Скорбь Сатаны

– Вы в самом деле так считаете? – воскликнул он. – Как вы проницательны, любезный Джеффри Темпест, как проницательны! И неправы. Еще не рождалось на свете того, кто был бы столь порывистым и столь же целеустремленным, как я. Можете верить мне, или не верить – веру нельзя навязать. Если бы я сказал вам, что дружба со мной опасна, что мне по нраву все дурное, а не добродетельное, и что советы мои неблагонадежны – что бы вы ответили на это?

– Сказал бы, что вы странным образом недооцениваете самого себя, – ответил я, вновь раскурив сигару и несколько удивляясь его серьезности. – И что моя приязнь к вам не уменьшилась бы, а напротив, возросла – хотя куда уж больше.

При этих словах он уселся и пристально уставился на меня своими черными глазами.

– Вы, Темпест, напоминаете мне столичных красавиц – тем всегда нравятся отъявленные негодяи!

– Но ведь вы не негодяй, – возразил я, безмятежно попыхивая сигарой.

– Да, это так, но дьявольского во мне немало.

– Что ж, тем лучше! – сказал я, лениво потягиваясь в удобном кресле. – Надеюсь, что и во мне есть что-то от него.

– А вы в него верите? – с улыбкой спросил Риманез.

– В дьявола? Конечно, нет.

– О, это личность весьма занятная и легендарная, – продолжал князь, взяв новую сигару и медленно затягиваясь. – О нем ходит немало забавных историй. Представьте его падение с неба! «Люцифер, Сын Зари» – каков титул, каково первородство! Быть порождением Зари означает быть созданием из ослепительного, чистейшего света, чей яркий дух лучится миллионом рдеющих солнц, в чьих глазах сияет свет всех сверкающих планет. Блистательный, лучезарный, этот исполненный величия архангел стоял одесную самого Бога, и его неутомленному взору являлись величайшие воплощения божественного замысла и божественной мечты. Вдруг среди зарождающейся вселенной ему явился крохотный новый мир, и в нем существо, подобное ангелам, наделенное как силой, так и слабостью, как благородством, так и глупостью – необъяснимый парадокс, что должен был пройти сквозь все фазы жизни, чтобы, впитав дыхание и душу Создателя, коснуться духовного бессмертия, познать вечную радость. Тогда Люцифер, преисполнившись гневом, обернулся против владыки сфер и дерзновенно бросил ему вызов, вскричав: «Неужто ты создашь из твари слабой и жалкой ангела, подобного мне? Я восстаю против тебя и отрекаюсь от тебя! Се[3 - Се – устар., книжн., церк., поэт. То же, что вот.], если сотворишь человека по нашему подобию, я уничтожу его, как недостойного делить со мной величие твоей мудрости и сияние твоей любви! И Божий Глас, прекрасный и ужасающий, ответствовал: «Люцифер, Сын Зари, ты доподлинно знаешь, что перед ликом Моим ни единое слово не может быть сказано впустую и напрасно. Бессмертным дарована свобода воли, а посему поступай согласно слову своему! Да низвергнешься ты, гордый дух, с высокого престола – и ты, и товарищи твои! и не вернешься, пока сам человек не искупит твой грех! Каждая душа человеческая, что поддастся искушению твоему, станет новой преградой меж тобой и небесами; каждый из тех, что по воле своей отринет тебя и поборет, вознесет тебя выше к утраченному дому! Когда же тебя отвергнет весь мир, Я прощу тебя и приму назад – и только тогда».

– Мне еще не доводилось слышать подобную версию этой легенды, – сказал я. – Идея искупления дьявольского греха человеком – это что-то новое.

– Вот как? – Он по-прежнему внимательно наблюдал за мной. – Что ж, это один из вариантов случившегося, и притом не лишенный поэтичности. Бедный Люцифер! Разумеется, его изгнание будет длиться вечно, и расстояние меж ним и небесами расти каждый день – ведь человек никогда не поможет ему исправить свою ошибку. Человек быстро и с радостью отречется от Бога – но от дьявола никогда. Так что судите сами, как в сложившихся удивительных и роковых обстоятельствах этот «Люцифер, Сын Зари», Сатана или как его там еще называют, должен ненавидеть человечество!

– Что ж, и для него есть одно средство, – заметил я с улыбкой. – Ему не следует никого искушать.

– Вы забываете, что, согласно легенде, он обязан сдержать слово, – возразил Риманез. – Он поклялся перед Богом, что изведет человечество под корень – таким образом он должен исполнить клятву, если сумеет. Видимо, ангелы не могут давать клятву перед лицом Предвечного, не пытаясь ее исполнить – тогда как люди каждый день поминают имя Господа всуе, не имея ни малейшего намерения выполнять свои обещания.

– Все это несусветная чушь, – сказал я несколько нетерпеливо. – Все эти старинные легенды просто вздор. Вы хороший рассказчик, и говорили так, будто сами верили в сказанное, но лишь потому, что наделены даром красноречия. Сегодня никто не верит ни в дьявола, ни в ангелов – я, к примеру, не верю даже в существование души.

– Знаю, что не верите, – вкрадчиво подтвердил он. – И скептицизм ваш весьма удобен, так как освобождает вас от всяческой личной ответственности. Я вам завидую! Так как – стыдно сказать, но я склонен верить в наличие души.

– Склонен! – эхом откликнулся я. – Это абсурд – никто не в силах заставить вас склониться к какой-то там теории.

Он взглянул на меня с мимолетной улыбкой, но лицо его не стало светлее, а скорее омрачилось.

– Правда! Истинная правда. Подобной силы нет во всей вселенной – человек существо независимое, венец творения, повелевает всеми обозримыми пределами, господствуя над всем, чего пожелает. Это правда – я забыл об этом! Пожалуйста, давайте не будем вдаваться ни в вопросы теологии, ни в психологию – лучше поговорим о единственном разумном и интересном предмете, а именно о деньгах. Как я понял, у вас вполне определенные планы – вы хотите опубликовать книгу, которая вызовет ажиотаж и сделает вас знаменитым. По мне, так это весьма скромное предприятие! Разве ваши амбиции столь малы? Знаете ли, есть несколько способов сделать так, чтобы о вас заговорили. Стоит ли мне их перечислять?

– Если угодно! – усмехнулся я.

– Итак, во-первых, я предлагаю вам создать должный образ в прессе. Газетчики должны узнать, что вы человек необычайно богатый. Существует агентство по распространению подобных статей – думаю, с этим они неплохо справятся гиней за десять-двадцать.

Услышанное слегка удивило меня.

– Так вот как все это делается?

– Мой дорогой друг, а как еще, по-вашему, это должно делаться? – спросил он несколько нетерпеливо. – Неужели вы считаете, что в этом мире есть хоть что-нибудь бесплатное? Или журналисты, все эти бедные трудяги – ваши братья или закадычные друзья, и обязаны представить вас публике, не получив за это ни гроша? Если как следует их не умаслить, они готовы забесплатно и от всего сердца вас как следует охаять – уж будьте покойны! Я знаком с одним литературным агентом, весьма достойным человеком, что за сотню гиней так раскрутит маховик прессы, что за несколько недель весь свет только и будет говорить об одном лишь Джеффри Темпесте, миллионере и человеке, пожать руку которого все равно что встретиться с самой королевой.

– Надо бы с ним договориться! – вяло проговорил я. – Дать ему две сотни! И пусть обо мне услышит весь мир!

– Когда же в прессе сложится ваш конкретный образ, – продолжал Риманез, – следующий шаг состоит в том, чтобы стать частью так называемого «высшего общества».

Это необходимо делать осторожно и постепенно. Вам следует присутствовать на первом приеме при дворе; впоследствии я раздобуду для вас приглашение на ужин в дом какой-нибудь знатной дамы, где вы в частном порядке встретитесь с принцем Уэльским. Если вы сумеете каким-либо способом выслужиться перед его королевским высочеством или понравитесь ему, тем лучше для вас – по крайней мере, среди особ королевской крови он персона наиболее популярная, и вам нетрудно будет ему угодить. Затем вам следует приобрести усадьбу и позаботиться, чтобы и об этом написали в газетах – вот тогда можно будет передохнуть и осмотреться, так как общество вознесет вас высоко, и вы будете плыть по течению.

Меня немало позабавила его складная речь, и я от души рассмеялся.

– Не стану предлагать вам пытаться пробиться в парламент. Для джентльмена, желающего сделать карьеру, в этом больше нет необходимости. Но я настоятельно рекомендую вам выиграть на скачках.

– Ну еще бы! – удовлетворенно откликнулся я. Предложение превосходное, только последовать ему будет непросто!

– Если вы хотите выиграть эпсомские скачки, – тихо возразил он, – вы их выиграете. Лошадь и жокея я вам обеспечу.

Было в его решительном тоне нечто такое, что заставило меня насторожиться и внимательнее вглядеться в его лицо.

– Вам по силам творить чудеса? – насмешливо спросил я его. – Или вы говорите всерьез?

– Проверим? – ответил он. – Выставить для вас лошадь?

– Если еще не слишком поздно, и если вам так угодно, – ответил я, – я поручаю это дело вам. Но должен сказать вам откровенно, что скачки мало меня интересуют.

– В таком случае вам потребуется переменить свои вкусы, – сказал он. – Конечно, если вы хотите произвести приятное впечатление на английскую аристократию, поскольку их мало интересует что-либо, кроме скачек. У любой знатной дамы всегда под рукой книга для записей пари, даже если она малограмотна. В литературной среде вы можете произвести настоящий фурор, но это ничего не будет значить для высшего общества, тогда как если вы выиграете на скачках, вы станете действительно знаменитым. Говорю вам как тот, кто немало знает о скачках – в сущности, я ими увлечен. Я не пропускаю ни одного крупного дерби, я каждый раз делаю ставки и всегда выигрываю! Теперь позвольте наметить дальнейший план ваших действий. После того, как вы выиграете в Эпсоме, вы примете участие в гонках парусных яхт в Коузе и позволите принцу Уэльскому победить с небольшим отрывом. По такому случаю вы зададите торжественный ужин, воспользовавшись услугами непревзойденного шеф-повара, развлекая его королевское высочество под звуки «Правь, Британия, морями», что ему весьма польстит. Также вы упомянете эту же затасканную песню в своей благодарственной речи; возможно, в результате вы получите одно или даже два приглашения от царственной особы. Вполне приемлемо. С наступлением летней жары вы отправитесь в Хомбург, независимо от того, любите ли вы пить минеральную воду или нет, а осенью устроите охоту в приобретенном поместье, о котором я уже упоминал, и пригласите принца принять участие в убийстве бедных маленьких куропаток. Тогда можно считать, что вы сделали себе имя в высшем обществе, и выбрать себе в жены любую из красавиц, доступных на рынке невест!

– Спасибо, покорнейше благодарю! – сказал я, веселясь от всей души. – Клянусь, Лучо, ваш план идеален! В нем продумана каждая мелочь!

– Таков общепринятый цикл общественного успеха, – с завидной важностью проговорил Лучо. – Интеллекту и оригинальности в нем нет места – чтобы всего достичь, требуются только деньги.

– Вы забываете о моей книге, – заметил я. – Я знаю, что в ней достаточно как интеллектуального, так и оригинального. Так что она определенно способна подтолкнуть меня к высотам моды и света.

– Сомневаюсь! – откликнулся он. – Весьма в этом сомневаюсь. К ней, конечно, отнесутся с некоторой долей благосклонности, как к плоду умственной забавы человека богатого и его чудачеству. Но как я уже говорил вам прежде, гений редко цветет среди богатства. И потом, модная публика неспособна выкинуть из своих одурманенных мозгов идею о том, что вся литература сводится к дешевым книжонкам с Граб-стрит. О великих поэтах, философах и романистах модная публика упоминает вскользь, как о «всех этих людях». Эти дурни голубых кровей осуждающе говорят, что «все эти люди» такие «занятные», будто извиняясь за то, что водят знакомство с кем-то из литераторов. Представьте модницу елизаветинских времен, спрашивающую у подруги: «Дорогая, не будешь ли ты против, если я приглашу к тебе мастера Уильяма Шекспира? Он пишет пьесы и что-то там ставит в театре «Глобус» – знаешь, боюсь даже, что ему приходится там играть, с деньгами у бедняги не очень, но все эти люди такие занятные!» Вы, мой дорогой Темпест, конечно же, не Шекспир, но с вашими миллионами шансов у вас куда больше, чем он имел за всю свою жизнь, так как вам не придется ни просить кого-то о покровительстве, ни разучивать реверансы, чтобы кланяться всяким «лордам» и «леди» – все эти благородные особы будут только рады, если вы дадите им взаймы.

– Не дам, – отрезал я.

– И брать не станете?

– Не стану.

В его живых глазах сверкнуло одобрение.

– Очень рад, – сказал он, – что вы не собираетесь, как говорят лицемерные мошенники, «творить добро», соря деньгами. Вы мудрый человек. Тратьте их на себя – тем самым разными путями вы поможете остальным. Но я иду по другому пути. Я всегда спонсирую благотворительные фонды, мое имя на всех подписных листах, и я никогда не отказываю духовенству.

– Меня это удивляет, – заметил я, – особенно на фоне того, что от вас я слышал, будто вы не христианин.

– Да, это кажется странным, не так ли? – сказал он тоном, в котором звучало нечто похожее на оправдание и насмешку. – Но попробуйте взглянуть на это в ином свете. Священники делают все, что в их силах, для уничтожения религии – путем лицемерия, ханжества, сладострастия, всевозможного шарлатанства – и когда они просят у меня помощи в их благородном деле, я с радостью соглашаюсь – и совершенно бесплатно!

– Очевидно, подобные шутки доставляют вам удовольствие – усмехнулся я, бросив окурок в камин. – Кроме того, вы склонны высмеивать собственные благодеяния. А это что такое?

Вошел Амиэль, держа серебряный поднос, на котором лежала телеграмма на мое имя. Я открыл ее – и вот что писал мне мой друг-издатель:

«Приму книгу с удовольствием. Немедленно пришлите рукопись».