– И ты меня. А при чем здесь полнолуние?
– Ни при чем, ни при чем, если тебе так удобно. – Я оделась и захлопнула шкаф. – Да ты не боись, вы сегодня к тете Лене едете.
– К какой еще тете? Я с девчонками Новый год встречаю. На Панфиловском!
– Твое дело. А я с мальчишками пойду с горки кататься. На заднице.
Машка хрюкнула мне в спину и побежала разбираться с теткой, кто куда сегодня едет, лишь бы не оставаться дома. Сашка и Фантомас все так же стояли в коридоре, вяло отбрехиваясь от приглашений тетки (два года знакомы, но они до сих пор ее стесняются). Сашка уже вертел в руках мою ледянку, Фантомас подталкивал ногой мои сапоги. Поторапливали, запарились небось тут стоять.
– Иду-иду. Могли бы и чаю попить, чем стоять – жариться. – Последнее я говорила уже в спину Сашке. Фантомас чуть задержался, посмотреть, как я захлопну дверь, и нырнул за Сашкой в лифт. Двери закрылись, мальчишки синхронно выдохнули (тетки больше нет рядом) и принялись болтать.
– Слышал, тебя на Новый год куда-то увозят? А мы у Виталика соберемся, думали, ты с нами.
– Оставят ее одну, как же, жди! Помнишь, что она месяц назад устроила, когда все уехали?!
– И нас не позвала…
– Я кино смотрела!
– Ага! – заржал Сашка. – У меня от твоего кина люстра неделю раскачивалась. И топот такой по потолку: бум! бум! Скажи честно: устроила сейшн, а нас не позвала.
Мы вышли из подъезда к замерзшему пруду, и Сашка с ходу переключился: оседлал ледянку и – с разбегу вниз! Мы с Фантомасом тоже не отстали. В штаны и за шиворот тут же набился снег, и неприятный разговор кончился сам собой. Мальчишки не умеют ворчать долго.
– Идем на трамплин! – Сашка отряхивался на середине пруда и махал в сторону крутого склона на другом берегу. Там такой трамплин – почки отобьешь. Как раз то, что мне сейчас нужно.
Я въехала Сашке под ноги, уронила и опрокинулась на четвереньки сама. Сзади уже подъезжал Фантомас. Он вопил: «Разойдись!» – но мы не успели. Фантомас влетел в меня, кувыркнулся, потер нос и пожаловался:
– У тебя там что, бронежилет?
– Конечно! Мы же на трамплин собрались!
Крутой склон мы штурмовали с разбегу. Сумасшедшие вроде нас уже протоптали там лесенку, но подниматься по ней было неинтересно. Сашка бежал впереди враскорячку, ледянка в его руке болталась, как единственное крыло раненой клуши. Мы бы посмеялись с Фантомасом, но, думаю, сами были не лучше.
Фантомас вообще-то не Фантомас, а Гондурас. Была у него раньше такая привычка: если рассказывает о чем-то плохом, говорить: «Гондурас». «Математичка нам вчера Гондурас устроила: контрольную без предупреждения». Или: «Ну и Гондурас у тебя в комнате!» Его и прозвали Гондурасом. Ему нравилось, он так и представлялся: «Гондурас». И тетке моей тоже. Она потом несколько дней переспрашивала: «Как-как зовут этого мальчика? Водолаз? Дикобраз? Фантомас?» Я и рассказала мальчишкам по приколу. Они взяли на вооружение, и Гондурас быстро стал Фантомасом.
Трамплин был отлично раскатан: мы вылетали за середину пруда, врезались в трусов, которые катались на той стороне с пологим склоном, в общем, веселились, как могли. Сашка придумал кататься на пузе, но быстро остыл к этой затее: сказал, что у него на трамплине челюсть хлопает. Фантомас посоветовал привязать ее шарфом и даже попытался Сашке в этом помочь, за что был осыпан снегом и вывалян в сугробе. Я тоже попала под раздачу: мне надоело смотреть на борьбу в снегу, я решила поколотить их ледянкой. В ответ получила двумя.
О том, что сегодня полнолуние, я вспомнила, когда мы уже возвращались в обход пруда, в сумерках мимо елочного базара и разукрашенной гирляндами палатки Али. Настроение сразу упало: и оттого, что полнолуние, и еще жутко не хотелось заходить к Али при мальчишках. Если бы я подошла к любой другой из палаток в ряду, с газировкой там или цветами-игрушками, вопросов бы не возникло. Но Али торгует гвоздями-шурупами и всякой скобяной дребеденью, и мальчишки обязательно увяжутся за мной посмотреть, что мне такое понадобилось.
– Вы идите, я еще в палатку зайду. – Впрочем, я и не надеялась отвязаться.
– Да, я тоже хочу пить! – Сашка подскочил к палатке с газировкой и затребовал воды.
– Мне саморезов…
– И Саморезов купим, подожди… А зачем тебе?
– Дядя Леша просил. И там еще кое-что.
Сашка цапнул свою воду, Фантомас тут же подбежал отбирать. Пока они пили, я быстро нырнула в палатку Али. У него тепло и пахнет железом.
– Цепь-ноль-пять-десять-метров… Здравствуйте!
– Здравствуйте! – Али разулыбался и пошел отматывать для меня цепь. Он думает, что у нас огромная собака, которая регулярно устраивает в доме погром. Раз в месяц захожу к нему за цепью, саморезами, скобами, а иногда и замками. Что тут еще подумаешь? Али, правда, иногда встречает меня с собакой: Машкиным терьером, не выше колена, но его это не смущает.
– Хорошая собачка у вас, э? – Он протянул мне цепь, завернутую в бумагу, и тут как раз вошел Сашка:
– Ты все? Мы уже околели там стоять.
– Да! Еще десяток вон тех скобок и саморезов – два. Сейчас… Сказала: не ждите меня… – Я боялась, что любопытный Сашка полезет в бумажный сверток у меня в руке. Что я скажу? Тоже дядя Леша просил? Тетку привязывать? Сашка не Али, додуматься до карманной собачки-убийцы ему фантазии не хватит.
Но Сашка не полез, только стоял и дышал на пальцы – отогревался. Али быстро ссыпал мне в пакет саморезы да еще пожелал счастливого Нового года, шутник. Вот и пора домой. Надеюсь, мои уже уехали, и надеюсь, парни не заметят, что машины во дворе нет, а я осталась. Впрочем, уже темно. Да и машины замело так, что не различишь.
Лифт развез нас по домам: пятый, шестой, седьмой. Вот же мне подфартило: жить между двумя любопытными! Все странности, что творятся у меня дома, парни слышат. Слышат, а наутро спрашивают: «Что у вас там вчера творилось?! Мои полночи уснуть не могли, хотели в милицию звонить, еле отговорил». А я – выдумывай, выкручивайся, ври. То к Машке подруги пришли и устроили бузу, то телик сломался и орал… Я просто специалист по таким отмазкам. Хотите шуметь всю ночь и чтобы утром вам за это ничего не было, спросите меня как.
Дверь была заперта: уехали! Ключи у соседки справа – тети Тани, только в руки она мне их не даст. Выйдет на звонок, буркнет что-нибудь, откроет, впустит меня и запрет снаружи. Что ей там тетка про меня наплела, я не знаю, но вижу, что ничего хорошего.
– Чего трезвонишь, ненормальная? – И вам здрасьте. Отвечать ей вслух – только портить себе настроение. Я пожала плечами, мол, и так все понятно.
Соседка ковырялась на вешалке, отодвигая куртки, брякая связками ключей. Машкин терьер выглядывал из-за ее ног, втягивая воздух любопытным носом. Знает, что домой до утра не возьмут ни его, ни ключи. Чего тетка его с собой не забирает, когда по гостям катается?
– Новый год скоро, где тебя черти носят?.. – Как будто теть-Таня пригласила к себе и без меня за стол не садится.
Машкин терьер сопел в коридоре, но ко мне не выходил. Сделала ему ручкой, пошла домой одна.
В прихожей темно. Соседка снаружи позвенела ключами и ушаркала к себе. Я зажмурилась, включила свет. Четвертый год с Тварью живу, никак не отвыкну бояться. Разулась, скинула куртку, вытряхнула на диван железо из палатки Али, полезла в кладовку за инструментами. Новый год! Чертово полнолуние, нет бы наступить ночью раньше или позже. Но нет, ему понадобилось в Новый год, когда на улице будет куча народу и выпускать Тварь из дому нельзя. Даже в лес.
Лес виден из нашего окна, настоящий, большой, не какой-то там лесопарк с лавочками и аттракционами. Обычно он меня здорово выручает: там днем-то мало кого встретишь, кроме редких компаний с мангалами. А уж ночью – дураков нет. Я и выпускаю Тварь туда, пусть по кустам носится. Но сегодня компаний и мангалов там будет до чертиков, погода-то какая, снежок…
Я смотрела на лес и прикручивала железные скобки по периметру оконных рам. Натяну цепь зигзагами, чтобы Тварь не сиганула в окно. Ей до фени шестой этаж, мозгов-то нет. За дверь я не волновалась: дядя Леша поставил хорошие замки: без ключей да еще лапами изнутри не откроешь.
1 января
В такие моменты острее всего чувствуешь, что ты не такая, как все. В доме напротив светились все окна, в окнах то и дело мелькали фигурки с тар елками-бутылками. А я сидела в темноте, чтобы соседи не увидели Тварь. Из-за стен доносилось бормотание телика и какой-то новогодний концерт, негромкий, но слышный в моей тишине. У Фантомаса наверху сдвигали столы. Я сидела как мышь, ведь мальчишки думают, что у нас все уехали. Правда, скоро придет Тварь, и вся моя конспирация полетит к черту, но я, как всегда, надеялась на себя и удачу. Может, за новогодними петардами никто и не услышит нашей с Тварью возни. А услышат, скажу, что это не мы, а другие еоседи: Новый год, все шумят, поди разберись, кто больше.
Под эту мысль я все-таки включила телик, притащила с кухни авоську мандаринов, да и набросилась на них, как будто неделю не кормили. Мне хотелось почувствовать праздник, побыть, как все, а не уродом, которому и свет-то включить нельзя, чтобы соседи не испугались. Желание, что ли, загадать? Сжечь бумажку, кинуть в бокал с шампанским, у дядьки вон полный холодильник припасен неизвестно для кого. И это не успею. Тварь, как подобает оборотням, придет в полночь, вместе с боем курантов. Вот тебе и Новый год. А если пораньше?
От алкоголизма меня спасла речь президента. Увидела и поняла: не успею. Да и не надо: кому-то всю ночь воевать.
Я сглотнула последнюю мандаринину с половиной кожуры, перекрестилась, хоть это и бесполезно, и почувствовала знакомую ломоту в костях: Тварь уже близко. Ломило пальцы, спину и даже где-то в животе, где костей нет. Я свернулась на диване и радовалась, что всегда чувствую приближение Твари. Было бы хуже, если бы она приходила незаметно для меня. А так – хорошо, я все чувствую. Последний год даже научилась ее контролировать, не как дрессировщик, но все же. Я знаю, что у нее на уме и как ее перехитрить.
Хотя при виде мяса все равно не удержу, этого и боюсь.
Тварь встала на дыбы и противно завизжала. Это мужчины воют, а моя визжит, высоко, так что ушам больно.
– Заткнись! – Еще не хватало, чтобы на зов сбежались ей подобные, тогда я точно не выдержу осады.
Тварь заткнулась не от моей команды, а оттого, что у нее были дела поважнее визга на диванчике. Она поскакала к окнам, проверять на прочность цепи Али. Прочность вообще-то паршивенькая, но на ночь обычно хватает. Поэтому и зиму не люблю: ночи длинные. Летом хорошо: до четырех повоевала – и рассвет, можно спать. А зимой… Плохоньким цепям надо выстоять до восьми, не меньше, а Тварь уже поддевала скобу когтями. Я удерживала, пыталась отвлечь внимание телевизором: там новогодний концерт, мясо показывают. Но Тварь плохо видит изображение на экране, может разглядеть только крупный план. А по телику, как назло, показывали зал, толпу… Не видно. Дядя Леша давно хотел купить «плазму» побольше, но, боюсь, я не доживу. Тварь только мельком глянула на экран с человечками-муравьями (муть какая-то) и опять взялась за скобу.