Зиска. Загадка злого духа

– Вот именно, – блеснув глазами, ответил Жерваз. – Полагаю, мне бы удалась эта роль!

– Вы с успехом сыграли бы любую роль, – любезно ответил доктор. – А роли любовников большинству мужчин удаются как нельзя лучше!

Княгиня с улыбкой перевела на него взгляд. Золотой скарабей – брошь у нее на груди – зловеще блеснул в свете луны, и таким же зловещим блеском отозвался взгляд черных глаз.

– Может, поболтаете со мною? – предложила она, непринужденно положив руку на плечо доктору. – Я устала, а разговоры всех прочих гостей так банальны! Месье Жерваз, кажется, готов танцевать со мной всю ночь, но мне лень. Неистощимую энергию лучше оставить леди Фалкворд и всем этим английским мисс и мадам – а я люблю покой.

– Как и большинство русских женщин, я полагаю, – заметил доктор.

Она рассмеялась:

– Я не русская!

– Знаю. Я никогда так и не считал, – спокойно ответил он, – но все прочие в отеле пришли к заключению, что вы из России.

– Они все ошибаются! Как мне их разубедить? – воскликнула княгиня, очаровательно приподняв брови.

– Никак! Оставьте коснеть в невежестве. Я не стану их просвещать, хотя знаю, откуда вы родом.

– Знаете? – При этих словах какая-то тень омрачила ее черты. – Но, возможно, вы тоже ошибаетесь!

– Не думаю, – вежливо, но твердо произнес доктор Дин. – Вы египтянка. Родились в Египте; порождены Египтом. Чистый Восток! В вас нет ничего западного. Разве не так?

Зиска бросила на него загадочный взгляд.

– Вы очень близки к истине, – ответила она, – и все же не совсем правы. Да, изначально я из Египта.

Доктор Дин удовлетворенно кивнул.

– Изначально! Вот именно! Это я и имел в виду. Изначально! Позвольте проводить вас на ужин.

Он протянул ей руку, однако тут вперед торопливо шагнул Жерваз.

– Княгиня… – начал он.

Она только отмахнулась.

– Дорогой мой месье Жерваз, мы ведь не в пустыне, где вожди бедуинов делают что хотят! Мы в современном каирском отеле, и все добрые английские мамочки будут страшно шокированы, видя, что мы с вами не отходим друг от друга. Припомните, я танцевала с вами уже пять раз! И потанцую еще раз, перед отъездом. Когда начнется наш вальс, найдете меня в комнатах наверху.

Она двинулась прочь, опираясь на руку доктора Дина, а Жерваз угрюмо смотрел им вслед. Когда княгиня скрылась, он закурил и принялся ходить взад-вперед по террасе, хмуря брови в какой-то нелегкой думе. Вдруг темный человеческий силуэт скрыл от него луну, и на плечо ему легла рука Дензила Мюррея.

– Жерваз, – начал Мюррей хрипло и как бы с трудом, – мне нужно с тобой поговорить.

Жерваз окинул его взглядом, с добродушно-сочувственной усмешкой подметив и бледность лица, и дикий блеск глаз.

– Выкладывай, дружище.

Дензил смотрел на него, закусив губы и сжимая кулаки, словно изо всех сил пытаясь сдержать ярость.

– Княгиня Зиска… – начал он – и умолк.

Жерваз улыбнулся и щелчком стряхнул пепел с сигареты.

– Княгиня Зиска, – повторил он. – Да? И что с ней? Кажется, ни о ком больше во всем Каире не говорят. Любой человек в этом отеле каждый разговор начинает с тех же слов, что и ты: «княгиня Зиска»! Честно сказать, очень смешно!

– А мне не до смеха, – с горечью отвечал Дензил. – Для меня это дело жизни и смерти. – Он снова остановился; Жерваз ждал, глядя на него с любопытством. – Мы с тобою, Жерваз, всегда были добрыми друзьями, – продолжал Дензил, – и я не хочу, чтобы что-то встало между нами. Так что, думаю, лучше всего мне набраться духу и высказать все начистоту. – Дензил снова поколебался, побледнел еще сильнее, а затем в глазах его вспыхнуло пламя, и он объявил: – Жерваз, я люблю княгиню Зиска!

Жерваз отбросил сигарету и расхохотался с каким-то диким весельем в голосе.

– Очень жаль, мой милый! Очень-очень жаль – и тебя, и меня! Всем сердцем и душой оплакиваю я положение, в котором мы оба оказались. Обоим нам не повезло, но ничего тут не поделаешь. Ты любишь княгиню Зиска – и, клянусь всеми богами Египта и христианского мира, я тоже ее люблю!

Глава 4

Дензил отшатнулся, затем импульсивно бросился к Жервазу: лицо его побагровело, глаза пылали яростным огнем.

– Ты? Ты ее любишь? Как?! Всего за какой-то час – ты!.. Ты столько раз мне хвастался, что у тебя нет сердца, что в женщинах ты видишь лишь модели для своих полотен – а теперь говоришь, что любишь женщину, которую до сегодняшнего вечера никогда не видел?!

– Хватит! – вдруг помрачнев, прервал его Жерваз. – В этом я не уверен. Нет, я точно ее видел – пусть и не могу припомнить где. Но огонь, взволновавший мою кровь, определенно разожжен какой-то старой, ныне ожившей страстью. И глаза этой женщины, которая свела с ума нас обоих, – о, друг мой, не святость они излучают, вовсе нет! Будем оба честны. В облике Madame la Princesse[20 - Госпожа княгиня (фр.).] есть нечто злое – и оно взывает ко злу в нас самих. Если это зло подчинит нас и увлечет за собой – tant pis pour nous![21 - Тем хуже для нас (фр.).] Тебя мне жаль более, чем себя: ты хороший парень, au fond[22 - В сущности (фр.).], в тебе есть то, что мир нынче учится презирать, – искреннее чувство. Я не таков – как я и говорил, у меня нет сердца. Но страсти есть – поистине тигриные страсти, и я не намерен оставлять их неудовлетворенными: суть моей жизни в том, чтобы исполнять все свои желания!

– И это желание ты тоже намерен исполнить?

– Даже не сомневайся! Если удастся.

– Тогда… ты был мне другом, больше ты мне не друг! – яростно вскричал Дензил. – Боже мой! Как ты не понимаешь? Моя кровь так же горяча, как твоя: и ни одной улыбки, ни одного взгляда княгини Зиска я тебе не уступлю! Нет – скорее убью тебя!

Жерваз ответил ему спокойным взглядом.

– Да неужели? Pauvre garcon![23 - Бедный мальчик (фр.).] Ты совсем еще мальчишка, Дензил… кстати, сколько тебе лет? Ах да, припоминаю: двадцать два. Всего двадцать два – а мне уже тридцать восемь. Если измерять жизнь одним лишь прожитым временем, твоя для тебя ценнее, чем моя для меня. Так что, если хочешь, можешь убить меня – пожалуй, хоть сейчас. Вот у меня и кинжал на поясе, кажется, острый: пользуйся на здоровье. Только, ради всего святого, не болтай, а действуй! Ты можешь меня убить – разумеется; но запомни, Дензил, никак и ничем ты не заставишь меня разлюбить женщину, в которую влюблены мы оба! И вот что я думаю: вместо того чтобы рычать друг на друга под луной, словно два сценических злодея былых времен, давай поступим как разумные люди: предоставим выбор даме. Что скажешь? Ты знаком с ней уже много дней, я – всего два часа. У тебя есть фора, и жаловаться тебе не на что. – С этими словами Жерваз отстегнул с пояса бедуинский кинжал и, держа его за лезвие, шутливо протянул Дензилу. – Один удар, дорогой мой храбрец! – продолжал он. – И ты навеки погасишь лихорадку в моих жилах – лихорадку по имени Зиска! Но если не нанесешь убийственный удар, она будет разгораться, пока не достигнет величайшей силы, и тогда…

– И тогда?.. – словно эхо повторил Дензил.

– Тогда… одному Богу известно, что тогда!

Дензил с жестом отвращения оттолкнул предложенный кинжал.

– Можешь шутить, если охота, – заявил он. – Ты вечно шутишь. Но ты не знаешь, не можешь вообразить, что за ужасные мысли меня одолевают! Мысли, значение которых я страшусь раскрыть даже самому себе. Есть доля истины в твоих легкомысленных словах: я знаю, инстинктивно чувствую, что очарование женщины, которую люблю, – недоброе очарование, что в нем есть что-то злое. И что с того? Разве нельзя влюбиться в порочную женщину?

– Только в такую и можно! – решительно ответил Жерваз.

– Жерваз, что за муки я терплю с тех пор, как впервые увидел ее лицо! – вскричал несчастный юноша; самообладание его дало трещину. – Ты не представляешь, во что превратилась моя жизнь! Ее глаза сводят меня с ума; легчайшее прикосновение ее руки, кажется, незримо увлекает меня…

– К погибели! – закончил Жерваз. – Обычный финал путешествия, в которое нас, мужчин, завлекают хорошенькие женщины.

– И теперь, – продолжал Дензил, едва ли его слыша, – когда я и так в отчаянии, еще ты добавляешь мне страданий! Что за злая судьба привела меня в Каир?! Теперь у меня с ней нет шансов: разумеется, ты выйдешь победителем. И ты еще удивляешься, что я готов тебя убить?

– О, я ничему не удивляюсь, – преспокойно отвечал Жерваз. – Разве только, пожалуй, самому себе. И с величайшим чувством повторяю твои слова: что за злая судьба привела меня в Каир?! Не ведаю. Но теперь у меня есть причина здесь остаться. Дорогой мой Мюррей, давай не будем ссориться: пустая трата времени. Я ведь не сержусь на тебя за то, что ты влюблен в la belle[24 - Красавица (фр.).]