Фотографии на память

– А меня Гарик, – вежливо представился новенький.

Наконец Витька решил, что драку придётся продолжить. Но не сегодня, потому что с минуты на минуту на обед должен был прийти отец Сейфали.

2

Драться с Гариком больше никому не пришлось. На следующее утро он сказал Витьке, что согласен считаться во дворе четвёртым. После Алика.

Но только чтобы без драки. Витька, немного подумав, согласился. А через неделю Гарик уже стоял на воротах дворовой футбольной команды. Бывшего вратаря Вагифа Витька уже давно подозревал в том, что тот «сплавлял» игры своему двору.

Все быстро привыкли к Гарику. Как и остальные мальчишки, он выклянчивал у отца пятачок на газированную воду с сиропом, участвовал в набегах на соседские виноградники и так часто пересказывал приятелям на пляже «Отверженных» Виктора Гюго, что в конце концов его самого переименовали в Гавроша.

По вечерам ходили в кино. Летний кинотеатр «Бахар» в Баку открыли ещё до войны. По мере того как постепенно сгущались сумерки, изображение на экране становилось всё чётче. Где-то вдалеке мерно шумело море, резко покрикивали чайки, публика тихо пощёлкивала семечками, шуршала конфетными обертками.

В сорок первом все входы на Приморский бульвар перегородили низенькими скамеечками. Мальчишки с лёгкостью перемахнули бы через них – пошататься по набережной, натрясти с деревьев лилово-чёрных тутовых ягод. Но рядом со скамейками несли службу часовые. Они охраняли военный объект. Ведь бульвар теперь назывался «Объект № 3».

В аллеях установили зенитки. Всю войну их жерла смотрели на небо. Но стреляли они только дважды. Первый раз – в самолёт с фашистским крестом, который, описав в вечернем небе дымный полукруг, упал где-то на пустыре. Второй раз зенитки шумно обливали майское небо потоками разноцветных огней победного салюта. Потом зенитки с бульвара увезли.

«Бахар» снова открылся в начале мая 45?го. В нём крутили трофейные фильмы. Детей, конечно, на вечерние сеансы не пускали. Да и кому из них пришло бы в голову покупать билеты?! Они смотрели кино, взобравшись на низенькую ограду кинотеатра.

Этот способ имел свои неудобства. Во-первых, приходилось ждать, когда окончательно стемнеет. Иначе директор, одноглазый усатый фронтовик, гнал безбилетников без всякой жалости. А во?вторых, мальчишек набиралось так много, что сидеть на узенькой ограде становилось опасно: в спину постоянно толкали те, кому не хватило места.

В июне 47?го в «Бахаре» целый месяц шла «Серенада солнечной долины». Алик часами, не фальшивя, насвистывал мелодии из фильма, пощипывая струны отцовской гитары.

В тот вечер фильм показывали в последний раз. Алик с Гариком прибежали к кинотеатру задолго до начала сеанса. Но вокруг «Бахара» уже бродили мальчишки с полными карманами семечек. Кто-то тайком попыхивал папиросой, спрятавшись за облупленную будку кассы. Безбилетников было вдвое больше обычного, и держались они компаниями.

– Не удержимся. Точно спихнут, – грустно констатировал Гаврош.

Алик медленно обошел здание кинотеатра, обшаривая глазами местность. В отдалении маячило высокое старое дерево. Похоже, экран с него будет виден как на ладони. Гарик, кряхтя, подсадил Алика, и тот пополз вверх к толстой удобной ветке.

– Эй-эй! Мальчик! Голова есть-нет?! Ты обезьяна или человек? Зачем на дерево полез? Слезай, сейчас милиционера позову! – издали крикнул директор «Бахара», гневно посверкивая своим единственным глазом.

Алик торопливо съехал вниз, обдирая ладони о шершавую кору, и мальчики нырнули в кусты.

– Придём, когда стемнеет, – зашептал Алик Гаврошу, – одноглазый в темноте наверняка не заметит!

Гарик боязливо покосился на дерево:

– Высокое! Может, как всегда – на ограде?.. Эх, жалко, Витька с Сейфали в лагере, они нам всегда места занимали…

Стемнело. «Бахар» понемногу стал заполняться зрителями. Мальчишки вертелись у входа, надеясь прошмыгнуть без билета. Но старая билетерша в очках не теряла бдительности. Раздались звуки музыки, под которую шли титры. Сгустились сумерки.

Наконец Одноглазый неторопливо скрылся за дверями своей будки. Алик ринулся к дереву. В темноте карабкаться вверх было гораздо труднее: ночь скрыла все удобные ветки и впадины. Вдруг со ствола соскользнула левая нога, потом правая, и мальчик повис на одной руке. Пальцы, немея, постепенно разжимались. Алик со страхом посмотрел вниз. Гарик бегал вокруг дерева, давая советы:

– Держись, держись, не отпускай ветку!

Вдруг Алик почувствовал, как кто-то крепко ухватил его за шиворот и потащил вверх. Он перехватил руку, уцепился за сук, нашёл ногой опору и с трудом подтянулся повыше. На толстой ветке удобно сидел худенький мальчик с большим биноклем на шее. Отдышавшись, Алик благодарно пожал ему руку.

– Друг? – кивнул мальчик в сторону оставшегося внизу Гавроша.

– Ага! – вспомнил Алик.

Мальчик вытащил из кармана аккуратный моток верёвки, один конец закрепил на ветке, другой кинул вниз Гарику. Через минуту Гаврош уже был наверху.

Тем временем события на экране шли своим чередом. Алик снова слышал любимые песни. Справа лузгал семечки Гарик, а слева сидел незнакомый мальчик. В темноте были видны только его блестящие широко раскрытые глаза и губы, бесшумно повторяющие непонятные английские слова.

– Как тебя зовут? – шепнул Алик.

– Вова, – ответил мальчишка.

– А меня Алик. Его – Гарик.

– Я тебя знаю. Ты нападающий в Витькиной команде.

– Если тебя кто-нибудь обидит – скажешь. Мы с Гаврошем мигом ему морду начистим, – пообещал мальчишке Алик и покровительственно приобнял его за худенькие плечи.

С тех пор Вова часто приходил во двор на улице Карганова. Тётя Сара в первый же день внимательно оглядела Вову, спросила его фамилию и удивлённо покачала головой. Вечером она рассказывала своему парализованному отцу:

– Помнишь Борю Бумбриха, папа? Какой был фотограф!.. Владимир – его сын. Очень приличный мальчик. Не пойму, как наши гопники с ним познакомились?

В июле вернулись из лагеря Витька с Сейфали. Их застукали в палате с папиросами в зубах, так что прости-прощай, вторая смена! Витька с грустью вспоминал лагерные футбольные баталии, окидывал приятелей безнадёжным взглядом и вздыхал:

– Разве это команда? Сброд. Даже защитника своего – и то нет…

Мальчишки виновато переглядывались и тоже вздыхали. Вова сидел на скамейке рядом с Аликом. Он рассеянно слушал Витьку, то и дело поправляя лежащий на коленях чёрный конверт.

– Что там у тебя? – спросил Витька.

Вова улыбнулся, встал со скамейки и начал раскладывать на освободившемся пространстве фотографии.

Карточки были отличные! С них смотрели Алик, Гаврош, Лятиф, дворовая кошка Майка, тётя Сара… И все выглядели немножко лучше, чем в жизни.

Алик – без обычных ссадин на коленках. Гарик – чуть повыше и пошире в плечах. Тётя Сара – моложе и красивее.

– Это я папиным аппаратом нащёлкал, – объяснил Вова. – Потом проявил, напечатал…

– Ха, – усмехнулся Ровшан, защитник из соседнего двора, – ты небось только на кнопочку нажимал, а пахан всё остальное сделал. «Проявил» он, «напечатал»! – передразнил Ровшан Вову.

В это время на лестнице послышался стук каблучков. Это спускалась племянница тёти Сары, Офелия. Все пацаны ещё с прошлого года повлюблялись в Офелию, такая она была красивая. Высокая, с длинными светлыми волосами и тонкой талией. Если Офелия наведывалась к тёте Саре, мальчишки целыми часами околачивались во дворе, чтобы не пропустить момент, когда она будет уходить. Исподтишка рассматривали её лицо, улыбку, жадно ловили слабый аромат духов.

– Какие шикарные фото! – остановилась Офелия. Она взяла Вовины карточки и начала перебирать их. – Кто снимал?

Ребята дружно кивнули на Вову.

– Молодец, – похвалила Офелия. – А меня сможешь так? В следующий раз, когда я приду?

Договорились? – И она зацокала своими каблучками к воротам.

Все молча смотрели на Вову. Он смущённо улыбался, выравнивая и без того ровную стопку фотографий. От него попахивало сладкими духами Офелии.