Кто такой Малкольм Пэрриш?

– Ой, ну прекрати ты, Адам. Мне девушка не нужна, понимаешь? Я занят, времени у меня свободного мало, да и не хочется как-то романтику заводить. А вот ты меня порадовал вчера, так порадовал, – Пэрриш говорил о походе на каток, – Сделайте серые приглашения с чёрными и белыми геральдическими лилиями!

Меня всегда забавляло, когда Малкольм представлял нашу с Аннабель свадьбу.

– Надень красный галстук, тебе пойдёт.

– Ага, а свидетели будут с красными бабочками, не так ли?

– Вот, ты меня прекрасно понимаешь, – для меня было счастье – видеть его таким спокойным и радостным.

Я бы доверил Пэрришу организацию своей свадьбы. Вот не о чем было поговорить двум подросткам: мы никогда не затрагивали «вечные» темы в наших беседах. Только иногда заводился разговор о мечтах, но ты это уже понял.

Вечером мы вернулись домой. Я бежал впереди, чтобы Малкольм не вздумал снова занять мою кровать. Я прыгнул в подушки, невероятно довольный собой.

– Ну как тебе вкус поражения Пэрриш?

– Смотри, не привыкай, Говард.

На следующее утро Малкольм в моём сопровождении, с ужасной тяжестью на душе, отправился домой. Перед дверью он тяжело вздохнул и вошёл. Нас ждал неприятный сюрприз.

– Отец?.. – уверен, у Пэрриша в этот момент сердце рухнуло в пятки. – Я… приехал оставить вещи – завтра в академию.

– Прекрасно, а то я подумал, что ты переехал, – мистер Пэрриш перевёл свой взгляд на меня. – Познакомишь с другом?

– Адам Говард, приятно познакомится, – я сам протянул руку.

– Роберт Пэрриш, – отвечал он сухо, у меня по спине пробежал холодок.

Мы, невероятно встревоженные и испуганные, стояли посередине гостиной, глядя то друг на друга, то на мистера Пэрриша. Напряжение в комнате можно было смело резать ножом. Малкольм в последний раз взглянул на отца и поднялся в свою комнату. Я смог рассмотреть мистера Пэрриша: он был высоким и крупным, но не полным, его волосы были такими же тёмными, как и у сына, но уже с проседью, все черты лица его были острыми, грубыми и холодными. Я заметил про себя, что мой друг больше похож на мать, чем на этого сурового мужчину.

– Итак, Адам. Чем ты собираешься заниматься после окончания учёбы? – голос мистера Пэрриша был настолько холоден, что на окнах могли вырисовываться ледяные узоры.

– Я собираюсь быть преподавателем, в идеале – преподавать в «Вестфилде», – отчеканил я.

Мистер Пэрриш направлялся в свой кабинет, а я покорно следовал за ним.

– Это хорошо. Очень хорошо. Вашим профессорам достойно платят. Я вижу, ты серьёзен, – он остановился у письменного стола из красного дерева и обернулся на меня.

– Да, сэр, – я вытянулся, как струна, – Я считаю, что к выбору будущего поприща нужно подходить очень серьёзно.

– Ты бы поучил этому моего сына. Моего давления ему недостаточно: повлияй на него. Заставь его взяться за ум, Адам. Помоги ему не испортить его жизнь.

– Я постараюсь, сэр.

К двери подошёл Пэрриш и тихонько позвал меня.

– Приятно было познакомиться, Адам. Помни о том, что я сказал, – мистер Пэрриш пожал мне руку на прощанье.

Я не рассказал Пэрришу о том, что просил меня сделать его отец. Я не собирался заставлять друга делать то, что он не хочет. Так как очередного серьёзного разговора с отцом не состоялось, Малкольм был спокоен. Но то письмо накануне он всё же написал.

Глава 12

С декабря мы были знакомы с Аннабель, как ты помнишь. Я всё это время находился в мире грёз и витал в облаках. Пэрриш, конечно же, не упускал возможности поиздеваться над, цитирую, «влюблённым калекой». Я был воодушевлён, наконец-то серьёзно взялся за учёбу, чем очень удивил учителей и Пэрриша.

– Да как? Ты в обычное время учишься не очень, когда болеешь – учишься не очень, а сейчас чего начал?! У тебя любовь вечная, какие могут быть уроки?

Я всегда усмехался, когда Пэрриш говорил о нас с Аннабель: мы тогда даже не встречались, а он планировал уже и свадьбу, и совместную жизнь, и так далее. А я не придавал этому особого значения: мы же всего лишь подростки, что серьёзного может выйти из влюблённости в это время.

– У вас будут такие красивые дети! – говорил он с восхищением, – Ты у нас парень хоть куда, про неё я вообще молчу. Но только не ревнуй!

– Я даже и не собирался, – я был очень сосредоточен на том, что готовил для Аннабель.

Я, наконец, собрал всю свою смелость в кулак (а её немного) и решил предложить Аннабель стать моей девушкой. Да, мне было 16, я был ужасно скромен и труслив. Я поразмыслил, что идеально было бы посвятить девушке моего сердца стих, которые писать я не умел, на минуточку, и подарить ей его вместе с букетом цветов и чем-нибудь ещё. В момент моих размышлений, пока я отвлёкся, Малкольм выхватил лист прямо из-под моей руки и, смеясь, начал читать вслух, пытаясь попутно убежать от моих яростных побоев.

– В моих… Ай! Отстань! В моих садах цветёт сирень. Отвянь, Говард.

– Отдай, Пэрриш! Ну не дури, ну! – мы прыгали по кроватям и толкали друг друга.

– Так, всё! Моё! – он прижал лист к груди, – Не отдам!

– Ой, да иди ты! – я обиженно отвернулся от него.

– Хаха! Итак, дебют Адама Говарда и попытки в поэзию. Кхм, кхм кхм…

В моих садах растёт сирень,

В твоих – цветут тюльпаны.

В моих садах есть свет и тень,

В твоих – терять хоть каждый день

Себя я не устану.

Я помню ангельский твой взгляд

И снег в твоих ресницах;

Тогда был розовый закат,

Над нами ангелы парят,

Мы – новая страница.

Ты – след далёких облаков,

Что солнце обняли, любя;

Ты пишешь краской вместо слов,