послали своего помощника открыть мне дверь. Я дал ему гинею, прося его выпить за мое здоровье, на что он радостно согласился, — потом побрел пешком, стараясь верить, что я не болен и действительно владею пятью миллионами фунтов. Завернув за угол, я неожиданно наткнулся на того самого редактора, который накануне возвратил мне мою рукопись.

— Алло, — воскликнул он, увидав меня.

— Алло, — повторил я.

— Куда вы? — продолжал он, — вы, все еще стараетесь пристроить ваш злосчастный роман? Поверьте мне, мой добрый друг, он никуда не годится…

— Нет, годится, — ответил я спокойно, — я намерен издавать его сам.

Редактор встрепенулся. — Как, вы хотите сами издать его? Силы небесные! Да это будет вам стоить шестьдесят — семьдесят, пожалуй, сто фунтов!

— Мне все равно, даже если это будет стоить тысячу.

Лицо редактора вспыхнуло, и глаза удивленно расширились.

— Я думал… простите меня, — проговорил он заикаясь, — я думал, что с деньгами у Вас проблемы.

— Мое положение изменилось, — ответил я сухо.

Растерянный вид моего собеседника и удивительный переворот в моей судьбе, к которому я еще никак не мог привыкнуть, так повлияли на меня, что я не мог удержаться и засмеялся громко, почти истерично. Редактор испуганно оглянулся, как бы желая незаметно улизнуть, я схватил его за руку.

— Послушайте, — сказал я, стараясь пересилить свою истерическую веселость. — Я не сошел с ума, не думайте этого, я просто миллионер! — И я опять неудержимо расхохотался: положение казалось мне чересчур смешным. Но почтенный издатель, по-видимому, действительно был испуган до такой степени, что я сделал над собой усилие и успокоился.

— Даю вам честное слово, что я не смеюсь — это сущая правда! Вчера вечером я нуждался в обеде, и вы, как добрый малый, предложили меня накормить, — сегодня у меня пять миллионов фунтов стерлингов; не смотрите на меня так удивленно, а то с вами сделается удар; как я уже докладывал вам, я теперь издам свою книгу на собственный счет, — и она будет пользоваться успехом, за это я вам ручаюсь. Я не шучу, я говорю серьезно и непоколебимо, как сама судьба. Теперь, сейчас, в моем бумажнике больше денег, чем нужно, чтобы напечатать мой роман.

Я выпустил руку редактора; он отшатнулся изумленный и растерянный.

— Боже мой! — пробормотал он, — это похоже на сон; я никогда ничем не был так поражен, как этим известием.

— Так же как и я, — сказал я, с трудом удерживаясь от второго припадка хохота. — Но странные вещи случаются не только в сказках, но иногда и в действительности. И книга, отвергнутая строителями, — я хочу сказать, чтецами, будет угольным камнем строения, или успехом настоящего сезона! Что вы возьмете, чтобы издать ее?

— Возьму? я? Вы хотите, чтобы я издал ее?

— Да, конечно, отчего же нет? Если я предлагаю вам заработок, неужели стая оплаченных вами чтецов могут помешать вам принять его. Вы не раб, и мы живем в свободной стране. Я знаю, кто занимается приемом рукописей в вашей конторе, — старая дева пятидесяти лет, никогда не любимая и никому не нужная — бездарный литератор, изливающий свою желчь в едких заметках, на полях даровитых сочинений; скажите мне, во имя всех святых, зачем вы доверяете таким некомпетентным лицам? Я заплачу вам за издание, какую хотите высокую цену, и еще набавлю в виде признательности за ваш покладистый нрав. — Ручаюсь вам, моя книга не только создаст мне славу, как автору, но и вам, как издателю. Я буду рекламировать ее во всю, и подкуплю всех критиков… Все в нашем мире возможно, когда есть деньги…

— Подождите, подождите, — перебил меня редактор, — все это так неожиданно, дайте мне возможность обдумать Ваше предложение.

— Даю вам один день на размышления, — перебил я, — но ни секунды больше. Если вы не согласитесь, то я найду кого-нибудь другого, и он наживется вместо вас; вот и вся разница! Будьте умны, мой друг, а пока, доброго Вам дня.

Редактор стремительно бросился за мной.

— Остановитесь; вы говорите так странно, так дико, почти бессвязно. У вас голова совсем вскружилась.

— Да, но в хорошую сторону.

— Боже мой, — и он мягко улыбнулся, — вы не даете мне времени поздравить вас. Поздравляю вас от всей души! — И он сильно сжал мне руку. — А что касается книги, то на самом деле в ней нет крупных недостатков; некоторые рассуждения слишком резки и навряд ли понравятся публике, вот и все. Домашние скандалы составляют в наше время самый благодарный сюжет, но я подумаю и пришлю вам ответ; куда прикажете?

— В «Гранд-Отель», — ответил я, забавляясь внутренне его замешательством, — я знал, что в голове он уже прикидывал цены и размышлял, сколько можно будет с меня стянуть для удовлетворения моего литературного увлечения. — Зайдите сами; приходите просто обедать или завтракать; только предупредите меня, а то рискуете меня не застать. Только не забывайте, я даю вам срок до завтра, в этот промежуток времени вы должны сказать решительное: «да» или «нет».

С этими словами я оставил редактора, тупо смотревшего мне вслед, как будто какое-то невиданное чудовище упало с неба к его ногам. Я продолжал свой путь, внутренне смеясь минувшему разговору, пока удивленные лица встречающихся мне людей не заставили меня прийти в себя и скрыть волновавшие меня мысли. Я шел быстро и, благодаря этому, мое возбуждение улеглось, и я вошел в нормальное состояние флегматичного англичанина, считавшего верхом неприличия выказывать какие-либо чувства. Я употребил остальные часы утра на покупку готового платья, которое на счастье пришлось мне в пору, и дал самый обширный заказ самому дорогому портному Лондона, обещавшему выполнить все скоро и аккуратно. После этого я послал хозяйке моей бывшей квартиры должные ей деньги, с придачей 5 фунтов, в виде благодарности за ее долготерпение и доброту, пока я проживал в ее мрачном доме, и в очень веселом настроении духа, подбодренный моим обновленным платьем, я вернулся в «Гранд-Отель». Встретивший меня лакей с подобострастной учтивостью доложил мне, что «его сиятельство» дожидается меня к завтраку в своих апартаментах. Я направился туда и застал моего нового друга одного в своей роскошной гостиной; он стоял в полном освещении среднего окна и держал в руках длинный хрустальный ящичек, на который смотрел с почти любовной заботливостью.

— Ах, Джеффри, вот и вы, — воскликнул он, — я надеялся, что вы покончите с делами до завтрака, и поджидал вас.