Никаких принцесс!

Это было бы очень по, хм, феевски – помочь парню, зацеловав его до невменяемого состояния, – успокаиваю я себя. А именно это с Вейлом бы случилось. Или со мной? У меня же до сих пор голова кружится.

– Не подходи! Или я… я буду защищаться! – предупреждаю, выставляя перед собой подсвечник, когда Вейл поднимается с колен.

– Виола, это не смешно! – огрызается он. – Сейчас пробьет полночь. – Я нервно оглядываюсь на часы – да ладно, уже? Нет, еще только десять. А Вейл продолжает: – И после полуночи без моего поцелуя ты умрешь, и у меня даже не будет надежды когда-нибудь тебя оживить.

Ага. Кажется, мы потихоньку приближаемся к той проблеме, из-за которой я здесь. Всего-то надо было разок двинуть парня подсвечником.

– А можно подробнее? Желательно с того места, где я должна умереть.

Вейл смотрит на меня – с подсвечником наперевес, – вздыхает, и уже не чарующе совершенный – обычный парень (хотя, признаю, внешность у него экзотическая) кивает в сторону неприметной дверцы:

– Идем, покажу.

… – Сначала я предупреждал каждую, чтобы она просто не заглядывала в эту комнату. Давал ключ и требовал, чтобы она им не пользовалась.

– Ну ты и садист.

Вейл смотрит на меня и вздыхает:

– Как скажешь – что бы это ни значило. Так вот, я давал ключ, а потом уезжал в школу. Девушки были довольны – я их из бедных в основном брал. Они жили во дворце, купались в роскоши – и всего-то за это нужно было не открывать дверь, к которой мой маг прикрепил это… проклятие. Но каждый раз, когда я возвращался – всегда, абсолютно всегда, даже когда я давал не тот ключ, – они уже были здесь. – Вейл грустно кивает на круглую залу без окон, пыльную и очень скромно украшенную деревянной резьбой на панелях у потолка… и полную хрустальных гробов. Их так много, что многие стоят друг на друге – в три ряда, а у порога уже растет четвертый. – Это было раньше. Сейчас проклятие стало еще сильнее: несчастной красавице удается продержаться со мной только до полуночи, а потом, если я ее не поцелую, у меня на руках остается ее тело. А если поцелую, то – вот, – он снова указывает на гробы.

– Печально. – На мгновение мне становится любопытно: он всех этих красавиц только целовал или… Настолько любопытно, что я даже собираюсь спросить. А потом встречаюсь с Вейлом взглядом и понимаю, что нет, мне неинтересно. Совсем.

И глаза его черные, как угольки на лице, мне не нравятся!

Совсем.

Кажется, это снова начинается: его очарование.

Я дышу глубже и пытаюсь себя отвлечь. А в голове бьется мысль: утром я на мужчин так же действовала? Хотя нет, они все очень живенько мне в любви признавались, а не соловели штабелями мне под ноги.

– Послушай, а в школе… – «у тебя есть такая же комнатка?» я спросить не успеваю, Вейл перебивает:

– А в школе проклятие не действует. Собственно, оно нигде не действует, кроме Ниммерии. И да, я знаю, что ты сейчас скажешь – я бы сбежал отсюда уже давно, но моя мама – вон она, кстати, в первом ряду лежит… И не надо на меня так смотреть, она просто поцеловала меня на ночь! А потом, – голос Вейла вздрагивает, и я против воли смотрю на пыльный гроб. – Вот поэтому я вынужден постоянно возвращаться в этот опостылевший дворец. Теперь и вовсе каждый вечер – подписывать горы бумаг, танцевать на балах, выбирать себе очередную… жертву и…

– А зеркало прилагалось к проклятию? – перебиваю я.

– Да. Оно появилось в первую же ночь. – Вейл поднимает с пола мой подсвечник и, размахнувшись, бросает. Я вздрагиваю, но… ничего не происходит. Осколки зеркала не брызжут, звона нет – ничего. Как висело, так и висит. Кстати, комната в нем тоже не отражается.

– Не бьется, как видишь, – отмечает Вейл. Потом смотрит на меня. – Твоя очередь. Что ты забыла в моем королевстве, фея? Ни одна красавица в здравом уме в Ниммерию не сунется, все знают про проклятие.

– Я не знала. Вейл, по-хорошему предупреждаю, не подходи ко мне близко. – Я на всякий случай отступаю к двери потайной комнатки. Оказаться зажатой меж этих гробов… Нет уж.

– Виола! – Вейл улыбается. Хищно. – Поверь мне, я хорошо целуюсь. У меня было столько девушек, что и не сосчитать.

– Угу, – отступаю за порог. – И каждая тебе говорила, что ты хорошо целуешься? Мне жаль тебя разочаровывать, но по крайней мере половина твоих… девушек просто не могла пошевелиться, когда ты… Вейл, я сказала: не подходи!

– Во-первых, – плевать он хотел на мои предупреждения, – в школе проклятие не действует и ни одна из моих спутниц не жаловалась. А во-вторых… Ты что, правда так хочешь умереть? Сильнее, чем всего лишь со мной поцеловаться?

– Мне сестра говорила, что со «всего лишь» все только начинается, – бурчу я. – Вейл, я не собираюсь умирать. Я фея, и вообще-то предполагается, что я как-то сниму с тебя это проклятие. Ну что ты смеешься?

– Виола, его уже почти пять лет снять не могут, – усмехается Вейл. – Это не то, что говорят девушке на первом свидании, но я не верю, что такая милашка, как ты, справится. Ты еще месяц назад колдовать не умела!

– Я и сейчас не умею, – с достоинством говорю я. – Но как показывает недавняя история с королевой Сиерны, магия не главное. Стой, где стоишь! – Я прижимаюсь спиной к стене. Все, дальше отступать некуда, а на меня уже накатывает слабость.

Но Вейл действительно останавливается. Окидывает меня долгим взглядом и вдруг усмехается.

– Звезды, я еще ни разу не делал это насильно. И начинать не намерен. Ну и что ты предлагаешь? – Это он уже мне.

– Открой окно, – слабо прошу я. «И вывались наружу». Но нет, нельзя же говорить такое принцу, в гостях у которого ты оказалась. Пусть и насильно. – Спасибо. Да, – вздыхаю. Правда легче стало. Пусть за окном давно сгустились сумерки, но они звенят сверчками, и мне уже не кажется, что я заперта в одном из гробов потайной комнаты. – У тебя есть шахматы?

– Мы будем играть в… шахматы? – ядовито интересуется Вейл. – Да. Есть. Виола, ты просто расширяешь границы моих познаний. Никогда не ухаживал за девушкой… во время игры в шахматы.

– И не начинай, – предупреждаю я. – Мы просто скоротаем время.

– Не понимаю: что тебя не устраивает? – бормочет Вейл, шагая к двери – позвать слуг. – С бастардом ты была куда как ласкова.

– Потому что Дамиан меня любит! – вскидываюсь я.

– Я прикажу поставить ему памятник, – роняет Вейл, прежде чем скрыться за дверью. Вовремя – еще одна диванная подушка мажет мимо цели.

– Ты там про мед что-то говорил, – кричу я ему вслед. А что? Умирать – так со сладким.

Или от скуки. Вейл паршиво играет в шахматы. Даже нет – безумно паршиво, он конем пытался ходить как ферзем, потому что «это же всадник!». Не вижу в этом смысла, но Вейл – видит. Почему-то он уверен, что всадник может все. Хм, может, всех принцев этому учат? Что они непобедимы? Потому что на конях? Делаю мысленную заметку сыграть в шахматы с Ромионом. Если не помру сейчас от скуки.

– Шах. Твой ход.

Вейл зевает и бессмысленно смотрит на доску. Там его несчастный король отрезан от не менее несчастного коня (я оставила беднягу в «живых» из чистой вежливости), еще пара пешек мечется где-то в центре, но в целом и так понятно, кто выиграл. Так что выбор у Вейла невелик.

Был. Пока этот слабак не упал лицом на шахматную доску, раскидав фигуры.

– Эй! Вейл, ты что?..

– Я спать хочу, – бормочет тот. – Звезды, ни с одной девушкой я еще так смертельно не уставал. Как… бастард… тебя выдерживает?

Я бросаю в него черным королем, но Вейл даже не отмахивается.

– Его зовут Дамиан!

– Без разницы. – Он снова зевает и опять пристраивается спать на доске.

– Эй! – Вейл не реагирует, и я трясу его за плечо. – Ты, может, хоть на кровать переберешься? Я по-джентльменски ее тебе уступлю.

– Ну да. Мою же кровать. – Вейл пытается встать, но тут же падает обратно в кресло. – М-м-м, что это я?.. Виола, не молчи, мне так легче сосредоточиться.

– Да зачем? Ложись и спи в свое удовольствие, а я твое проклятие посторожу, – фыркаю я, собирая фигурки. – Все равно от тебя толку… Тоже мне, принц.

– Не-е-ет, я не хочу… пропустить момент… когда же ты наконец… умрешь…