И это всё – наша жизнь

Он горячо откликался: «Да что ты спрашиваешь? Конечно, конечно! Все, что тебе нравится!»

Еще Эле понравились золотые часики на золотом же браслетике и каракулевая шубка с норковым воротником. Под приобретенную ранее шапку-«кубанку».

Все это было куплено, разумеется. Эля уезжала счастливая. На вокзале плакала и горячо, как всегда, страстно целовала своего Сенечку.

Семен Иванович долго махал вслед уходящему поезду и медленно шел к машине.

В следующий раз, когда он собрался в Пермь к любимой, сильно, надо сказать, соскучившись, Эля ему сказала:

– Да что тебе мотаться в нашу провинцию? Лучше уж я к тебе. В смысле – в столицу.

Он слегка ошалел и испугался. Быстренько подсчитал, во что обойдется гостиница, рестораны и магазины, и испугался уже совсем не слегка. Заначка кончилась. Из зарплаты не вынешь – неудобно. Значит, залезать в долги? А вот это он ненавидел. И людей, берущих в долг, не любил и откровенно презирал.

Но – пришлось. Поехал к своему школьному другу и занял большие деньги.

А Раечка страдала и, самое главное, жалела неверного мужа больше, чем себя. Мается, бедный, мыкается, места себе не находит. Ночами на кухне дымит. А ведь у него – сердце! И давление скачет. А таблетки от давления он пить перестал – выбросил в помойное ведро. Разве в его возрасте такое выдержать? Таблетки от гипертонии и бессонницы она растворяла в теплом чае. Тихо подавала ужин, вешала в шкаф чистые, накрахмаленные рубахи, до блеска начищала ботинки и так же тихо уползала к себе. Теперь они только здоровались и прощались – жили как соседи.

В Эльвирины приезды Семен Иванович ночевал в гостинице. Жене коротко бросал:

– Не жди.

Она ничего не спрашивала, кивала и опять его жалела. Ее уговаривали пойти к нему на работу и устроить скандал. Ее уговаривали найти разлучницу и расцарапать ее наглую рожу, а заодно – и наглую рожу изменника-мужа. Кто-то советовал ей развестись и оставить его ни с чем. Все говорили ей, что она тряпка и законченная кретинка. Что подобные унижения не стала бы терпеть ни одна уважающая себя женщина.

Дети жили своей жизнью и были не очень-то в курсе.

Серебряную свадьбу не справляли. Что людей смешить? А бриллиантовые «малинки» гордо носила прекрасная Эльвира.

Сволочь, конечно, Семен Иванович. Не понимал, во что влипает. Хотя нет. Что-то в его голове начало проясняться. Правда, совсем чуть-чуть. Он прекрасно осознавал, что любимая Эля – немыслимая транжирка. Что она стала наглеть и зарываться. Но при этом оправдывал ее, как всякий любящий человек. А что она хорошего видела в своей жизни? Комнату в деревянном доме без удобств? Больную мать и пьющего отца? Соседей, считающих ее понятно кем… Не замужем, бездетная, при мужиках да еще красавица. А шубку Эльвирину новую и сережки и вовсе пережить не смогли. Дерьмом дверь измазали и крысу дохлую на порог бросили. Как она тогда плакала! Говорила, что нет ей житья в этом долбаном городе. Прохода не дают! В спину шипят: «Сука и проститутка». Из гостиницы выперли, дескать, работники с такой репутацией не нужны!

Благородный Семен Иванович предложил несчастной возлюбленной переехать в Москву. Предложил – и испугался. А как он ее устроит? Снимать квартиру накладно, про гостиницу и говорить нечего. И он поселил Эльвиру на даче. Зимой семья туда не выезжала. А на даче отопление, теплая вода, душ, туалет. И еще свежий воздух. Привез любимую с вещами, а она недовольно повела носиком: «И что я буду здесь одна делать? С белками и дятлами разговаривать?» Он растерянно развел руками.

Эля с большим трудом выдержала на даче два месяца. Встречала его со слезами и истериками.

Раечке, разумеется, донесли. Все предлагали ей помощь – поехать на дачу и выгнать за волосья «эту гадину» голую и босую. Вызвать милицию и объявить, что эта женщина живет тут незаконно и вообще – без московской прописки. Одна родственница даже предложила поджечь ночью дом. Вместе с соперницей.

Раечка никого не слушала и ничего не делала. Только по-прежнему жалела Сеню. Ей уже было все известно про Эльвиру, и она понимала, что с мужем случилась беда. Что влип он по уши, и как из этого выбираться – непонятно. У знойной брюнетки наверняка имелись далекоидущие планы.

Надо сказать, что Семен Иванович тоже начал раздражаться и даже браниться с Эльвирой – уже были пара стычек. Эльвира испугалась и притихла – возвращаться на родину ей не хотелось. И она объявила любимому, что хочет от него ребенка. Высшее проявление любви!

Семен Иванович испугался всерьез. Новорожденные младенцы, даже зачатые по неземной любви, его не привлекали. Он стал осторожнее, а Эльвира настойчивее. От осторожности и страха его мужские способности потеряли прежнюю силу. Да что там силу – у него теперь часто случались вполне реальные, такие постыдные для любого мужчины осечки. Теперь, приезжая на дачу, в койку он с порога не прыгал.

В доме никогда не было еды. Почему? Эльвира объяснила, что она не кухарка. Она – для любви и страстей. А есть порой очень даже хотелось. Эльвира вздыхала и делала бутерброды.

К лету отношения между влюбленными слегка подпортились. Эльвира все чаще обижалась, дула губки и жаждала светской жизни. Заводила разговоры про развод. Кричала, что быть любовницей для нее унизительно. Что он ее прячет на даче, как Синяя Борода.

Нет, он по-прежнему Эльвиру любил. Ну, может, не совсем по-прежнему… Она его стала заметно утомлять и раздражать, ее было слишком много. К лету пришлось освобождать дачу и снимать квартиру. Он опять залез в долги, купил Эльвире московскую прописку, предложил устроить на работу. Она отказалась – устраивала скандалы и требовала купить ей кооператив.

– Хоть что-то ты можешь для меня сделать? – кричала она. – А не только по мне ползать?

Вот это было совсем пошло. Совсем грубо. Это она сказала зря. Да и потом, он устал. Болело сердце, и скакало давление. Он стал снова пить таблетки, реже появлялся у Эльвиры. Когда она названивала и устраивала скандалы, он бросал трубку.

А Раечка молчала. Подавала, гладила, чистила, ничем не досаждала, не задавала ни одного вопроса.

Однажды Эльвира позвонила ей и истерично выкрикнула в трубку:

– А вы знаете, что ваш муж со мной спит?

– Ну и что с того? – невозмутимо ответила Раечка. – Он и со мной спит!

Впрочем, это было неправдой. Ну, или не совсем правдой. Была одна попытка… Так, попыточка – скажем прямо. Мучился все-таки человек от чувства вины, мучился.

Эльвира бросила трубку.

Дело кончилось тем, что она поставила условие: Семен Иванович покупает ей квартиру – она оставляет его самого и его семью в покое.

– У меня нет на квартиру денег! – в бешенстве заорал измученный Ромео.

Раечка слышала этот разговор. Она подошла к мужу и протянула ему сберкнижку.

– Деньги есть, Сеня, – тихо сказала она. – Возьми. Там как раз хватит. И мы наконец покончим с этим кошмаром.

Он открыл сберкнижку – там лежала вполне внушительная сумма.

– Откуда? – изумился он.

Раечка махнула рукой:

– Копила. Экономила на хозяйстве. Так, собрала.

– А зачем? – снова удивился он.

– Да мало ли что в жизни бывает! – пожала плечами Раечка. – Ну вдруг бы ты, не приведи господи, заболел! Или ушел с работы! Времена начались мутные. А все на тебе держится! Чтобы ты не мучился и не страдал, чтобы был спокоен! Собирала, как говорится, на черный день. Вот, считай, что он и настал. – И Раечка грустно улыбнулась.

У Семена Ивановича задрожали губы и из глаз брызнули слезы.

– Какая ты у меня! – потрясенно произнес он.

– Какая? – удивилась Раечка. – Обыкновенная я. Самая обыкновенная. Домашняя клуша. Ничего не умею – только борщи варить и блины печь. Ну и еще половой тряпкой елозить.

Семен Иванович качал головой и смотрел на жену во все глаза. Будто в первый раз. Смотрел на ее спокойную, неброскую и неутомительную красоту, слушал ее тихий и ровный голос и – любовался. Правда-правда – любовался. И еще – плакал. Слезы лились как из ведра.

– Простишь? – тихо спросил он.

Раечка кивнула.

– Только на дачу больше не поеду, Сеня. Извини – не смогу. Так что дачу мы продадим.

Семен Иванович закивал.