Империя Смерти

Пока Даниил сидел на своем месте, он насчитал трое мужчин, которые по очереди подошли к ней. Когда они подходили, она улыбалась и направляла ослепительный взгляд, лишенный каких-либо обычных человеческих эмоций, прямо в их глаза, после чего каждый из них мгновенно или через некоторое время удалялся. Лицо одного юноши, чем-то похожего на самого Даниила, когда тот был моложе, она рассматривала дольше других, как если бы заметила что-то, существующее помимо воли юноши и живущее в нем, и вступила с этим в контакт. Она рассматривала юношу очень внимательно и вместе с тем отстраненно, как предмет, заправляя тому волосы за ухо и улыбаясь, пока реалистичность созданной ей пантомимы не приобрела пугающую материальность, и он не отступил. Зрелище забавляло Даниила.

Наконец, Даниил увидел, как в нескольких метрах от нее остановился другой молодой мужчина, состояние которого, благодаря сервису заведения, вряд ли можно было обозначить как сознание. Молодой человек вытянул руки в стороны, расположив их ладонями вниз, эмитируя, по всей видимости, полет или распятие. Когда его пронзил ее невидящий взгляд, ее глаза постепенно сосредоточились на нем, он медленно поплелся к ней, по-прежнему держа руки распростертыми, и, подойдя вплотную, стал неловко карабкаться прямо на ее высокий стул.

От дальнейшего наблюдения Даниила отвлекли потребности его собственной личной жизни и он, увлекаемый своим спутником, который, наконец, появился перед ним, покинул свое место. Через несколько часов, покидая клуб, он снова увидел девушку и ее спутника: она сидела на диване, а он лежал у нее на коленях чудовищно бледный, с волнистыми волосами, причудливо расчесанными ее рукой и видом мученика, так, что признаки жизни, казалось, уже полностью покинули его. Она некоторое время внимательно разглядывала юношу, затем аккуратно пододвинулась, положила его голову на сидение, поднялась и ушла.

Суицидальная очередь.

Денис в гостях у Даниила. Они только что провели подробную дискуссию по поводу работы, которую Денис вручил Даниилу ранее. Нельзя сказать, что Даниил смог полностью ее понять и осмыслить, но мысль о том, что можно сколь-нибудь достоверно предсказать поведение (впрочем, то, что Денис имел в виду в своей модели, пожалуй, еще не было названо) большинства людей, опираясь на анализ больших массивов данных, и при этом оно будет заключаться не в расхожем понятии о стремлении к благополучию, а, впрочем, если говорить в общем и приблизительно, в исчезновении с лица земли, была столь же нелепа, сколь смехотворна.

Денис поинтересовался, что Даниил думал в целом по поводу его метода компоновки и отбора данных для анализа и составления пространственно-временных категорий, кластеров, доступных для точного математического анализа с помощью выделения контрольных точек и построения относительно них соответствующих систем, вариаций. Даниил, однако, отозвался скептически, пытаясь скрыть от друга ошеломление и неуверенность.

Сегодня Денис был настолько любезен, что принес Даниилу дополнительные сведения, касающиеся до экспериментальной проверки, верификации, полученных выводов и их применения.

Денис сразу же подводит итог и этим своим изысканиям: «Я установил связи между данными, чтобы свести к минимуму основную предиспозицию, о которой можно судить по данным, предоставленным алгоритмом бога». Денис сообщает, что выделил системы, которые назвал суицидальными очередями (на самом деле таковые системы, несмотря на название, данное Денисом, в большинстве своем представляли общее математическое и программное описание обычных социальных, общественных систем функционирования) и на их основе выделил систему, реализация которой предуготована в текущих обстоятельствах и должна привести к произвольной перестройке более общей системы – в честь нее всем подобным системам и было дано название, исходя из их родства. «Грубо говоря, – утверждает Денис, – расчеты показывают, что обеспечение добровольных смертей в рассматриваемых нами обстоятельствах предуготовано и должно быть связано с прогрессом (в научных, экономических и социальных сферах). Я полагаю, причина в этом случае в установлении взаимозависимости между индивидуальным счастьем и общественной структурой».

Даниил старается подробнее описать мне суть предлагаемых Денисом построений. Он говорит, что «алгоритм бога» моделирует «вероятностные системы». Основанные на общественном функционировании и поведении людей, отдельные части таких систем могут как существовать в реальности, в определенной форме, так и не быть проявленными. Так как системы могут существовать не явно, не в полной форме, имеют строение, соотносятся определенным образом, Денис выделил их виды и особенности. Денис, на основании своих выкладок, в частности, находил, что те системы, которые он объединил под названием суицидальных очередей, если перевести множество сложных данных с точного языка на наш обыденный язык, так или иначе строились на том, что можно было бы описать как «разрушение» входящих в них элементов, которые в некотором роде можно соотнести с определенными аспектами существования, возможно, даже с потенциалом существования отдельных людей. Слово «разрушение» очень неточно, однобоко и общо описывает эти универсальные черты рассматриваемых систем, но, тем не менее, такая формулировка является наиболее простой, краткой и близкой к истине.

«Суицидальная очередь» – общее, комплексное и сложное понятие, однако, в области практической реализации его можно действительно связать с видами поведения, связанными с саморазрушением. Обнаруженная модификация суицидальной очереди выступала, с одной стороны, как эквивалентная в определенной области рассматриваемым общественным системам, что должно было, в частности, сделать очень вероятным, простым, ее реализацию в актуальных обстоятельствах, а, с другой стороны, воссозданная на другом уровне модуляции, она была пропорциональна выделенным Денисом простым структурным элементам, связанным с оптимальным, наиболее естественным функционированием и развитием отдельных «людей» (характеристика задавалась на основе ряда соотношений реализации познавательного потенциала и продуцирования контента) в среде.

Денис увлекся разработкой модификаций суицидальных очередей, так как их внедрение гипотетически должно было привести, по его мысли, наиболее простым и, по сути, единственно возможным способом, к обрушению исходных систем и их перестройке в соответствии с оптимальными формами развития человеческого мозга, реализации потенциала человеческого функционирования, которые можно было отследить или описать. Следует указать, что эти построения не были абстрактными, а касались сугубо изучаемых Денисом данных и выводились из них.

Впрочем, Денис считал довольно противоречивыми полученные им результаты, особенно в том, что касалось жестокости, направленности изученных им на данном этапе и в данных обстоятельствах общественных систем на деградацию потенциала частных систем, которые можно было связать с отдельными человеческими нервными системами и в том, что касалось обнаруженного им способа перестройки механизмов функционирования, которые казались не в меньшей степени отвратительными и жестокими, а также в том, что касалось прогнозов внедрения обнаруженной им модификации суицидальной очереди в реальную жизнь и ее долгосрочных последствий, которые представлялись ему во многом неизвестными.

Люди, окружавшие Дениса, просто не могли поверить в то, что подобные материи доступны расчетам, а если и могли, то считали такие расчеты бессмысленными и не связанными с текущими практическими целями, если не сказать смешными. Вот почему Денис был одинок, и, кажется, судя по его поведению и внешнему виду в последнее время, сходил с ума (или хотел поверить, что сошел с ума) от этого, в сущности, простого знания о природе действительности, которое он смог получить на основе современных систем сбора информации, знания, которое способно было обрести свою тошнотворную мощь только в виду точности языковых средств математики и доказательности экспериментальных методов, построенных на их основе.

Даниил предполагал, что дело было еще и в том, что Денис был вынужден смириться и признать, что он, в сущности, не хочет ни проверять, ни использовать открывшееся перед ним знание, и превратиться в подобие шута, мишени для нападок со стороны своих коллег, которые могли, впрочем, опровергнуть его доводы только соображениями общей морали, которые были никак не связаны с законами функционирования действительности, кроме демонстрируемой ими по существу жестокости, которую Денис вполне и действительно точно описал как общую закономерность функционирования рассматриваемых им систем.

Теории и выкладки, связанные с анализом и предсказанием различных форм человеческого поведения, появлялись в последнее время во множестве и были следствием развития и повсеместного внедрения продвинутых систем наблюдения, сбора, анализа данных, касавшихся человеческого поведения. Денис, благодаря его деятельности, имел доступ почти к любой информации подобного рода, а также к массивному пласту малоструктурированной информации, который разрастался с каждым днем и добывался многочисленными системами слежения и сбора данных, систематически использовавшимися в обыденной жизни. Развитие и изменение подхода к сбору данных породило целый класс современных гадателей и заклинателей демонов на основе новых моделей обработки информации, демонов, которых теперь обнаруживали регулярно, и стремились описать и заговорить. Денис уже давно примкнул к последователям этого культа, и теперь его поощряемое щедрым финансированием увлечение дало свои трудные для понимания, причудливые плоды, которые мало кем могли быть оценены из-за их природы, напоминающей Даниилу незначительный, не имеющий последствий бред, особенно в области, касающейся их проверки, с которой ему только что довелось шапочно познакомиться.

В прошлом Даниил имел все шансы заниматься тем, чем занимался Денис, но однажды обнаружил, что может этого не делать, и потому в основном перераспределял доверяемые ему средства, находя для этого оригинальные схемы, сбывал наркотики и предоставлял одним сильным мира сего условия для неограниченного разврата, а другим по запросу информацию об этом для гарантии собственной благонадежности, что было неизбежно с тех пор, как он вышел за границы абстрактного мира.

Даниил едва ли мог поверить в то, что алгоритмы анализа данных столь продвинулись за последнее время, как демонстрировали разработки Дениса, хотя он не мог отрицать того, насколько продвинулись механизмы сбора данных за последнее время.

Даниил спрашивает, могут ли значить результаты, полученные Денисом, что чья-либо судьба предопределена. Денис отвечает, закуривая сигару: «Конкретные люди взаимозаменяемы в данной системе вычислений и их поведение обусловлено маркерами, с которыми ты мог ознакомится в прошлом документе», – Денис молчит некоторое время, затягивается, выпускает дым и продолжает: «…устройство общества гораздо проще устройства человеческого мозга, и эти две особых реальности, кажется, пересекаются специфически, достаточно примитивным и закономерным образом», – повторяет он фразу, похожую на ту, что уже говорил.

Самаэль.

Денис сидит перед Даниилом с затуманенными и одновременно блестящими от алкоголя глазами и курит. Понурый и бледный, он напоминает потекшую восковую свечу, от затушенного фитиля которой идет дым. Пухлая рука Дениса неподвижно лежит на колене. Темные небольшие глаза направлены чуть вбок и вниз, лицо обрамлено черными волнами волос. Большой нос венчает гумбаз.

Даниил наливает себе еще чая. В конце концов, ему не стоит предавать столь личное значение сложной ковке, которую представляют из себя узоры мыслей, не способных воплотиться в реальность: это то же, что придавать значение сигаретному дыму. Он выпивает из кондиционированного воздуха холод и понимает в очередной раз, что ничто не имеет значения.

– Что ж, спасибо, я внимательно и с большим интересом ознакомлюсь с этим дополнением, – говорит Даниил, соблюдая поверхностную вежливость.

Друзья некоторое время сидят в кабинете с идеальной звукоизоляцией, в молчании и тишине. Даниил предлагает Денису пройтись, посидеть на втором уровне, глядя вниз на танцпол первого зала, питомцев, которых Даниил приглашает для развлечения, возможно, перекусить. Уже глубокая ночь, но для Даниила это время бодрствования. Денис в последнее время также перешел на частично ночной образ жизни. Он соглашается.

Денис и Даниил занимают привычное место, и внизу через некоторое время вновь возникает худосочная фигура, принимающаяся сверлить пространство взглядом, полным ледяного, отвратительного отчаяния. Засовывая в рот ломтики жареного во фритюре картофеля, которые Денис дополнительно макает в соус, сомнительное занятие, учитывая его фигуру, ставшую в последнее время особенно грузной, Денис указывает на посетительницу масляным пальцем, одновременно указывая на нее подбородком, под которым наметились следы двойника: «Кто это?», – спрашивает он. Даниил, прикладываясь губами к рифленой чашке, проглотив глоток зеленого чая с чабрецом, пускается в пространные объяснения:

«Это Прекрасная Дама, менада, которую я вижу здесь второй или третий раз и которую я подумываю нанять, потому что считаю, что некоторые завсегдатаи заведения укрепляются в своих пагубных привычках, чтобы включить ее в свои галлюцинации», – Даниил вряд ли сформулировал оригинальную фразу подобным образом, но мне он передал ее примерно так.

Пока Даниил говорит, Денис вытирает масляные пальцы бумажными салфетками, которые бросает на стол, затем раскрывает миниатюрное устройство, напоминающее сложенный лист прозрачного пластика. Денис говорит с выражением всеведения и даже с некоторым радостным религиозным трепетом, что его товарищ не прав, и перед ними настоящий ангел. Даниил отвечает, что он тогда, должно быть, тоже, если близкое общение с наркоманами и пьяницами признак ангельской природы. Денис, слушая Даниила в пол-уха, наводит устройство на лицо девушки, и уже через несколько минут, поучив доступ ко всей имеющейся о ней информации, приступает к изучению и обработке данных. Девушка, между тем, встает и уходит.

Как Даниил хорошо знал по опыту, для Дениса подобное поведение было весьма типичным, Денис без каких-либо ограничений со стороны совести или третьих лиц пользовался своими полномочиями, в том числе и должностными, в личных целях и был в этом смысле до некоторой степени развращен.

Собственно, само заведение Даниила было специально предназначено для проведения сходных по смыслу операций, и эта специализация в значительной мере обуславливала то, что оно и подобные ему существовали.

Праздник.

Прошло некоторое время. Одна очень хорошая знакомая Даниила арендовала клуб на время празднования собственного дня рождения. Посреди залов были сооружены цветочные композиции из орхидей и пионовых роз, похожих на пузырьки, напоминающие монструозные измазанные в розовой жвачке люстры. Место, где восседала молодая женщина, принимая дары, было украшено сходным образом.

Даниил был приглашен, и, развалившись на диване, наблюдал за тем, как с потолка падает неоновый розовый дождь, а в воздухе, как пепел, лениво скользят блестки.

Муж именинницы покинул помещение после скандала, и Даниил мог наблюдать, как она на некоторое время замерла с пластиковым выражением на лице, а через полчаса уже была пьяна и в забытьи танцевала с подругами.

Даниил присутствовал на множестве празднеств и был хорошо знаком с их анатомией. Когда он наблюдал за празднующими, ему часто казалось, что он наблюдает людей, достигших состояния, близкого к смерти, и сейчас он также желал избавиться от любых личных чувств и переживаний. Даниил уединился с одним из юношей, которого встретил тут же. Наслаждение, которое он испытывал, удачно соседствовало с рельефно выступившим на его фоне несовершенством мира: Даниилу казалось, что он потерял личностное восприятие и другие люди, в том числе и юноша, с которым он сношался, являются просто телами.

После, продолжая находиться в вышеописанном состоянии, Даниил встретил одного из своих постоянных любовников, прибывшего, наконец, с большим опозданием на вечеринку. Даниил препроводил его в свой кабинет и обстоятельно исповедался ему во всех своих прегрешениях, начиная от сегодняшней измены и заканчивая всеми подробностями своей деятельности, включая недавнюю потерю крупной суммы денег, принадлежавших клиентам, и косвенную вину в необратимом повреждении мозга сына одного из нанимателей. В хрупком сознании Даниила, когда он совершал исповедь, скользили факты, о которых ему недавно поведал Денис. Даниил обладал достаточно развитым воображением, чтобы задуматься о значении, какое могли иметь полученные Денисом выкладки к нему самому и пытался изложить также и эти соображения своему любовнику, но последний, в частности, ввиду воздействия подготовительной беседы, отказался его слушать и, тем более, сопереживать ему.

Даниила весьма занимал факт, что для составления представленных Денисом прогнозов, не важна была причинная обусловленность поведения, так, как она воспринимается изнутри, а достаточно было выделить только набор вторичных внешних факторов, божественных знаков, отрицающих даже линейность времени. Это была поэзия математического сумасшествия, выраженная системами распознавания искусственного интеллекта и соединенная с музыкой безумия или гениальности Дениса.

На следующий день, когда Даниил находился в своем доме, буфеты которого тогда еще трещали по швам от проницаемого для света, как тончайшая кость, фарфора, его любовник неожиданно заявился к нему. Желая выскрести из Даниила побольше денег напоследок, он изображал сразу палача и жертву.

Выслушивая любовника, Даниил получал странное удовольствие от собственного разочарования: он видел доказательства тому, насколько тот бесчеловечен по сравнению с тем, что Даниил хотел бы видеть в нем, и насколько действительно равнодушен к нему. Даниил не переживал по поводу осведомленности юноши, потому что знал, что главным всегда является распределение сил, которое влияет на оценку информации, ее огласку и значение, которое, она, в конце концов получает в обществе, а вовсе не владение тайной, тогда как тайны сами по себе общедоступны, как шлюхи: он выгнал юношу прочь.

Вскоре, однако, распределение сил неожиданно изменилось. Наветы любовника Даниила, впрочем, его обвинения были во многом правдивы, были выбраны одним из официальных поводов последовавших вслед за этим событий, однако, Даниил знал, что весь комплекс обстоятельств его существования на самом деле был причиной того, что с ним случилось позднее, когда его дела стали постепенно ухудшаться, и его жизнь приняла форму длительного природного катаклизма, перешедшего в активную фазу: Даниил всегда смутно ощущал катастрофу, скрытую под валами ложного спокойствия обыденности, и, собственно, и обуславливавшую форму таковой.

Угроза.

VIP-зал стремительно пустел. Даниил стал объектом преследования по формальным поводам несоблюдения законодательства. Люди, еще недавно бывшие с ним в приятельских отношениях, стали избегать его. Большинство клиентов отказались от услуг Даниила, другие угрожали ему. Даже клуб Даниила посетило несколько проверяющих инстанций в одну неделю, и деятельность заведения была приостановлена.

Над Даниилом нависло роковое молчание. К кому бы он не обращался, какие бы заверения не давал, это не могло помочь. Даниил в напряжении ждал прояснения своей судьбы, обнаружив, что он на самом деле не имеет рычагов управления ситуацией.

Неожиданно, но вполне закономерно, дела Даниила ухудшились роковым, необратимым образом: когда он находился в клубе, руководя его бессмысленным, материально затратным и даже могущим оказаться вредным с точки зрения безопасности переоборудованием, в помещение ворвался отряд хорошо экипированных вооруженных ребят, как будто Даниил был профессиональным убийцей, готовящимся к противостоянию, установил в помещении турели, возвел защитные укрепления из мешков с песком и нанял сотню головорезов, а не специализировался большую часть жизни на построении и реализации схем для отмывания и преумножения богатств, коллекционируя попутно чайные сервизы.

Приключение, последовавшее далее, оказалось наиболее болезненным из тех, что Даниил мог припомнить, хотя когда часть, связанная с избиением и пытками, уже давно миновала, многие ощущения, детали и чувства, стерлись из его памяти.

Даниил успел наглотаться таблеток, которые он в последнее время повсюду носил с собой специально на такой случай, набивая ими все доступные карманы, прежде чем двое мужчин схватили его, третий ударил его в живот, и Даниилу зафиксировали хомутом руки. Даниила потащили на второй этаж. Там головорезы стали паковать и уносить его бумаги и вещи. Кроме прочего, они сокрушили сервант Даниила и его коллекцию фарфора, звериным чутьем угадав, что начать следует с окрашенного в нежный розовый цвет сервиза. Даниил давно избавился от всех ценных сведений, в том числе, вывез сведения, которые Денис предоставил ему для ознакомления, хотя они вряд ли кого-то могли заинтересовать, хотя бы потому, что вряд ли кто-то мог их понять и все заинтересованные лица были с ними знакомы и считали их разновидностью информационного шлака.

События разворачивались ужасающе медленно. Даниилу сломали несколько ребер. В голове у него постоянно всплывала мысль, что самое обидное во всем происходящем то, что он не может постигнуть его причину: да, он знал формальный повод, но подобные поводы существовали всегда, и, не смотря на это, с ним прежде такого не случалось, хотя за ним и водились прегрешения.

До поры Даниила несколько утешала мысль, что его не били по лицу и голове, что вселяло в него надежду на то, что нападавшие стремились сохранить его презентабельный вид, чтобы их руководитель не испытывал ни чрезмерных сложностей, ни чрезмерного дискомфорта при его допросе. Однако, один из людей, видимо, догадавшись о мыслях Даниила, врезал ему по лицу прикладом так, что, не смотря на все принятые ранее предосторожности, Даниил чуть не потерял сознание: слезы полились из глаз Даниила потоком, из его груди вырвались болезненные рыдания, и мужчине пришлось ударить его еще несколько раз, уже чтобы попытаться успокоить – в данном случае причина болезни и лекарство были одним и тем же.

Даниилу не оставалось ничего, кроме как довериться профессионалам: его гости наверняка имели представление о том, как сильно и долго его следует истязать. Даниил не мог сказать, что боится смерти. Смерть сама по себе стала вдруг представляться ему одной из самых мелких неприятностей. Любой житель просторов нашей родины так или иначе принимает эту идею, также считая, что более крупных проблем, чем смерть, и не существует, в чем и заключен источник оптимизма, лежащий в основе нашего существования.

Сначала адреналин и принятые средства несколько обезболили раны Даниила, затем в силу вступило долгожданное помутнение сознания.

Когда гости окончили разносить кабинет Даниила, они усадили его в машину и увезли за город. Лицо и одежду Даниила покрыла кровь.

Вскоре Даниила выбросили на снежную хлябь, один из мужчин приставил дуло к его затылку, пока другой вжимал его голову ботинком в грязь, смешивающуюся с кровью. Даниила хорошенько протрясли, и с него, как из пиньяты, или, если угодно, как с вызревшего колоска, сыпались таблетки, огромное количество которых, кажется, даже несколько озадачило его спутников, порождая в них, по представлению Даниила, тайное искушение забыть о своих обязанностях, устроить вечеринку и отбыть, таким образом, в мир иной в «голливудском» стиле. От Даниила потребовали заверений в хорошем поведении и полном подчинении как гарантах его выживания в ближайшем будущем, после чего отвезли в Город в Городе.