– Толстый наложил мне под спальник виноградных улиток, – объяснил ей Тонкий, – а я их головой расколол.
Ленка хохотнула:
– А ты чего хотел?! Крыс-то твой недавно из Франции, вот и пристрастился к тамошней кухне!
В подтверждение Ленкиных слов Толстый громко зачавкал в ногах.
Глава IV
Глупые взрослые
Цикады стрекотали так громко, что Тонкий испугался: разбудят они тетю Музу, та увидит, что племянника нет, отыщет его, вернет и даст по шее. А следы браконьеров смоет волна.
С этими веселыми мыслями он летел с горы к морю. Луч фонарика убегал из-под ног. Тонкий не успевал разглядеть мелкие камушки и колючие кустики бессмертника. Он то и дело спотыкался, резал босые ноги, чертыхался и продолжал свой путь. Море было спокойным, хотя тетя Муза рассказывала, что по ночам здесь бывают страшные штормы. Тонкий подозревал, что она просто не хочет, чтобы племянники убегали ночью купаться без нее, вот и пугает. Он посветил на море. Оно было зеленое в свете фонарика, с белыми блестками, почти ровное, если не считать малюсеньких волн, которых и Толстый не испугался бы. Тетя явно преувеличивала.
Следы шин сохранились прекрасно. Тонкий опустился на четвереньки. Ага, ясно: вот рисунок «елочкой» показывает на него, потом на гору, потом разворачивается и убегает откуда пришел. То есть машина приезжала специально за дельфином. Подъехала, забрала, развернулась и укатила в обратном направлении.
По ногам плеснуло. Тонкий глянул на море – волны были уже не такими маленькими, как минуту назад, они выросли до полуметровой высоты. Не шторм, но поторопиться стоит, если не хочешь, чтобы следы размыло у тебя перед носом. Он пригнулся и побежал вдоль «елочки».
Метров двести машина шла прямо. Еще бы, свернуть ей было некуда: слева море, справа – гора. Но скоро Тонкий увидел широкую песчаную дорогу в гору. Следы вели туда. Он пробежал еще несколько метров и пошел тише. Здесь, на подъеме, волны его уже не достанут. Следы целехоньки, и можно не спешить.
Прекрасна жизнь ночного Крыма! Шумят волны, серебрясь и поблескивая брызгами, стрекочут цикады. Вон пробежал, фыркая, ежик, а совсем рядом по траве прошуршала змея. Тонкий притормозил. Следы вели на траву, как раз туда, где змея. Ее лучше пропустить. Кто знает, гадюка она или безобидный желтопузик. «Прежде чем наступить в темноте на змею, спроси: «Кто ты?» – вспомнил Тонкий тети-Музину лекцию по технике безопасности в Крыму. В дороге у нее было достаточно времени, чтобы рассказать племянникам и про змей, и про ежиков, и про то, что не стоит хлебать соленую воду из моря.
Змея уползла, не представившись. Тонкий шагнул на траву… И стал думать, нет ли отсюда более короткой дороги до родной палатки. Море уже бушевало вовсю, а следов нигде не наблюдалось. Примятая шинами трава поднялась и скрыла следы преступников.
Тонкий опустился на корточки и поковырял землю. Рыжеватая в свете фонарика земля была теплая и влажная от росы. Потерял след начинающий оперативник Александр Уткин. Ищи теперь ветра в поле. Море большое, да и берег немаленький, не факт, что Тонкому посчастливится увидеть еще раз браконьеров или хотя бы их следы. Если, конечно, браконьеры вдруг сами не возникнут перед его носом, да еще не окликнут:
– Эй, пацан!
Тонкий поднял голову. Метрах в пятидесяти от него двое надували лодку. Ну точно, браконьеры! Кому еще придет в голову отправляться на водную прогулку ночью! На заднем плане горел костер, и рыжела в его свете маленькая палатка. Один из двоих поднялся и махнул Тонкому:
– Пацан! Подсоби!
Тонкий встал, но навстречу браконьерам не торопился. Вдруг они поняли, что он идет за ними по следам?! Тогда хана оперативнику Александру Уткину: утопят в море и фамилии не спросят. Но как велик соблазн помочь преступникам надуть лодку, набиться в приятели, втереться в доверие и потихоньку вывести их на чистую воду!
– Ты что, уснул?! – крикнул браконьер.
«Умрем или победим», – решил Тонкий и зашагал к мужикам.
Двое явно собирались рыбачить, в надутой лодке были аккуратно сложены удочки, гарпун… У Сашки перехватило дыхание: точно, они! Интересно, куда они спрятали труп дельфина? И куда обычно прячут трупы свидетелей?
Надутую снаряженную лодку браконьеры пытались затащить на крышу черной «шестерки», и, само собой, вдвоем у них ничего не получалось. Лодка большая, человек на десять, «шестерка» – маленькая. Вообще, до моря двести метров, эти лентяи вполне могли перетащить лодку и на руках… Точно, его раскусили! А лодка – только повод, чтобы подманить поближе нежелательного свидетеля.
Оба браконьера были лысые, только у одного лысина блестела в лунном свете, у другого на макушке пушился «ежик». Значит, первый старше. Оба в камуфляже и высоких сапогах. А лиц в темноте почти не видно, так что различить их можно только по лысинам.
– Ты чего ночью один гуляешь? – спросил Полированная Лысина. – Потерял что?
– Крысу, – быстро соврал Тонкий. – Привез из Москвы позагорать, а она убежала.
– Бывает, – кивнул Ежик. – У меня так две кошки пропало: привез на дачу и больше не увидел.
Тонкий не стал спорить: кошки так кошки.
– Полезай на капот. – Полированная Лысина решил не тратить времени на разговоры. – Лодку примешь.
Тонкий вспрыгнул на капот. Капот был холодный. Правильно: труп увезли самое меньшее три часа назад, за это время капот «шестерки», проехавшей четыреста метров, сто раз остынет.
Лысые подняли лодку, раскачали и (ой!) швырнули в Тонкого. Борта лодки были снабжены матерчатыми ремешками неизвестного предназначения. Тонкий успел схватить один и, почти не чертыхаясь, втащил-таки лодку на крышу.
– Отлично! – одобрительно крякнул Ежик. – Теперь на, привяжи. – И бросил веревку с карабинами. Тонкий быстро справился, привязывать – не ловить тяжести на лету. Через минуту лодка была готова к транспортировке.
Ежик по-свойски стянул Сашку с капота за штаны и больно хлопнул по спине:
– Ну что, крысотерятель, поехали браконьерничать?!
Цикады стрекотали громко, так громко, что Ежик не слышал, как шумно сглотнул начинающий оперативник Александр Уткин. Раскусили! Топить хотят! А от Ежика к тому же еще пахнет водкой, так что, может, его и до моря не довезут, пьяные-то водители (обнюхать Полированную Лысину Тонкий не успел, но по скромному опыту знал, что два приятеля-сообщника редко напиваются поодиночке).
Бежать? Глупо, по некрутым горам на машине враз догонят. Кричать – еще глупее, тетя Муза с Ленкой все равно не услышат, а больше здесь никого и нету в радиусе одного километра.
«Спокойствие, только спокойствие, – думал начинающий оперативник, пытаясь унять дрожь в коленках. – В твои планы входило втереться в доверие к преступникам, чтобы вывести их на чистую воду. Так дерзай! Путь открыт. А вот когда тебя начнут топить, тогда и будешь волноваться и думать, что делать дальше».
Не ожидая от себя такой наглости, Тонкий крикнул:
– Поехали! – И так хлопнул Ежика по спине, что тот начал икать.
Доехали в минуту. Ежик, даром что пьяный, ловко объезжал даже маленькие кустики бессмертника, в которые побоялась бы врезаться разве что улитка на роликах, да и то не очень крупная.
Колеса шаркнули по мокрому песку и… Тонкий представил себе, как будет рыбачить в этом море на резиновой лодке. Вышло что-то похожее на аттракцион «американские горки»: тебя несет вперед с бешеной скоростью, бросает вверх-вниз, и в заключение – «мертвая петля». Бррр! А ведь Тонкий был у моря всего-то пятнадцать минут назад, и тогда еще вполне можно было и рыбачить, и купаться. Теперь же волны поднимались выше чем на полтора метра и уже цепляли машину за колеса. Тонкий увидел в свете фар, как самая нахальная длинная волна слизнула вечерние следы шин. Жаль. Может, он успел бы сравнить их со следами «шестерки» перед тем, как они все вместе погибнут здесь смертью дураков.
– Чего приуныл, растеряша?! – толкнул Тонкого Ежик. – Шагом марш на капот! Щас такой рыбы наловим!
Тонкий представил себе рыбку, которой вздумается покормиться в такую погоду. Касатка, не меньше! «Ну да, – заметил он про себя, – а ты думал, браконьеры бычков ловят?»
Море шумело, как Манежная площадь в День города. Не соображая, что делает, Тонкий вспрыгнул на капот, отвязал ненадежную резиновую лодку («Ну, точно, утопить хотят!»), сбросил ее на лысины. Тот, что полированная, уже разделся, пристроив одежду за камушком. Он ухватил тряпочный ремешок и поволок лодку на верную погибель. Ежик толкал сзади, на ходу выпрыгивая из штанов. Тонкий стоял на капоте и смотрел. Хотелось бежать и на весь Крым орать: «Мама!» Нет, лучше в Москву к бабушке. Мама в командировке, в Лондоне, до нее так просто не добежишь.
Волны били по ногам Полированную Лысину. Он спотыкался, но терпел. Ежик счастливо хохотал, Тонкий смотрел и пытался делать выводы. А топить его сегодня не будут, почти наверняка. Захотели бы утопить – посадили бы в лодку или впрягли бы первым на место Полированной Лысины. А они… Да забыли они про него, что ли? Значит, это не браконьеры. А кто? И почему Ежик сказал: «Поехали браконьерничать?» «По приколу сказал, – ответил сам себе Тонкий. – Если бы и впрямь хотел заняться чем-нибудь незаконным, уж не стал бы об этом трепаться».
Лысины уже загрузились в лодку и только тогда вспомнили о Тонком:
– Пацан! Ты идешь?!
И Тонкий пошел. Вернее, поплыл догонять лодку, чтобы порыбачить с безобидными и бесшабашными Лысинами. Зачем? Он и сам не понял. Должно быть, ему было обидно, что зря потерял время. А так хоть рыбку поймает – уже польза.
Лодку не швыряло, но покачивало ощутимо, так, что передвигаться по ней можно было только на четвереньках. На двух точках не удержишься. Лысины и в самом деле собрались ловить бычков, только называли их по-деревенски: ротаны. Ежик отщипывал от батона, насаживал хлеб на крючок, даже не скатывая шарика, и забрасывал в бушующее море.
– Ротаны такие прожорливые, – объяснял он Тонкому, – можно не скатывать, можно вообще без хлеба ловить или без крючка – они все хватают, что попадется. Вцепляются намертво. Палец в воду сунь – и поймаешь.
Тонкий решил, что он шутит, но все-таки потихоньку, за спиной сунул в воду палец. Бычок, само собой, не клевал, а Ежик продолжал свой правдивый рассказ: