Куропаткин осторожно повернулся к ней и, почти не дыша, положил руку ей на плечо.
Она резко скинула его ладонь и возмущенно сказала:
– Ну, ни стыда ни совести у человека! Совсем обнаглел!
И Куропаткин отвернулся к стене. Очень сильно обидевшись.
Утром он сам варил себе кофе и делал бутерброд. Жена его игнорировала. Ваньку отвез в школу он, болтая с ним по дороге о каких-то роботах – последнем увлечении сына.
А дальше поехал в офис, по дороге набрав телефон Инны Фроловой.
Та тут же откликнулась, весело и бодро сообщив, что будет ровно в одиннадцать. Это удобно?
В офисе было все так же неряшливо и пустынно. Он стал прибираться – помыл вчерашние чашки и блюдца, протер пыль со стола и даже полил цветок на подоконнике – последний привет от стервы Полины.
Потом он поправил галстук и воротник новой сорочки, сбрызнулся одеколоном и слегка намочил топорщившиеся волосы. Сел в свое кресло, поерзал, поднялся и поменял его на кресло Полины.
– Знай свое место! – проворчал он, примериваясь к новому креслу.
Ровно в одиннадцать: точность – вежливость королей, и это он очень любил, – раздался стук в дверь.
– Войдите! – отчего-то хрипло, будто волнуясь, крикнул он, и дверь растворилась.
На пороге стояла… красавица. Нет, не так. На пороге стояла красавица обалденная!
Он даже опешил.
– Вы ко мне? Не ошиблись?
– Да нет, это я! – рассмеялась Инна Фролова и села напротив.
Она, эта Инна, была из тех женщин, от которых он всегда терял голову. Да и не только он, несомненно! Она была довольно высокой, с прекрасной фигурой – не слишком худая, плотная, длинноногая. Пепельные волосы были затянуты в хвост, перехваченный синей бархатной лентой. Синий пиджак, серая юбка. Белая маечка под пиджаком. Пальто из плотного черного драпа она небрежно бросила на спинку стула в прихожей. Высокие, под колено, блестящие сапоги и маленькая сумочка в цвет. На пальцах пара колечек, в ушах скромные серьги. Косметики минимум и очень со вкусом.
Она, видя его растерянность, мягко улыбалась и слегка покачивала стройной ногой в высоком и, видимо, недешевом итальянском сапожке.
Он взял себя в руки, напустил строгий вид и повел разговор. Приврав, что прежняя секретарша ушла в декрет, работы – увы – не так много, ох, ох. Кризис, будь он неладен!
Она уже сняла улыбку с лица и кивала – в поддержку, что ли? Видя его смущение?
Потом, откашлявшись, он еще раз спросил насчет зарплаты. Осторожно и все же неловко.
– Вы правильно меня поняли, Инна? Увы, больше платить сейчас не смогу. Ну, дела не то чтобы плохи…
Ну, и дальше пошел всякий бред про коварных партнеров, про взлетевший евро, приплел туда же несчастную Грецию, зажатую Евросоюзом в тиски, основную поставщицу товара, – ну, вы понимаете! Потом неожиданно для себя вдруг рассказал – коротко, правда, – про «некорректное поведение» Полины.
Она мягко остановила его.
– Да вы не расстраивайтесь так, Николай Григорьевич! Беременная женщина, ну, вы понимаете… А контакты я восстановлю, не сомневайтесь.
И повторила, что зарплата ее не очень волнует. Главное – что удобно и близко от дома.
Работа. Дочка на бабушке, с мужем в разводе. В общем, тоска. Надо чем-то заняться.
Потом она прошлась по офису, оглядев все опытным глазом. Предложила сварить кофе, ну, или чай. Вы любите черный или зеленый?
Он, растерянный и ошарашенный внезапно привалившей удачей, даже счастьем, согласился на чай, и они выпили чаю. За которым она коротко, не вдаваясь в подробности, рассказала, что совсем недавно развелась с мужем, серьезным бизнесменом. Квартира, слава богу, осталась за ней, да и машина тоже. Деньги на дочь он дает, и достаточно. И вообще, как правильно, что они подписали брачный контракт.
Потом она вымыла чашки, сложила их аккуратно на чистой салфетке, сказала, что надо купить пару пачек хорошего кофе, итальянского. Не возражаете? Ну. И еще так, по мелочи – сушки, печенье, хороших конфет. Ну а дальше – там будет видно.
Он тупо кивал и со всем соглашался.
Они распрощались и договорились, что выходит она в понедельник. Так как сегодня пятница. Ну, все понятно.
Инна Фролова вышла, оставив шлейф легких и тонких духов, которые он с удовольствием громко втянул ноздрями.
После ее ухода он наконец словно очнулся, бодро заходил кругами по офису, почему-то приговаривая: «Ну, дорогая, посмотрим!»
Что это значило, он и сам точно не знал, знал только, что кому-то грозится. Наверное, Инне Ивановне и противной Полине.
В подробности он не вдавался. Был возбужден и полон надежд. Отчего возбужден? И какие питал надежды?
Да непонятно. Наверное, так окрыляет мужчину новая и незнакомая женщина, да?
Очень красивая женщина, надо сказать.
Он вернулся с работы рано, принялся читать с сыном книжки. Потом играли в «стрелялки». Недолго – долго не позволяла жена. Ну, права.
А назавтра договорились поехать в «Детский мир» – за этими роботами, о которых так мечтает Ванька.
На жену он почти не смотрел, словно ее и не было вовсе. А когда она позвала обедать, нехотя встал, словно делая ей огромное одолжение.
Увидев в тарелке кусок приготовленной на пару рыбы и отварную брокколи, скривился и уставился на жену.
– А нормальной еды у нас нет?
Она почему-то растерялась, опешила и не ответила хамством.
– Есть пельмени… готовые… хочешь? – перепуганно сказала она.
И он с тяжелым вздохом согласился на пельмени.
– Уж лучше готовые, чем эта бурда.
Ванька тоже закапризничал и стал отпихивать тарелку с рыбой, затребовав готовых пельменей.
И Инна, к удивлению сына и мужа, молча сварила пельмени.
Ночью она, как всегда, легла на свою половину и чуть – самую малость, но он заметил, – придвинулась к нему.