Пешка королевы

– Спасибо…

– Пожалуйста.

Если Шериада играла на публику, то Криденс и не пытался скрыть, как он устал и как ему тяжело. Наверное, хотел, чтобы я еще сильнее почувствовал себя виноватым. Но когда он пошатнулся и тяжело оперся о косяк приоткрытой двери, а я дернулся было помочь, Ворон рявкнул, не оборачиваясь:

– Только попробуй!

И вот мы остались с Ори наедине.

– Желаете искупаться перед сном, господин? Я приготовил ваш ночной костюм, и кровать согрета, вы можете…

– Ори, прости. Я не хотел.

Он мельком взглянул на меня.

– Конечно, господин, как скажете. Вы не обязаны говорить мне, куда идете. Я всего лишь слуга. Купальня, господин?

Из них троих, включая Шериаду и Криденса, только у Ори получилось разбудить во мне чувство вины.

А зачем? Да, я отлучился на несколько часов. И что?

Утром во время пробежки Криденс объяснил мне, что.

– В чем твоя проблема? – как всегда высокомерно поинтересовался он. Бежал Виета на зависть мне легко, без труда выдерживая темп, несмотря на глубокий снег – за ночь намело, а парк Шериады слуги почему-то не чистили – ни главную аллею, но тропинки в лесу.

Было холодно, но мороз мне нравился куда больше влажной жары Междумирья. Да, первый вдох стужи после тепла выбивал воздух из легких, словно удар под дых, а духота Арлисса создавала ощущение, словно дышишь сквозь влажную вату. Причем постоянно, а вот к холоду можно привыкнуть. К тому же еще месяц – и зима превратится в весну, красивейшее время на Острове. Все цветет – не как в Междумирье, яростно и буйно, а, скорее, хрупко, тонко. Ты знаешь, что три-четыре месяца спустя эта красота увянет, замерзнет в осенние холода. В Междумирье цветы как будто вечны.

– О чем ты? – спросил я, и из моего рта вырвалось облачко пара.

Криденс, наверное, воспринял приказ королевы присматривать за мной буквально. Или не мог отойти от привычки шпионить. Я не умею вести светские беседы во время пробежки, а этим утром вообще никого не хотел видеть.

Разве что Алию, но она осталась далеко, за мирами. Однако мое сердце по-прежнему выделывало кульбиты, стоило мне лишь подумать о ней.

– Ты ее злишь. Зачем?

– Кого? – удивился я.

– Повелительницу. Ты нарываешься на наказание. Зачем?

Я с удивлением посмотрел на него.

Мы свернули с главной аллеи на одну из боковых тропинок, и снег стал глубже. Рыхлый, мягкий – да, весна уже чувствовалась. Деревья вокруг стояли все в снежных шапках, как изящные серебряные статуэтки. Зимняя сказка, – говорила Тина. Надо узнать, как она после вчерашнего. Ори сказал только что молодую госпожу доставили домой, и что эта самая госпожа была очень недовольна. Нам с ней необходимо поговорить. Серьезно поговорить.

Криденс поймал мой взгляд и поднял брови.

– Кем ты был здесь, в этом мире, Элвин?

– Никем! – раздраженно повторил я.

Криденс улыбнулся.

– Правда? Потому что создается впечатление, будто тебя холили и лелеяли, дружище. И все твои капризы немедленно исполнялись. Я думаю, что понимаю. С такой красивой мордашкой ты, наверное, сладко жил у какой-нибудь престарелой матроны, которая не могла на тебя налюбоваться, да? Наверное, она с тобой играла время от времени, поэтому ты так сторонился ведьм в Арлиссе. Ну разве я не…

Я не выдержал. Мое атакующее заклинание разбилось о его щит, но хотя бы заставило замолчать.

Криденс остановился, повернулся ко мне и усмехнулся.

Пару минут спустя я висел в метре над землей, спеленатый парализующим проклятием, а Криденс говорил:

– Очевидно, так оно и было. Что ж, дорогой Элвин, позволь объяснить тебе одну вещь, раз уж королева не сподобилась. У нас странная Повелительница, у нее давно не все дома, и она из Средних миров, а значит, такая же чудачка, как ты. Но она живет в Нуклии не одно десятилетие, и она – королева. Она церемониться с тобой не будет. Не знаю, из какой дыры она тебя вытащила, но вряд ли тебе там нравилось. Стоит быть благодарным уже за это. Ты купаешься в деньгах, я видел это в Арлиссе. Шикарные наряды, редкие артефакты – ты этому цены не знаешь, да? Она даже не стала накладывать на тебя печать – тебе и здесь повезло. Иначе как миленький ловил бы каждый ее взгляд и трепетал. В будущем ты, возможно, станешь кем-то большим, может, даже великим. Но сейчас ты – испорченный, тот, кто не только не умеет держать язык за зубами, но и умудряется сбегать от самой королевы. Поверь, это ничуть не разумнее, чем сбегать от демона. Даже хуже: ты ведь слышал, что она убивает за любое неповиновение? Это правда. Пока она с тобой удивительно мягка. Почему-то. Наверное, дело в ее брате. Но это пока.

Криденс замолчал, внимательно глядя на меня.

– До тебя хоть что-нибудь из того, что я сказал, дошло? Говори.

Давление на горло ослабло, и я прохрипел:

– Пусти.

– Значит, не дошло, – сказал Криденс и вздохнул. – Мой отец говорил, что лучше всего волшебник понимает через боль. Увы, мне запретили делать тебе больно, но ты можешь и сам, верно?

В моей руке вдруг оказался один из ритуальных кинжалов. Я смотрел, как его лезвие прижимается к ладони моей другой руки, как на снег капает кровь, окрашивая его розовым.

– Твой отец был больным!

– Много ты понимаешь. Он научил меня выживать. Ты можешь дерзить куратору – да кому угодно, кроме, пожалуй, принца: ты же ученик Повелительницы, тебе это позволено. Но это ж додуматься надо – кусать руку, которая тебя кормит!

Я посмотрел на Криденса, и в голове всплыла та зеркалка, то есть то заклинание, которое позволило мне отразить его печать подчинения. Несложное колдовство, стоило представить его схему и добавить намерение, как Криденса вздернуло над землей, а рука снова стала меня слушаться. Я наклонился и прижал снег к ране.

– Спасибо за лекцию, но мое благополучие – не твоя забота, Виета. Я понимаю, что королева приказала следить за мной, но уверен, будет лучше, если мы не станем попадаться друг другу на глаза эту неделю. Я не хочу видеть тебя ни во время пробежки, ни на тренировках. Ты очень меня этим обяжешь. Хорошего дня.

Так я и оставил его висеть – наверняка же спустится, заклинание точно ослабнет на расстоянии. А сам вернулся в особняк. Пробежка была безнадежно испорчена.

– Ваша рука, господин, – тут же захлопотал надо мной Ори.

– Поцарапался. Королева еще здесь?

– Нет, господин, миледи отбыла вместе с господином Раймондом на рассвете.

То есть часа два назад. Я посмотрел: дверь в комнату Рая исчезла. Как и сама комната, как я позже сумел убедиться.

– Понятно.

– В столовой накрывают завтрак, господин. Лорд Виета…

– А я не могу поесть здесь? – перебил я. Видеть высокомерную мину Криденса не хотелось.

– …уже позавтракал. Конечно, господин, как пожелаете.

– А? Нет, тогда не надо. Пусть накрывают в столовой. И насчет кареты, Ори, распорядись к полудню, хорошо?

– Конечно, господин. Миледи уже предупредила слуг.

Думать о Криденсе не хотелось – он, кстати, так и не вернулся в дом: я бы почувствовал. Но его слова засели у меня в голове. Неужели я так сильно изменился? Настолько, что Рай прав, и меня впору называть милордом. Я стал таким же?

И разве не этого я хотел? Так почему сейчас мне так плохо?

Удивительно, но от этих мыслей кусок в горло не шел. Удивительно – потому что нужно очень постараться, чтобы расстроить волшебника настолько, чтобы у него пропал аппетит.

Ори забеспокоился. Вот уж кто действительно за мной присматривал! Я всю жизнь обходился без слуг, но к хорошему привыкаешь быстро, и за эти месяцы Ори сделался для меня совершенно необходим.

– Господин, попробуйте паштет из печени мантикоры. Это нуклийский деликатес.

– Да-да, я слышал.

Мантикора – редкость в Нуклии со времен предпоследнего Повелителя, который почему-то решил, что они угрожают Источнику. Впрочем, все Повелители сумасшедшие, и Шериада – еще не худший пример. Так же, как и мантикоры, в Нуклии исчезли драконы. До них – виверны.

Каждый Повелитель вносил свою лепту в истребление нуклийской фауны. Я серьезно – каждый. Шериада отличилась с оборотнями. Говорят, они сошли с ума, и давным-давно, лет сто или двести не превращались в людей, а Повелительнице помешали, потому что стали нападать на фермеров.

Может, это правда. Я знаю только, что Шериада сама не в себе, и никто, даже ее брат не будет ей прекословить в таких «мелочах».

Единственный вид магических существ, успешно размножающийся в Нуклии – химеры. Каждый нуклийский лорд как будто считает своим долгом создать как можно более отвратительную химеру и выпустить в свои лесные угодья. В Нуклии химеры размножаются, как на Острове кролики, поэтому когда охотничий запал лорда угасает, химеры погибают не все. Лорд про них забывает, химер становится все больше, а дичи в лесу все меньше. Очень скоро эти твари переходят на людей, и если сейчас это заботит хотя бы принца Лэйена, единственного в Нуклии заступника неволшебников, то раньше всем было безразлично

Химеры, кстати, несъедобны. Что странно, учитывая аппетиты волшебников. Посади нас на диету – мы и камень съедим.

Но никаких камней мне есть не приходилось: Шериада наверняка приказала слугам следить, чтобы ее демонолог как следует питался. Грибы в масле, жирное мясо, отнюдь не диетические сыры. Спустя десять минут, когда я все еще клевал закуски, сияющий Ори объявил:

– Господин, деликатесы из Золотой империи. Доставили только сегодня – от вашего друга, принца Сэврория.

Плов я тогда попробовал впервые, как и крепкий имперский кофе. На пироге из страуса (я смутно помнил, что это такая птица, которая жила до Потопа) брусничным соусом было написано:

«Спаси меня от Адель».

Я невольно улыбнулся.

А потом впервые задумался. Зачем Шериада приказала мне остаться на Острове? Учебе это наверняка пойдет во вред, и королева не может этого не понимать. И вряд ли она прониклась моими жалобами. Нет, тут что-то другое.

Я как раз перешел к десерту, на который Сэв тоже не поскупился, и знакомился с арахисовой халвой, когда дворецкий объявил:

– Господин, к вам Ее Высочество принцесса Элизабет.

Я чуть не подавился.

– Ко мне? Алекс, ты уверен?

– Конечно, господин, – невозмутимо откликнулся дворецкий.

Высшим демонам вообще безразличны люди, мы для них не интереснее тараканов. На магов они тоже не обращали бы внимания, не занимай мы их, как говорят в учебниках биологии, ареал обитания. Другими словами, не умей мы колдовать, они бы заметили нас разве что в качестве пищи.

– Прикажете привести ее сюда?

Я уже не чувствовал неудобства при необходимости приказывать высшему демону. А вот увидеть Элизабет!..

Вряд ли это может быть страшнее, чем почти убить свою первую хозяйку при Рае.

– Да, Алекс. И, пожалуйста, еще один прибор принеси.

Бросать ради Элизабет завтрак я не собирался. Пожалуй, Рай прав, я и впрямь стал совершеннейшим милордом.

Цоканье каблучков принцессы я услышал еще когда она поднималась по лестнице. Это у них с Шериадой общее – стремительный шаг. Шериада, когда не рисовалась, вообще могла пройтись по-мужски – никакой грации, только стремительность и напор. Нормально для сильнейшей волшебницы миров, наверное.

Элизабет никогда себе такого не позволяла, но ее каблуки всегда чеканили шаг. Когда впервые ее услышал, я думал, это признак силы. Потом, пообщавшись с принцессой, решил, что ошибся.

А теперь думаю, что был не прав: характер непременно нужен, если тебе не только пришло в голову выйти замуж за спутника, но и подарить ему титул, как она предлагала мне.

– Ее Высочество Элизабет, – объявил Алекс минуту спустя.

Я встал ей навстречу, поклонился, лишь в последний момент вспомнив, что обычного нуклийского кивка не хватит. К тому же, она все-таки принцесса.

И руку ее поцеловал, не поднимая взгляда. Только привычно отметил, что Элизабет сменила духи: ни следа розовой сладости, теперь только горечь миндаля. Дорогой, даже драгоценный аромат, учитывая, что миндаль к нам привозили с Большой земли – контрабандой, естественно.

А когда выпрямился, не смог произнести ни слова.

На Элизабет было платье цвета мяты – холодный, глубокий оттенок, который принцессе чрезвычайно шел. Раньше кожа Элизабет казалась мне серой, глаза – тусклыми, а волосы – мышиными. И сама она – пресной. Ей не шел белый – приличный цвет для дам на Острове. Зеленый же носили крестьянки на южной границе. Грязно-зеленый, не ментоловый. Травянистый. Этот краситель был дешев.

Сейчас глаза принцессы сияли, кожа казалась молочно-лунной, а у волос появился цвет – черный, светлее, чем у Шериады, но все же.

– Вы прекрасно выглядите, Ваше Высочество, – сказал я впервые совершенно искренне.

Она улыбнулась, и в ее глазах я увидел тот самый огонь, который так боялся увидеть у аристократок. Сейчас мне было нестрашно. Не с Элизабет.

Пожалуй, я впервые посмотрел на нее с интересом.

– Ты тоже, Элвин, – она осеклась, потом спросила: – Ты не обидишься на «ты», нет?

– Я привык, миледи.

Она села – по протоколу как монаршей особе, ей полагалось сделать это первой. Потом посмотрела на дверь с некоторой опаской.

– А моя кузина?

– Госпожа сейчас в отъезде.

Элизабет выдохнула. Потом улыбнулась по-прежнему застенчиво.

– Я так и думала, но надо было убедиться. Элвин, я прошу прощения за внезапный визит, но я должна была тебя увидеть. Нет, я больше не буду умолять тебя взять меня в жены. Я лишь хочу знать, что с тобой все в порядке.

Мы не виделись полтора месяца, и за это время, очевидно, изменился не только я.

– Кузина сказала, что пришла из другого мира, который лучше нашего. Она забрала тебя туда, Элвин?

– Он не лучше нашего, – усмехнулся я.

– Расскажи.

Я улыбнулся и покачал головой.

– Не хочу, Ваше Высочество. Но если вы желаете, могу показать.