Культурный код красоты. Театр моды Tempesta infinito

– Для меня это были ценные знания, которые скоро стали выделять меня из общей толпы мальчишек и девчонок в школе.

Одно из занятий было посвящено поведению в театре. И только в тот момент Маша осознала, что в городе есть театр. Что это красивое здание напротив их «модной школы», и что она никогда там не была.

– В школе мы, конечно, говорили о театре, балете, музыке. Но казалось, что вся эта культура находится в Москве и других больших городах, а к нашей жизни никак не относится. Я жила в Засвияжском районе, и наш театр драмы долгое время был для меня просто зданием в центре. После занятия по этикету я поняла, что нужно повышать свой культурный уровень. Пошла и купила свой первый билет в театр. И с тех пор стала ходить туда регулярно. Потом добавила визиты в филармонию.

Родители считали всю эту «светскую жизнь» дочери тратой времени и сил. Зачем мучиться, тратить на дорогу в театр по два часа, идти по холоду и темноте? Лучше в это время читать, учить английский язык или просто проводить время с семьёй. В общем, Маша ходила одна. Заканчивались концерты и спектакли поздно, и каждый раз вся семья нервничала, когда девушке приходилось возвращаться по темным улицам.

Машина мама была мастером домоуправления, потом много лет работала в торговле. Практичная и рациональная, она не хотела тратить время на выдуманные истории, когда в жизни есть много реальных дел поважнее. Папа Марии был «простым парнем»: окончил 8 классов, поступил в училище на водителя, отслужил на флоте, когда вернулся из армии – женился и всю жизнь проработал за рулем. В восьмидесятых организовал с товарищем небольшой бизнес, связанный с грузоперевозками.

Молодым родителям пришлось пережить развал Союза. Елене – уволиться из домоуправления, потому что там с зарплатами было совсем плохо. Александру – оставить своё дело и устроиться водителем на автозавод.

– Одно время они не могли собрать нас в школу. Не было денег на форму, на туфли. Тогда мама начала торговать: ездила в Казань за вещами и здесь их перепродавала. Родителям приходилось выживать, им точно было не до театров.

Это сейчас взрослая Мария понимает родителей. А когда была подростком – обижалась. Однажды пришла после школы и начала рассказывать им про Лермонтова. Сидя за кухонным столом, она рассуждала о том, почему так трагически сложилась его судьба. Пять минут родители слушали ее рассказ. А когда дочь сделала паузу, мама сказала: «Саш, а что у нас там с кислой капустой?» Маша бросила ложку на стол и закричала: «Какая кислая капуста?! Что вы за люди такие?!» В слезах убежала в свою комнату, закрылась там и еще долго ни с кем не разговаривала.

Как бы там ни было, но решение отдать чувствительную и творческую дочь в театр моды все-таки было решением родителей. И для Маши это было крутым разворотом жизни. Потому что обычно дети живут в поле родителей: слушают ту музыку, которую слушают родители, смотрят то, что смотрят они, обсуждают то, о чем говорят дома. Поместить ребенка в другое поле, выбрать ему наставника в тех вещах, в которых сам не силен, – важный шаг для всей семьи.

Конкуренция, основанная на красоте

На аэробике Маша стояла перед большим зеркалом и с интересом рассматривала свое тело. «Девочки, мы здесь занимаемся, чтобы похудеть и сохранить фигуру! – Прикрикивает педагог на тех, кто не слишком старается. – Мы стремимся к идеалу!» Впервые Машино тело кто-то назвал фигурой. До этого были просто руки, ноги, живот, спина и голова. Удивительно, что это, оказывается, должно худеть и что для тел есть какой-то эталон.

В школе с этим все было просто: человек либо очень толстый, либо нормальный. Машины одноклассницы в 12 лет не рассуждали о внешности, всех «накрыло» чуть позже. Некоторые девочки вдруг оказались более красивыми. Стали осознавать, что мальчики дружат не со всеми, а как-то выбирают. Только тогда они начали оценивать лица и тела.

«Я раньше остальных начала понимать вот эту конкуренцию, основанную на красоте. Только я видела это не с позиции „нравиться мальчикам“, а с позиции работы. Хорошо, что с нами рядом был наставник, который научил нас ухаживать за собой и преподносить себя с лучшей стороны. Потому что родители с нами об этом не раз говаривали. А что-то почитать или посмотреть на эту тему в то время было негде», – вспоминает Маша.

В модной школе девушек учили краситься. Давали список уходовой и декоративной косметики, которую нужно было купить. У Елены Владимировны округлились глаза, когда она увидела этот «свиток» из 25 пунктов. Потому что у нее самой из косметики был только черный карандаш для глаз, тушь-плевалка и красная губная помада. А тут: молочко, тоник, крем, тон, корректор, пудра, румяна… Все это – очень дорого для простой семьи.

День рождения Маши выпал на начало учебного года, поэтому чемодан всей этой косметики ей подарили на тринадцатилетие. Так с правилами макияжа и ухода за лицом Маша познакомилась, будучи подростком. А ее подруги начали учиться этому только с 18 лет. Вот в таких важных деталях выражались те самые конкурентные преимущества, которые девушка получила в модельной школе.

Спустя несколько лет Мария стала применять эти навыки в деловой жизни. Когда приходила презентовать свой коллектив к разным начальникам, то красиво входила в кабинет, красиво садилась, красиво листала портфолио. Конечно, это особенно действовало на мужчин, которые в те времена ухоженных и интеллигентных женщин встречали не так часто.

«Это сейчас вокруг столько красивых людей, что это воспринимают как норму, – объясняет Мария. – А раньше, когда я входила в здание, на меня смотрели как на какое-то диковинное существо. Был большой разрыв между поколением обычных советских женщин и женщинами нового склада, которые уделяли большое внимание внешнему виду и манерам.

Да, девушки экстра-класса существовали в любые времена, но общение с ними было доступно только мужчинам высокого статуса. А тут появились мы – обычные девушки, которые не метят в содержанки, но красивые и „с головой”. Конечно, мы получали повышенное внимание и легче решали деловые вопросы».

С 17 лет Мария успешно продвигала свое дело за счет навыков самопрезентации, хороших манер и тактичности. Мужчин и женщин радовал не только ее внешний вид, но и интеллигентность. «Такое воспитание дали мне не в семье, а в театре моды. Модельная школа открыла для меня такие пласты, которые в обычной жизни были бы мне недоступны», – уверена Мария.

Единственное, что подводило молодую бизнес-леди – это речь, которая поначалу звучала тихо и неуверенно. Говорить моделям, как правило, не приходится, поэтому ораторское искусство в программу не включали. Но когда Мария создала свой театр моды, она сделала речевое и актерское мастерство важной частью обучения.

Как не потеряться в толпе

У Ирины Азоркиной Маша училась год. На этом курс завершался. Дальше девушек либо брали на работу в основной состав, либо прощались. В основном составе работали малыши пяти лет и девушки от 16 лет с модельными параметрами. Такой был спрос: показывать либо детские коллекции, либо взрослые и работать на мероприятиях. Подростков просто негде было использовать. Поэтому Машу в основной состав не взяли.

«Я, конечно, очень горевала. Думала, что со мной что-то не так. Нам ведь никто не объяснял, почему нас не берут. И я гадала: внешне я не гожусь или не доработала где-то? Тогда мама пошла на разговор с Ириной Викторовной, и та честно объяснила ей всю ситуацию. Сказала: „Если хочет, пусть остается, просто занимается с остальными. А когда дорастет, посмотрим, что дальше будем делать”».

Мама объяснила дочери, в чем дело. Но бесцельно дефилировать лишь в репетиционных залах они смысла не увидели. Решили поискать другое место, где начинающая модель найдет применение своим навыкам. Буквально через несколько дней узнали, что в городе открывается филиал модельного агентства «Аванта». Четырнадцатилетняя Маша отправилась на кастинг.

Кастинг проходил в полузаброшенном кинотеатре. Большой холл отапливался только за счет дыхания девушек, которые туда пришли. Целая толпа. Организаторы выстроили всех в шеренгу, и все по очереди ходили. Многие ежились от холода, шли с недовольным лицом. А Мария сумела выделиться из этой толпы профессионализмом и уверенностью.

Два директора, две женщины, отозвали Марию в сторону и попросили рассказать о себе. Девушка рассказала про свою учебу у Азоркиной.

– А почему ты ушла?

– Потому что меня не взяли в основной состав и предложили просто заниматься среди всех остальных.

– Что ж, приглашаем в наше агентство. У нас ты не будешь

«как все».

Окрыленная, девушка прибежала домой и обрадовала маму этой новостью. Началось обучение, продвижение. Это была настоящая работа с многочисленными фотосессиями, поездками в Москву. Агентство размещало композитки моделей в газетах. Тогда это был единственный канал для такого рода пиара. Гордая, Маша принесла газету со своей фотографией в класс. «Круто!» – присвистнул главный хулиган.

Театр в ночном клубе

Гремит музыка, пульсирует стробоскоп. Разгоряченные тела молодых людей двигаются в такт. Вдруг музыка стихает, на сцену выходит ведущий и объявляет: «А сейчас модельное агентство «Аванта» погрузит нас с вами в атмосферу древнего Египта. Только сегодня прекрасная Нефертити танцует вместе с вами!»

Парни, опьяненные напитками разной крепости, начинают свистеть и улюлюкать. Они ждут, что сейчас выйдут девочки- модели в коротких юбках и зажгут. Но басы успокаиваются, свет гаснет, на стене появляется проекция Древнего Египта, и начинается спектакль без слов. Театр моды.

Маша Логачёва каждые выходные работала в клубах, вместе с другими моделями «Аванты». За выступления платили. Каждую девушку служебный автобус забирал от подъезда, а потом отвозил обратно. Организаторы делали так, чтобы никто из зрителей не мог приблизиться к ним и причинить какой-то вред, вход в гримерку был строго запрещен. Безопасность обещали и предоставляли, поэтому родители отпускали своих дочерей. Но, конечно, не без волнения.

В то время по телевизору стали показывать жуткие вещи про то, как в столице нападали на участниц разных конкурсов красоты. В глазах обычных людей такие конкурсы и модельный бизнес тесно переплетались. Хотя в профессиональном смысле это совершенно разные бизнесы.

Организаторы «Аванты» охраняли честь девочек и честь профессии всеми силами. Они не брали деньги с моделей и их семей, наоборот – им платили за работу в коллективе. Не брали деньги со «спонсоров» за знакомства с девушками, не участвовали в сомнительных мероприятиях. Они продавали театрализованную рекламу-дефиле. Например, ставили «Золушку», чтобы представить коллекцию шуб.

«Благодаря „Аванте” у меня появилось понимание, что мода – это искусство, что модный показ можно преподнести как театр на сцене. Тогда это было в новинку, в провинции особенно, и нас очень много приглашали. По пятницам и субботам мы работали регулярно.

Но была одна большая проблема – заказчики не хотели платить за работу моделей достойные деньги. В основном, старались договориться о бартере: вы нам показ – мы вам вещи с этого показа. Коллекции для шоу все откатали, надо было шить новые. А денег нет. Тогда стали чаще выезжать на работу в Москву. С этого момента коллектив начал разваливаться. Потому что большинство родителей, напуганные новостями, встали намертво: «Мы своих девочек туда не пустим, там они попадут в сексуальное рабство, их обольют кислотой или вообще убьют. Нет и нет!» Оказавшись в такой ситуации, агентство скоро закрылась. И Маша осталась будто в пустоте.

– Когда «Аванта» закрылась, я обошла все модельные агентства в Ульяновске, но нигде не нашла такого серьезного отношения. Говорят же: не «модель», а «моделька», – вот с таким представлением о профессии столкнулась, что это больше какие-то ужимки, больше желание красоваться на сцене и в жизни, чем работать.

Сначала в Театре моды Ирины Азоркиной, а потом в агентстве «Аванта» нам говорили, что «модель» с французского – это образец, хотели, чтобы мы были образцами и на сцене, и в жизни. Тогда у меня зародилась мечта создать уникальную школу, выпускать настоящих профессионалов, которые бы вели себя должным образом на сцене и в жизни.

Глава 3. Устроили тут самодеятельность!

Итак, Мария начала работать в модельном бизнесе, будучи школьницей. Несмотря на это, от родителей был строгий наказ «учиться на отлично». Но с этим были проблемы. У Марии дисграфия. Как объясняют словари, «дисграфия – это частичное нарушение процесса письма, проявляющееся в стойких, повторяющихся ошибках». В те времена о таком диагнозе мало кто слышал. И когда умный ребенок упорно писал «кАрова» вместо «кОрова», считали, что он просто рассеянный или недостаточно старается.

Учительница русского языка и литературы, которая вела их с 7 по 9 класс, конечно, заметила особенность Логачёвой. И предложила сделку: она проверяет ее сочинения перед сдачей и исправляет ошибки, а девушка помогает ей с классным руководством у пятиклашек. Маша согласилась. Так она выполняла задачу, поставленную родителями, и занималась тем, что ей нравилось.

– Дети в этом классе были очень творческие. И очень незанятые. Неприкаянные. Они явно хотели какой-то активности, работы, личного продвижения. Но ни кружков, ни тем более театров или студий тогда просто не было. И я решила заниматься с этими детишками. Каждый день я заканчивала уроки и шла к ним на занятия. За несколько месяцев мы подготовили первый концерт.

Что такое школьный концерт в нулевых? Сценки, танцы, музыкальные пародии. В школе № 78 обязательной частью культурной программы стало дефиле – Маша учила девочек тому, что знала и умела сама. Дизайнерских коллекций простым пятиклассницам, конечно, никто не предлагал. Поэтому в ход шла одежда и аксессуары из маминых гардеробов. Девочки несли свои образы с ровной спиной и гордым взглядом. Держали линии и шаг, как учила юный педагог.

В нулевые были популярны телевизионные мюзиклы. Вся страна в новогодние праздники смотрела, как известные артисты играют на новый лад «Золушку» или «Вечера на хуторе близ Диканьки». Подростки придерживаются трендов, поэтому подобные мюзиклы Маша ставила со своими подопечными в школе.

Дирекция была только рада, что дети вместо праздного шатания и разборок занимаются творчеством. Поэтому свободу для этого творчества давали. Даже разрешили затащить в актовый зал огромное количество ёлок. Действие спектакля происходило на елочном базаре, и, чтобы сделать декорации, ребята собирали по дворам выброшенные после праздника деревья и несли в школу. Администрация могла бы назвать это мусором и притормозить самодеятельность, но детей поняли и «хлам» одобрили.

Как говорил кот Матроскин из Простоквашино, «совместный труд объединяет». Класс, за который взялась Мария Логачёва, на время стал дружным. Раньше обзывались, дрались и травили слабых. Но когда стали партнерами по сцене, научились договариваться и замечать таланты друг друга. Маша смотрела на своих первых детей влюбленными глазами, а они – на неё. Теплое было время.

Марию воодушевляла эта работа. Она видела результат и понимала, какой большой смысл стоит за простыми школьными концертами. Общее дело, творческий коллектив были для детей целой жизнью. И Маша могла на нее влиять, делиться, воспитывать. По сути, старшеклассница Логачёва создала сообщество, где все росли и развивались, куда стремились попасть. А еще она придумала, как это сообщество монетизировать и вложить полученные деньги в благоустройство школы.