Сказка о квартире-избушке, Ленке-старушке, Бабе-яге, Кощее, Иване и его «харлее»

с места никак не двинется.
А избушка-веселушка перед нею выкаблучивается,
на ножках на курьих изворачивается
и к ней задом поворачивается.
Ленке б в окошко залезть —
да изба проклятая ее тотчас скидывает,
ей бы в дверь вломиться —
да двери никакой не видывает.
Невдомек Ленке, как в избушку пробраться-войти,
слов приворотных ей не найти.
Досадует девица, бесится,
злобой черною гневается,
посылает угрозы свирепые:
– Ах ты, кочерга прелая,
ветошь ошалелая,
гнусь мухоморная,
змеюка подколодная!
Утоплю, удавлю, забодаю,
разорву, разнесу, задолбаю,
расшвыряю по ветру по косточкам!
Эх, недолог был час ее злобы.
Вот уж солнце позлатило дубровы,
закричал петух за забором,
разбудил зарю, зорьку раннюю,
возвестил начало утра светлого,
утра светлого – конец ночи темной,
ночи темной, силы черной,
возвестил конец чарам нечисти.
Свет в окошке погас,
перестала музыка играть,
перестала избушка плясать.
В лесу тихо-тревожно сделалося,
Ленке вдруг домой захотелося.
Тут метелка к ней подлетает,
ей горбушку свою подставляет.
Ленка верхом на метелку садится,
в небо взмывает, парит, словно птица,
летит над горами,
летит над долами,
помелом след заметает,
посвистом тучи разгоняет.
Вот уж и лес дремучий остался позади,
и город родной виднеется впереди.
Красив город с высоты ведьминого полета:
солнце на высоких крышах огнем пылает,
улицы лентами вдаль убегают,
площади чашами всюду мелькают,
присесть приглашают.
И ни одной души живой —
спит город мирным субботним утром.
А Ленка на метелке все кружит и кружит,
место, где сесть, все ищет и ищет.
Видит, впереди – зелени густо,
густо-прегусто, тесно-претесно.
Но не лес там темный колдовской,
а парк зеленый городской
супротив улицы просторной,
звать которую Зеленой.
И признала Ленка улицу родную,
и кричит на метелку свою шальную:
– Пру, палка окаянная,
дура деревянная.
Чего, сумасшедшая, скачешь?
Щас дом еще, к черту, проскочишь!
Метелка затряслася, задергалась,
ниже спустилася, скорость сбавила,
Ленку об землю чуть не ударила.
Ругается Ленка, чертыхается,
от грязи-пыли оттирается,
на швабру обижается,
что худо приземляется.

Глядит, сидит она в каком-то глухом дворе, в детской песочнице с забытыми совочками, рядом куцые цветочки в затоптанной клумбе, сломанная скамейка с нацарапанными с ошибками именами, гаражи в два ряда и зелень, повсюду зелень, аж домов не видно.

– Куда опять я, черт возьми, попала? – досадует Ленка. – Дурацкая улица! Можно не хуже, чем в лесу, заблудиться.

И тут вдруг заметила она возле песочницы книжку с цветными картинками. А на картинке нарисована избушка на курьих ножках, а под ней текст крупными буквами.

Ленка потянулась к книжке костлявой рукой, поднесла ее к подслеповатым глазам и стала читать по слогам, шамкая беззубым ртом:

– И молвит Иванушка: «Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом». Избушка со скрипом повернулась. Ах, вон в чем штука! – обрадовалась Ленка и снова в чтение с головой погрузилась. – Иван в избушку ступает, а там баба Яга, костяная нога, сидит на печи, на девятом кирпиче, зубы на полке, нос в потолок врос. Ивана и спрашивает: «Куда, добрый молодец, путь держишь? Дело какое пытаешь аль от дела лытаешь?». – «Ты бы, бабуся, – отвечает Иван, – прежде меня выпарила, напоила, накормила да спать уложила. А после б и спрашивала».

Ленка сидит, читает, первый раз в своей жизни увлеклась – не оторвется. Не слышит, что шум поодаль поднимается – город потихоньку просыпается.

Вот спортсмен в трусах по утренней росе легкой трусцой проскакал – здоровья набирается. А вот к гаражу засеменила толстуха ворчливая, грохоча пустыми ведрами, а за ней безропотный муж с тяжелыми мешками и лопатой.

– Говорила тебе: до зари надо картошку сажать. Так в лунном календаре написано. Ну все, опоздали, – ругается тетка. – Ну что ты копаешься? Заводи свой драндулет быстрее.

Ленка услыхала, переполошилась.

– А, Семеновна! Утречко доброе, – раздался издали визгливый голос. – На дачу, никак, собрались? Правильно. А я вот со своей Джулькой на прогулку вышла. Да как сыро-то. Не вредно ли моей Джулечке?

– Гав! – выразительно тявкнула маленькая рыжая собачонка со всклоченной шерстью и во всю прыть кинулась к песочнице.

Еще мгновение, и она с оглушительным лаем оказалась у Ленкиных ног.

Ленка, не помня себя, вскочила на метлу и, отчаянно колотя по ней кулаками, понеслась прочь отсюда, спасая свою шкуру и не думая больше ни о каких сказках.

Недолго мчалась она.
Вон уже и дом родной,