Подари мне жизнь

– Заткнись придурок, – зарычал я, подтянувшись, ударил молокососа в лицо. Тот, словно озверел от удара и набросился на меня.

Аня, крича, пыталась вмешаться, но парень вошел в раж. Он оттолкнул ее на мою кровать и продолжил избивать меня. Удары сыпались на голову, живот и спину. Я пытался защититься или перехватить ноги, но очередной удар кулаком в лицо, заставил меня отпустить ногу. У меня была рассечена бровь и губа.

Внезапно дверь открылась и в палату влетел врач с охраной. Увидев все происходящее, он кинулся мне на помощь, крикнув, что-то охране. В следующее мгновение охрана скрутила и вывела вон сопротивляющегося и, сыплющего на всех матом, юнца. Меня врач отправил в перевязочную на осмотр. Все это время Аня, с разбитой губой и накинутым на плечи медицинским халатом не отходила от меня ни на шаг.

Вечером, когда все успокоилось, и я лежал в своей палате, волнуясь за Аню, почувствовал болезненные уколы в области стоп. Я ошарашено смотрел на свои ноги, откинув одеяло. Боль, поднимающаяся от пальцев ног все выше и выше говорила о том, что: «Я… смогу… ходить!»

ГЛАВА 5

После того, как я снова стал чувствовать свои ноги, казалось, что и жизнь вернулась ко мне в прежних красках, а может даже и ярче. Одно лишь омрачало радость, неожиданно свалившуюся на мою голову, после того как я уже смирился с тем, что больше никогда мне не пройтись по матушке земле на своих двоих.

Из раздумий меня вывел звук открывающейся двери. Я приподнялся на локтях, улыбаясь во все тридцать два, готовясь сообщить радостную для меня и думаю, что для Ани тоже, новость.

Но зашла другая медсестра, пожилая женщина лет пятидесяти. Она, грубо дергая и неаккуратно заматывая бинты, бубнила о том, что ей в жизни не повезло. Муж, ее пьющий, сгорел в квартире, оставив без гроша за душой. Дети и внуки отказались ее забирать к себе жить, да и приезжают в гости очень редко. Я слушал молча, прикусив губу, чтобы не стонать под жесткими руками. Закончив процедуры, медсестра собралась уходить. Но я остановил ее, решившись спросить:

– А Аня заболела? Почему она не пришла? – поинтересовался, скрывая волнение.

– Без содержания взяла она, – нехотя буркнула бабулька, жалуясь на лень у нынешней молодежи.

– Спасибо, – ответил отворачиваясь, настроение тут же пропало. Мне так хотелось поделиться с близким человеком своей радостью, рассказать, что у нас все получилось. Медсестра, увидев, как быстро сменилось мое настроение, усмехнулась и добавила:

– Придет еще твоя Анька. Ей врач приказал отдохнуть и дал время побыть с матерью.

Ничего не ответив, я уставился в окно, разглядывая облака и впервые за все эти месяцы, задумался о будущем. С ужасом осознавая, что на этом свете у меня нет никого родного. Родителей уже нет в живых, детей нет. Умру и прервется род Волковых. Могилку прибрать некому будет, да цветы принести на Пасху. Нужно подумать о том, чтобы жениться. Но с моей – то жизнью, для женщины, это просто ад. Жить в закрытой зоне, охраняемой сутками. Сидеть в квартире, нянькаясь с детьми и гадать вернется муж целым или в цинковом гробу. Погруженный в раздумья не заметил, как заснул. И впервые проспал всю ночь без сна. Не видя лиц погибших товарищей, крови и тех ужасов, что снятся военным.

Утром, за несколько часов до прихода Ани, я старательно выполнял упражнения, от напряжения пот выступил на лице. Но я не хотел останавливаться. Разминал ноги, массировал мышцы. Онемение постепенно проходило. Я даже пробовал сидеть, свесив ноги на пол. Получалось это с трудом, через несколько минут все тело охватывало ноющей болью и мне пришлось прекратить попытки сидеть. Ругаясь на чем свет стоит, не терял все же надежды и был уверен, что смогу удивить Аню и подняться самостоятельно.

Ровно в десять часов в палату зашла девушка. Она улыбнулась, но эта улыбка была другой. В ней не было той радости и жизни, которые я видел несколько дней назад. Подойдя ко мне, Аня присела на кровать, а я гадал, что могло произойти у нее, раз она так изменилась. – Как ты себя чувствуешь? – спросила она бесцветным голосом.

– Хорошо, – улыбнулся я, желая отдать ей свою радость. Мне не нравилась грусть в ее глазах.

– А у меня для тебя сюрприз, – заговорщически начал я.

– Какой? – насторожилась девушка, осматривая места на лице, где раньше были садины.

Я откинул одеяло и пошевелил пальцами ног. Несколько секунд в палате стояла гробовая тишина, решив рискнуть, я опустил ноги на пол и встал. Открывая и закрывая рот в немом удивлении, девушка не нашла слов, чтобы описать свои эмоции, и не придумала ничего лучше, чем кинуться мне на шею, едва сдерживая слезы радости.

– Я знала, что все получиться! – затараторила она. – Давно ты ноги чувствуешь?

– Пару часов, – ответил я, сильнее сжимая девушку в своих объятиях.

Новость о том, что я пошел на поправку, облетела клинику в течении дня. Весь знакомый персонал заходил и поздравлял меня. Врачи собрали консилиум, на котором решили ходатайствовать о том, чтобы Ане дали диплом без экзаменов. Она свой экзамен уже сдала.

Вечером в палату зашел Янпольский, пожав протянутую руку, хлопнул меня по плечу:

– Живуч, солдат, – усмехнулся полковник.

– Стараюсь, Сергей Сергеевич, – улыбнулся я, принимая сидячее положение.

– Тихо, тихо, – предупредил Янпольский, бросаясь мне на помощь.

– Да все нормально, – улыбнулся я.

– Ты смотри, не по дням, а по часам на поправку идешь. Пора выписываться, – усмехнулся полковник.

– Да, врач у меня хороший, – улыбнулся я, подумав об Ане.

Янпольский, вытащил папку из – под мышки, развернул ее и тяжело вздохнув, протянул мне листок бумаги.

– Что это? – не понял я, бегло пробегая, глазами по тексту. – Министерство обороны … приказ … номер …по личному составу …Майора …Волкова …признать недееспособным, на основании статьи …уволить в запас.

– Что это?! Почему? Ведь я иду на поправку! Я реабилитируюсь, Сергей! Ты же знаешь, что кроме армии у меня нет ничего. Куда я пойду? – ярость поднималась во мне, словно раскат грома, начинающийся издалека и разрывающийся над головой, оглушающий своей силой.

– Комиссия решила, что ты не сможешь больше участвовать в операциях, поэтому тебя отправляют на гражданку. Не переживай, Андрей, мы тебя не бросим на произвол. Найдем теплое местечко, – попытался приободрить меня Янпольский.

– А если я встану, если докажу, что травма не помешает мне исполнять свой долг?! – слова сорвались с губ, руки сжались в кулаки, я был полон решимости.

Полковник внимательно посмотрел на меня. В этом взгляде читалась отеческая забота.

– Через месяц будет заседание повторной комиссии, – тихо проговорил полковник, – если ты придешь на нее своими ногами, я попробую повлиять на решение командующего состава.

Поднявшись, Янпольский на мгновение задержал взгляд на листе бумаги в моих руках. Затем взял его и положил обратно в папку. Похлопав меня по плечу, полковник развернулся и уже в дверях обратился ко мне:

– Месяц, Андрей. Это все, что я могу сделать для тебя.

После ухода Янпольского, в палату зашла Аня. Заметив мой расстроенный вид, она подошла к кровати, и, присев на краешек, заглянула в глаза:

– Что – то случилось? – обеспокоенные глаза девушки скользили по мне.

– Мне дали месяц, я должен встать и прийти на медкомиссию своим ходом. Иначе спишут на гражданку, – кулаки сжимали простынь, губы сложились в тонкую линию.

– Ты с ума сошел?! Это не реально! Ты знаешь, сколько реабилитационный курс длится? – ошарашено сказала девушка.

– Ты мне поможешь? – игнорируя вопрос Ани, спросил я.

Подумав, девушка ответила:

– Конечно, но ты должен понимать, что это не под силу никому, кроме тебя, – Аня встревожено следила за мной.

– Я пойду! – произнес я, на скулах заиграли желваки.

– Хорошо, завтра начнем, – вздохнула Аня.

– Нет, сейчас! – упрямо произнес я и откинул одеяло, опуская ноги на пол.

Аня, придерживая меня за спину, помогла удержаться на ногах. Я с трудом удерживал равновесие. Ноги не слушались, оставаясь ватными. Не удержавшись, рухнул обратно на кровать, увлекая за собой девушку. Аня, пытаясь удержать меня, подалась вперед, упав на меня сверху. Наши лица оказались совсем рядом. Глаза встретились. Через мгновение, я прижался к губкам девушки своими губами. Не знаю зачем поцеловал ее, но сейчас очень нуждался именно в этом. Аня не отстранилась, не оттолкнула, лишь обняла руками, прижавшись ко мне теснее. Оторвавшись от нежных губ девушки, опустил глаза:

– Извини, – виновато произнес я.