– Он сбежит, – сказал Светел. – Вот отойдут подальше, чтобы не погнались, и сбежит.
Арела вздохнула:
– Не сбежит.
– А вот сбежит! – вспыхнул Светел. – Сквару не знаешь!
Арела снова вздохнула:
– А ты котляров не знаешь. Они всё равно погонятся. И поймают. Они всегда ловят отступников. И предают страшной казни, чтобы другим было неповадно. Рассказать, что с ними делают?
Светел гордо отмолвил:
– Сквара не побоится!
Дочка скомороха посмотрела на него, точно старая бабка, близко видевшая такое, о чём он и понятия не имел.
– За себя, может, не побоится, – сказала она. – А вот за тебя, за батюшку вашего, за мамку…
От её слов веяло ледяной жутью и какой-то окончательной правдой. Светела точно ударило. «Дядька Деждик… тётя Дузья… и Ознобишу кто-то увёл… А вдруг тоже они? Если Ивень что-нибудь натворил?..»
Воображение мигом нарисовало ему атю и маму распластанными в кровавом снегу. До всего тела немедленно добрался мороз.
Всё же он упрямо пробормотал:
– Пустит их кто на Коновой Вен…
Арела ответила с невесёлой насмешкой:
– Будут они дозволения спрашивать. Ты увидишь гостя на торгу, а на самом деле он за твоей головой пришёл. Ты даже и понять не успеешь.
Больше всего Светелу хотелось проснуться в знакомом лесу, между отцом и братом, и чтобы Зыкин мохнатый бок придавил ноги. Он с силой зажмурился, потом открыл глаза. Ничего не изменилось. Северный ветер по-прежнему втыкал ледяные иглы в лицо. Позади шла Арела.
Светел всё не мог смириться:
– Я сам их всех в землю закопаю, что не найдут. Вот велик поднимусь…
– Их унять царю только под силу, – сказала Арела. – А праведных царей теперь нет. Одни царевичи, да и те младшие. – Помолчала и вдруг добавила: – Вы двое мне стали как братики… Давай ты мне на вечный век братиком будешь, а я тебе – сестрицей?
– Давай, – кивнул Светел.
Арела потянула его за руку, обняла. Он наступил лапкой на лапку и тоже чмокнул её, попав губами в ухо и забитые снегом рыжие кудри. На сердце почему-то сделалось легче.
– Я тропить буду? – попросилась Арела.
Он даже не оглянулся.
Было уже совсем светло, когда открылась дверь клети. Внутрь с тумаками и руганью закинули Светела. Жог, сидевший в углу, мигом вскочил и с глухим рыком бросился вершить святую расправу, но порога пересечь не успел. Дверь бухнула, с той стороны заскрипел кол.
– Атя, да целый я, – сказал Светел.
Жог сгрёб его в охапку, усадил подле себя, стал рассматривать.
Звигуры всё же выместили на мальчишке свой страх. Одно ухо побагровело и кровоточило, губы вспухли, левый глаз заплывал. Жог опять зарычал, тихо и страшно.
– Я брата видел, – похвастался Светел. – Утром уже. Он споро шёл, ходко, живой был. Ещё кого-то на спину взял. И на кугиклах ночью играл, чтобы ребятёнки не плакали, вот.
Руки отца на какое-то время стали совсем каменными. Потом Жог спросил:
– На спину? Не видел кого?
– Далеко было, не разглядел, – сказал Светел. – Только слышал, тот кашлял.
Жог хрипло выдохнул. И не стал больше расспрашивать.
Светел вдруг сказал:
– Я взрослым стану, атя. Я к самому главному вельможе пойду. Я знаки ему покажу. Я Сквару…
– Ты вырасти сперва, – прошептал Жог. – Будешь жив, тогда и меч в руки найдётся.
«Сбереги себя, Огонь, сбереги…»
Светел опустил голову:
– Только бы Сквара дождался…
– Дождётся, – сказал Жог.
Строптивого Опёнка не хотели больше выпускать из клети, но пришлось. Зыка в собачнике рвался с привязи, лязгал страшными зубами и выл так, что не умолкали все остальные упряжки. Зато Светела кобель встретил, словно год его не видал. Вскинулся на плечи, умыл расквашенное лицо… и мирно дал себя выгулять. Никуда больше не стремился, не тащил по следам. Вернувшись, сгрыз свою рыбину, улёгся спать возле санок.
Вечером отец с сыном, обнявшись, молча сидели в клети и только надеялись, что новая ночь окажется последней. Неожиданно снаружи прочавкали по талой грязи шаги, влажно заскрипела дверь, и кто-то впустил к ним Кербогу.
Жог посмотрел на андарха так, словно тот был виновником всех его бед, и опять уставился в пол. Светел тоже сперва хотел промолчать, но вспомнил о новом достоинстве, коим облекла его Арела.
– Можешь ли гораздо, дядя Кербога?..
Скоморох сел против них, прислонился спиной к двери, положил на колени потёртую кожаную коробку. Внутри певуче звякнули гусли.
Жог наконец перестал высматривать на берёсте следы пропавшего сына. Нехотя поднял голову:
– Почто пришёл?
Кербога ответил без запинки:
– Хочу кое о чём рассказать тебе, лыжный делатель, а пуще мальчонке. Песню сыграть хочу.
Жог удивился: