Те же и Скунс – 2

– Мне мама её подарила…

Разговор на этом обычно завершался. Поскольку тёща Сергея Петровича расставание с «Сибирью» действительно могла истолковать как выкидывание на помойку всей жизни старшего поколения. То есть – спасибочки. Рисковать здоровьем двух женщин и собственным семейным благополучием (которое даже без подобных катаклизмов оставалось несколько шатким) у Плещеева ни малейшего желания не возникало. В конце концов он пустил дело на самотёк. Рано или поздно ведь настанет момент, когда «Сибирь» сломается окончательно. И как мамонты вымрут последние мастера, способные её починить!

Маячила, правда, некая вероятность, что и после этого машина будет стоять в квартире. В качестве тумбочки. А Людмила – стирать вручную в тазу…

Однако этот переломный момент отнюдь не спешил наступать. Да и Левши, способные реанимировать даже мертворождённую технику, в России ещё не скоро переведутся… В общем, сегодня Плещееву предстоял весь комплекс осточертевших мероприятий по транспортировке, предварительному обслуживанию и запуску неискоренимой машины.

Грехи наши тяжкие!..

Пока он рулил через весь город к себе на проспект Тореза, перед ним несколько раз возникал призрак «Отелло». На ближних подступах к дому Сергей Петрович решил, что не позволит ошибкам прежней жизни утянуть себя на дно. Остановился возле хозяйственного магазина и купил несколько пачек «Ариэля». Для ручной стирки, естественно.

В это время в «Эгиде» Саша Лоскутков сидел за секретарским телефонным пультом и набирал незнакомый номер – тот, что утром высветился перед Наташей на определителе.

– Добрый вечер, – сказал он, когда на том конце сняли трубку. – Это Клавдия Андреевна? Очень приятно. Извините за беспокойство, я из охранного предприятия «Эгида-плюс»… Нет-нет, я знаю – вы нас не вызывали и… Нет, не волнуйтесь, пожалуйста, ничего не случилось. Дело просто в том, что ваш сын Дима сегодня утром ошибся номером и говорил с одной из наших сотрудниц… Нет, он нас тоже не вызывал. Видите ли… вы меня поймите, наша сотрудница – скромная молодая девушка… и я боюсь, её расстроили некоторые выражения, которые ваш сын употребил в её адрес. Поэтому, Клавдия Андреевна, я бы очень вас попросил…

Попросить не удалось. Оскорблённая в лучших чувствах мать телефонного хулигана уведомила Сашу, что её отпрыск слов-то таких не знает, и бросила трубку. Однако командир группы захвата подобное развитие событий просчитал наперёд. И заблаговременно переключил на пульте два тумблера. Когда Клавдия Андреевна снова сняла трубку, как видно, намереваясь с кем-то обсудить неожиданный и неприятный звонок, – вместо гудка линии возле её уха раздался всё тот же голос.

– Клавдия Андреевна, давайте поговорим и расстанемся, – невозмутимо предложил Лоскутков. – Я у вас, честное слово, много времени не отниму…

С третьей или четвёртой попытки женщина наконец поняла, что просто так от него не отделается, – дешевле встанет послушать. И через минуту принялась с жаром убеждать его, что Дима не мог, что он попросту не способен, что он такой добрый и отзывчивый мальчик, что он никогда… Саша слушал её страстную отповедь, невесело кивая и щуря синие, как сапфиры, глаза. Потом сказал:

– Поверьте, мне очень не хотелось бы вас огорчать, но вы с Димой всё же поговорите серьёзно…

Нажал ещё одну кнопку на пульте – и потрясённая Клавдия Андреевна прослушала запись. Ясную, чёткую, позволяющую уловить все интонации и смысловые нюансы.

На сей раз, швыряя трубку, она, кажется, плакала. Саша сморщился, точно от зубной боли. Перебросил тумблеры в исходное положение и Клавдию Андреевну больше не беспокоил.

Потом Багдадский Вор отправился на прогулку с собаками, а Лоскутков вызвал на компьютере редактор «Word», раскрыл записную книжку и принялся печатать приготовленное для Шушуни.

Сколько нот? Меня спроси:
До, ре, ми, фа, соль, ля, си.
А кукушка на суку
Знает также ноту «ку».
А корова – ноту «му».
Ей другие ни к чему!
А щенок, друзей узнав,
Сразу скажет ноту «гав!».
Пропоёт для тех, кто хмур,
Кошка ласковая: «Мур-р!»
Часто слышат млад и стар
От вороны ноту «кар-р!».
Если хочешь, повторю
Поросёнка ноту «хрю!».
За кусочек пирога
Гуси скажут ноту «га».
Помахав хвостом тебе,
Козлик звонко крикнет: «Бе-е!»
От ежа сбежав едва,
Пропоют лягушки: «Ква-а!»
Волки воют на Луну
Очень долгой нотой «у-у-у»…
Утка часто так не зря
Повторяет ноту «кря» —
Ноту выучить хотят
Десять жёлтеньких утят!
И известно мне давно:
Конюх знает ноту «но!»,
А лошадка у него
Знает ноту «и-го-го!».
И теперь известно всем:
У природы нот не семь,
И без этих звонких нот
Грустно жизнь у нас пойдёт…[25 - Стихи А. А. Шевченко.]

Предложение, от которого нельзя отказаться

Тарас Кораблёв шагал по гулкому железному мостику через речку Волковку, текущую по границе Московского и Фрунзенского районов, и чувствовал себя именинником. Правду говорят – своя ноша не тянет: в руке приятно покачивалась большая сумка с картошкой, свёклой, морковью и двумя кочанами капусты. Жратва была обеспечена минимум на неделю.

Волковка шустро несла в Обводный канал бурую жижу, которую хилая зима всё никак не могла покрыть льдом. Возле мостика плавали утки. Они считались вроде бы дикими, но давно уже не боялись людей и не улетали ни на какие юга. Завидев пешехода, утки сгрудились ближе. Надеялись на подаяние.

– Ща, ждите, – вслух фыркнул Тарас, и в его воображении возник образ рогатки. – Вас, что ли, ловить приспособиться? С картошечкой – кайф…

Светлая полоса в его жизни закончилась чёрт-те когда, иссякнув вместе с вольницей самодеятельных охранников, оберегавших ларьки столь же вольных торговцев-кооператоров. Потом настали тяжкие времена, и света в конце тоннеля покамест не было видно. Тарас перебивался случайными заработками: разгружал вагоны с сахаром и гигантские фуры с мукой, трудился «на подхвате» в мелких строительных артелях – вытаскивал мешки битого мусора, заносил наверх стальные двери и тяжеленные листы гипрока, не влезавшие в лифт… Иногда шарашкины конторы разорялись прежде, чем ему успевали выплатить заработанное.

И вот сегодня Тараса нежданно-негаданно выручили предки. Он понятия не имел, что им помешало привезти урожай из садоводства в Питер осенью, как делали все нормальные люди. Не привезли и не привезли, ему что?.. Вчера маменька высвистала его звонком, попросила съездить на кстати подвернувшемся пикапе, помочь. Он съездил, помог. Теперь тащил домой честно заслуженный гонорар. «Долю малую», как ему нравилось говорить. Остатки последней получки давали возможность подумать даже и о кусочке говядины.

– Живите! – великодушно позволил он уткам. Поднялся на железнодорожную насыпь, одолел пустынные рельсы и по слякотной тропинке между гаражами вышел на Витебский проспект, направляясь к метро.

Родителей, чьи окна светились в доме по ту сторону Волковки, он посещал нечасто. И не потому, что был таким уж чёрствым или непочтительным сыном.

В тот год, когда он появился на свет, его бабушке, заслуженной учительнице, наконец выделили квартиру. Бабушка, однако, никуда из своей угловой комнаты с видом на помойку не переехала – в отдельной квартире на улице Турку стала жить её дочь с мужем и маленьким сыном. Бабушка-пенсионерка ездила туда к ним, как на работу, – нянчила внука. Выпив шампанское в честь первого дня рождения Тарасика, молодые мама и папа решили в кои веки раз пожить для себя. Театры, поэтические вечера, путешествия по Закавказью и Золотому кольцу – когда ещё, если не в молодости?.. Тем более если есть обеспеченный «тыл»?

«Тыл» в лице бабушки действительно был очень надёжный. Тарасик обитал у неё в коммуналке сначала неделями, потом – месяцами. Пока наконец во время очередного визита к родителям он не заскучал у телевизора, передававшего «Семнадцать мгновений», и не потянул бабушку за рукав: «Бабуль, поедем ДОМОЙ…»

По большому счёту это был Судный день, но родители, увлечённые блистательным Тихоновым и не менее блистательным Пляттом, попросту ничего не заметили. Мало-помалу игрушки Тарасика тоже переселились по месту жительства, ставшего для него постоянным. В те годы модно было говорить о разобщённости жителей отдельных квартир – в противовес обитателям ностальгически романтизированных коммуналок. Маленький Тарас, таким образом, разобщённости счастливо избежал. Потом он пошёл в школу. И тоже не в купчинском захолустье, а на улице Маяковского, где много лет учительствовала его бабушка. Что, без сомнения, опять-таки было наилучшим для него вариантом.

Родители тем временем последовали новому велению времени и завели где-то в Пупышеве садовый участок. Когда ещё через несколько лет они благополучно соорудили там домик и решили «привезти сына на ягоды» – оказалось, малыш успел стать верзилой-подростком, фанатиком эспандера и Шварценеггера. То есть впору не «везти» на клубнику, а запрягать и пахать. Что обрадованные родители и попытались без промедления сделать. На третий день сын удрал в город и больше на участке не появлялся.

А потом бабушка умерла, и Тарас – по жизни не столько сын, сколько внук – остался владеть её маленькой комнатой. «Пушкин родился в Москве у бабушки, когда его родители были в Михайловском…»

…Маршрут от дома предков к метро был привычен, но то ли редкостно хорошее настроение, то ли какое-то судьбоносное веяние подвигло Тараса свернуть по Витебскому направо. Туда, где в густеющих сумерках светила огнями автозаправка. Даром что люди, вообще-то, нечасто захаживают на заправку пешком.

Эту станцию он посещал несколько раз, когда вывозил строительный мусор, и она ему нравилась. В основном тем, что здесь к машине сразу бросались вежливые заправщики и без дополнительной мзды всё делали сами – открывали бак, всовывали пистолет в горловину, заливали бензин. И сами принимали деньги в точном соответствии с цифрами счётчика, избавляя водителя от необходимости бежать куда-то в кассу и бросать автомобиль без присмотра…

Подойдя, Тарас остановился под бетонным козырьком и некоторое время наблюдал, как работали парни в опрятных чёрно-красных комбинезонах. При этом он делал вид, будто рассматривает «ауди», стоявшую около мойки и снабжённую надписью «Дёшево!!!».

Его внимание привлекла стриженая девица, нехотя вылезшая из красного автомобиля.

– У вас замочек замёрз, – пояснял ей заправщик. – Вода, наверное, после мойки попала.