Знак свыше. Современные были

Нино хлопнула себя по бокам:

– Как одну?! Мы же договорились! А вторую куда я дену?

Обороняющаяся сторона после непродолжительного мычания с трудом сформулировала причину:

– Я не уверен, что смогу продать… Вот чувствую так… Меня Ангел предупреждает…

Нино широко перекрестилась и призвала Варвару в свидетели нарушения договора:

– Видишь, что делается!

Семен стоял перед ней, как провинившийся школьник, не отрывая глаз от собственных туфель.

– Это нечестно! – Нино дала волю справедливому гневу. – Это не по-христиански!

У Семена уши стали цвета знамени победившего пролетариата. Он позорно молчал.

Варвара чувствовала себя очень неловко. Именно она на днях пела хвалебные оды Семеновой пунктуальности.

Через неделю новый владелец бочки отозвал Варвару после службы в уголок и сказал убитым голосом:

– Что мне делать? Я предлагал и на работе, и здесь, нашим. Никто не берет. Кто-то сказал, что там сахар. Фальшивка.

Было от чего схватиться за голову.

По церкви тем временем пополз слух. Семена, честнейшего трудолюбивого человека, аферистка Варвара кинула в деньгах – всучила негодный мед. Причем интерпретации множились и обрастали новыми подробностями. (Про Нино и производителя Гию никто ничего не говорил, так как их в церкви никто не знал, а балаболка Варвара была тут, у всех на виду.)

Нино, со своей стороны, по вечерам клялась и божилась, по сотому разу осеняя себя крестным знамением, что ее сосед Гия – олицетворение порядочности и мед продал «чистый, как слеза ребенка».

Если есть такой бес национализма, то он тут же стал плести новые сети.

Семен, пытаясь сбагрить товар, выдал Варваре при встрече новое умозаключение:

– Грузины все такие. Так и норовят бедного армянина обставить.

Нино, как ни странно, тоже стала синхронно рассуждать в подобном ключе:

– Видишь, какой Семен непорядочный. Армяне все аферисты. Не надо было с ним связываться!

Варвара на другой день понеслась на гору к Елене – изливать израненную душу.

Отшельница поневоле, выслушав всю эту эпопею, только уточнила:

– А вы на это дело благословение брали или нет?

Возмутительница покоя уставилась на нее, как в детской игре «замри-отомри»:

– Н-нет, а что?

– Вот враг и подложил вам свинью. Надо было с батюшки начинать…

Варвара с тех пор избегала посредничества в чем бы то ни было. Семен еще долго мыкался со злосчастной бочкой, а потом пожертвовал ее в детдом.

Хоть там его успокоили:

– Наши все сметут. Не проблема! Если что, несите еще…

Если вам захочется в монастырь

Весна 1997 года. Елена прочитала доставленное из рук в руки письмо со слезами на глазах и бросилась к красному углу, крестясь на Спаса Нерукотворного.

– Благодарю Тебя, Господи мой, за утешение! – и только потом обернулась к Варваре: – Антонина из монастыря на побывку едет!

Варвара знала Антонину по рассказам. Дескать, была такая тбилисская девчонка, ходила вместе с Еленой в церковь Иоанна Богослова. В начале 90-х годов уехала в Москву поступать в институт, затем резко с первого курса ушла послушницей в Свято-Успенский женский монастырь в Александрове. Провела там шесть или семь лет, и теперь она инокиня с каким-то мудреным именем из Римской эпохи. В общем, живая легенда в Варварином представлении. Вот бы познакомиться поближе!

В один прекрасный солнечный день Антонина появилась у Елены на даче. Высокая, голубоглазая, с типичным русским лицом, одетая в простое темное платье до пят и подпоясанная широким ремнем, она показалась Варваре неземной красавицей.

– Ты классно выглядишь! – бухнула Варвара с порога, увидев долгожданную «легенду» за столом.

Антонина несказанно удивилась, а Елена, знакомя их, объяснила любознайке:

– Это просто монастырская благодать на ней. Там все матушки такие. Сейчас сиди тихо и не мешай вопросами. Антонина через неделю уезжает.

И инокиня продолжила прерванный рассказ о том, как ездила на богомолье в Саров, на Валаам, в Мурманск, называла местночтимых святых, рассказывала о послушаниях и еще многое другое, чего так жаждала Елена и что для Варвары было занятной диковинкой.

– Неужели домой, в тепло не тянет? – не утерпела-таки Варвара. – От одного снега там у вас одуреть можно.

– Тянет, как нет! – простодушно отозвалась Антонина, перебирая четки. – Родина есть родина. Очень тоскую по фруктам и солнцу. Но я борюсь с унынием.

– Когда снова приедешь? – поинтересовалась Елена.

– У-у, нескоро. Я и сейчас неожиданно приехала. Меня после пострига позвала игуменья и сказала: «Езжай, повидай родню!» Это впервые за все годы. А может, и вообще не вернусь.

«Каникулы Бонифация» пролетели у Антонины как один день. Перед отъездом пошли они с Варварой побродить по базару. Шли через толпу, и Варвара то и дело ловила удивленно-уважительные взгляды прохожих, провожающих глазами статную фигуру Антонины.

– Странно, – удивлялась Варвара, зная специфику базара, – час уже ходим, а никто не пристал.

– А, – отмахнулась инокиня, занятая своими мыслями. – Одежда на мне благословленная, вот и не цепляются.

Варвара с интересом оглядела ее простенькое платье, но так для себя ничего и не уяснила.

Не знали ни та, ни другая, что пройдет всего несколько часов и скромное платье в незаметную крапинку перевернет жизнь молодой инокини ровно на 180 градусов…

В воскресенье Варвара с верной приятельницей Элисо, груженые, как два ишака, мешками с хлебом, поднялись на гору к Елене и застали такую картину.

Елена, бросив на столе неубранную посуду, коленопреклоненная, плакала у красного угла и шептала:

– Вразуми их, Господи, настави на путь истины.