Вернувшись в офис, сдаю материал монтажеру и даю ему парочку напутствий, после чего возвращаюсь на свое место в ожидании, пока он пришлет готовый материал.
Отдел пустой, потому что дышать здесь по-прежнему нечем.
Сбросив туфли, собираю волосы в пучок и втыкаю в него карандаш. Вношу в свой календарь мероприятие по случаю дня рождения Чернышова, прикидывая, что могла бы презентовать ему в качестве подарка.
– Как прошло?
Развернув стул, вижу Миллера.
Отсутствие галстука и закатанные до локтя рукава рубашки делают его притягательно-сексуальным. Расслаблено-успешным. Полная противоположность двадцатилетнему мудаку, которого я когда-то знала. И этот новый облик вызывает желание сравнивать. Сравнивать себе во вред, ведь там, за фасадом этой успешности, он все тот же. Мой первый мужчина и моя… единственная любовь.
В мой первый раз я орала и просила его достать из меня свой член, а он кончал и умолял меня потерпеть. А потом мы начали снова. Моя жизнь – полное дерьмо, если я опять и опять возвращаюсь в те дни как мазохистка.
Положив ладони в карманы брюк, он осматривает офис, а потом и меня.
Вместо того чтобы спросить, какого черта он сюда притащился, отвечаю:
– Отлично.
Помедлив, флегматично интересуется:
– Спишь с ним?
Запрокинув голову, смеюсь.
Кажется, этот смех назревал во мне давно. Еще с тех пор, как Дмитрий Миллер занял свой кабинет, заново вломившись в мою жизнь. Я знаю, что последние пять лет он жил далеко, а где именно никогда не интересовалась. Мне не нужны подробности его жизни, пусть оставит их себе.
Достав из волос карандаш, бросаю его на стол и надеваю туфли. Забросив в сумку телефон, вешаю ее на плечо и подхожу вплотную к этому гребаному мудрецу. Глядя в его умные и циничные глаза, просвещаю:
– В отличие от тебя, мне не нужно снимать трусы, чтобы добиться чего-то в жизни.
Желваки на его скулах дергаются. Красивые губы становятся тоньше.
– Метко, – говорит бесстрастно.
– Обращайся, – развернувшись, убираюсь подальше от него и от всего, что он с собой несет. – И передавай привет семье.
У него три дочери, и это, наверняка, не предел.
Сев в машину, втягиваю в себя воздух.
Его «БМВ» припаркована прямо у входа и, проезжая мимо, мысленно показываю ей средний палец.
Войдя в свою квартиру, чувствую знакомый запах краски и уксуса. Заглянув на кухню, качаю головой и отодвигаю балконную дверь.
– Моя маргаритка дома, – отзывается папа, точа канцелярским ножом карандаш.
Его седая шевелюра убрана со лба разноцветной банданой. Рабочие штаны и футболка заляпаны краской и выглядят авангардным взглядом на искусство. Осмотрев свой оккупированный балкон, вздыхаю.
Прижавшись виском к двери, бормочу:
– Как дела?
– Что-то будет, – кивает, становясь за мольберт.
– Слава богу, – цокаю я.
Творческий кризис приказал ему объявиться на моем пороге две недели назад. Где он был до этого, сказать трудно. Он слишком много перемещается, чтобы я успевала следить. К счастью, тяга к поискам приключений – это у нас несемейное. У него выставки по всей стране, и раз в год случается зарубежная. Я нашла для него зал, чтобы устроить выставку здесь, в городе, но пока выставлять нам нечего. Кажется, он назвал это “затмением внутреннего зрения”, но мы оба понимаем, что “затмение” нам не по карману. У него контракты, и сроки поджимают. Конечно, это не сравнится с временами, когда дела в нашей семье шли совсем туго, но даже тогда он сохранял оптимизм. В отличие от матери, которая потеряла в отца веру еще до моего окончания школы. Мой отчим был фрезеровщиком. Размен так себе, но тот, по крайней мере, получал зарплату каждый месяц, а не раз в полгода.
Что ж. Теперь его зарплата позволяет много чего, только распоряжаться деньгами он так и не научился. Яркий тому пример припаркован под моим балконом.
– Дашь взглянуть?
Пошевелив бровями, отец задумчиво чешет подбородок.
– Нет, – отвечает, загадочно улыбаясь.
– Замечательно, – фыркаю я.
– Покурим?
– Я бросила, – ухожу, расстегивая на ходу платье.
Глава 10
Глеб
– Доброе утро, – улыбается девчонка на кассе супермаркета, так комфортно возникшего на первом этаже моей многоэтажки.
Глазами стреляет и на ширинку мою поглядывает.
Симпатичная.
Правда зеленая совсем и блондинка.
У меня, как оказалось, теперь есть стойкие предпочтения, и они не про блондинок. Тридцать лет мои предпочтения были сильно нестабильными, но с кое-какими основными моментами, а теперь картина откристаллизовалась такая, что, блять, топором не вырубишь.
– Добрейшего, – выставляю на ленту банку растворимого кофе и упаковку сосисок.
На часах четыре тридцать утра. Я заканчивал свои обычные рабочие дни и в более глубокое утро, но сегодня на флирт совсем нет настроя. На этой неделе у меня стойкое неприятие секса с кем-то, кроме своего кулака. Как оказалось, фантазия у меня настолько бурная, что мне и партнерши не нужны, чтобы с кулаком дружить. Только одна, воображаемая.
Умеем, практикуем.
– В акции хотите поучаствовать? – слышу, собирая в пакет покупки.
– В удачу не верю, – прикладываю к терминалу карту.
– А во что верите? – хихикает девчонка.