По моим правилам

– Когда вернешься? – спрашивает тонкий голосок за моей спиной.

Оборачиваюсь. Мой сын сиротливо стоит в дверном проеме. На нем маловатый домашний костюм со Спанч Бобом. Штаны даже лодыжки не прикрывают, и те торчат, как две бамбуковые палки.

– Через четыре часа, – обещаю я.

Подхватываю с пола свои лаковые бежевые лодочки и объявляю, распахнув руки:

– Поцелуйчики!

Варя несется, а Ванечка плетется. Приседаю и принимаю их в объятия. Целую детские щеки с театральным рвением. Никита не шевелится, лежа на диване.

Какие мы взрослые. Сейчас, когда у него начал ломаться голос, я не рискую врываться к нему в душ.

– Я позвоню… – шепчу сыну, покрывая его лицо поцелуями.

– Не надо, – буркает он. – Я не маленький.

– Зато удаленький, – вздыхаю я.

Встаю и снимаю с вешалки свою кожаную косуху.

Накидываю ее на плечи, требуя:

– Двери закройте.

Выхожу из дома, бросив прощальный взгляд на уютную обстановку.

Сажусь в машину и туфли кладу на пассажирское сиденье вместе с сумочкой.

Сегодня открытие какого-то мега-крутого ресторана в мега-крутом отеле под городом Ф. У Олега пригласительные. Его сестра работает там администратором, насколько я поняла.

Цепляю телефон к магниту на панели и врубаю навигатор.

Расчетное время в пути составит сорок минут.

Улыбаюсь себе в зеркало и завожу мотор.

Глава 9. Настя

– Это сохранившийся с 1912 года первый в городе механический лифт, – делится знаниями Олег, обводя рукой резную металлическую сетчатую перегородку, за которой виднеются узкие деревянные двустворчатые двери.

– М-м-м, – многозначительно отвечаю я, улыбаясь.

Он устроил мне экскурсию по отелю, то есть по вилле, прошу прощения у Елены, потому что именно так она называется. Главный корпус – памятник архитектуры и дом какого-то там купца времен царской немытой России.

Здесь мраморные полы, колонны, огромная лестница по центру. Царский размах.

– Ага, – лукаво улыбается парень, оттесняя меня к стене.

Кладет на нее руку, беря меня в полуплен.

– Хочешь прокатиться?

Смеюсь.

Осматриваюсь, чтобы убедиться в том, что вокруг нет зрителей. Обжимания на публике в мои планы не входят.

– Это такая честь… – доверительно сообщаю ему.

Он та-а-а-акой милый.

Олег подкатывает ко мне с тех пор, как я вышла из машины. Его ладонь каким-то образом все время оказывается на моей талии. Пару раз он пытался взять меня за руку. От этой галантной наглости я опять улыбаюсь.

Веселые голубые глаза то и дело ныряют в вырез моего платья, потому что там есть на что посмотреть. Теперь он будет думать, что моя торчащая навыкат грудь – это попытка соблазнения. На самом деле, когда я переобувалась в машине, неудачно потянулась, и булавочка, скрепляющая вырез, сломалась.

Олег сегодня похож на веселого подростка. Он правда очень юно выглядит. На нем темные джинсы и голубая рубашка.

– Хочешь посмотреть, какой лифт в моем доме? – поигрывая бровями, спрашивает этот «соблазнитель».

Господи, как давно я не флиртовала? Лет десять?

– Ненавижу лифты, – вздыхаю, толкая его в грудь.

Мы смеемся, но идиллию нарушает скрип этого самого допотопного агрегата. Олег не спешит отстраняться, по-прежнему нависая надо мной. Пытаюсь поднырнуть под его руку, но он преграждает путь.

– Прекрати, – пеняю ему, потому что слышу, как скрипнула металлическая дверь за его спиной, выпуская пассажиров.

Он хмыкает и отходит в сторону.

Перевожу смеющиеся глаза с него на вновь прибывших. Просто интересно, кто отважился зайти в этот лифт? Такое ощущение, что его тянут бурлаки – так натужно он скрипит.

Твою ма-а-а-ать…

Черный обсидиановый взгляд небрежно скользит по нам с Олегом, потом резко прикипает к моему лицу. Темные брови взлетают к потолку, когда наши глаза встречаются.

У меня по спине бегут мурашки.

Он же не думает, что я его преследую? Нет?

Влипаю в стену, потому что эти глаза меня не отпускают. Взгляд медленно скользит по моему телу, спокойно и неторопливо ощупывая его. Останавливается на вырезе платья, снова возвращается к лицу, а потом прикипает к вырезу. Следует до носков моих лодочек, потом переключается на Олега, ладонь которого вдруг обвивает мою.

Викинг бросает взгляд на наши соединенные руки и отворачивается. Я тут же высвобождаю пальцы, потому что они вспотели, и пытаюсь рукой придержать рвущееся из груди сердце.

Все еще не могу пошевелиться.

Очевидно, мы не перебросимся парой фраз, как старые друзья.

Это немного обижает. Он мог бы поздороваться. Неужели я так ему неприятна?