Волшебный фонарь Сальвадора Дали

– Да-да, я понимаю, – молодая женщина поднялась с кресла и после секундного раздумья встала на ноги. – Ну что же, коли так, пойдемте со мной.

Легким шагом она устремилась к противоположным от входа дверям, распахнула притворенные створки рядом с дубовой панелью и двинулась по узкому темному коридору, кое-где освещенному лишь факелами на стенах. Каменевы торопливо направились за хозяйкой. Вскоре коридор перешел в грубо сработанный переход из красного кирпича, еще не отделанного штукатуркой. Пол был вчерне выложен из сосновых досок и ходил под ногами ходуном. Переход оказался низким и длинным, доходил до винтовой лестницы, поднявшись по которой можно было обнаружить низкую стальную дверь, обитую медными полосами. Приблизившись к двери, Ангелина стукнула кулачком в стальную обшивку и, не дожидаясь ответа, потянула ручку на себя.

Дверь поползла в сторону, и в открывшемся круглом помещении пришедшие увидели высокого статного молодого мужчину с одухотворенным лицом и в кожаном фартуке, повязанном поверх светлых холщовых штанов и льняной рубахи. Стены мастерской пестрели циферблатами всевозможных часов, издающих разноголосое тиканье, но мастер не обращал внимания на раздражающие звуки. Стоя перед опоясывающим круглую комнату столом с полированной столешницей, Кутасов сосредоточенно мастерил что-то из медных пластин.

– Ой! Какая прелесть! Серж! Что же это будет такое? – Ангелина шагнула к мужу, но была остановлена его грозным окриком:

– Гала! Зачем ты? Я же запретил, когда работаю, заходить ко мне в мастерскую! А тем более приводить сюда людей! Убирайтесь вон! Пошли все отсюда!

Часовщик расцепил руки жены, обвивавшие его шею, и буквально вытолкал ее прочь. В центре помещения перепуганная графиня успела заметить страшный стальной скелет, одновременно похожий на человека и на насекомое. Женщины и сами не успели понять, как снова оказались перед запертой дверью, на лестнице.

– Так грубо со мной никто никогда не разговаривал! – первой подала голос графиня Каменева, торопливо спускаясь по лестнице и задыхаясь от быстрой ходьбы.

– Прошу вас извинить Сержа, когда он работает, то никого не желает видеть, – оправдываясь, проговорила хозяйка дома, с трудом поспевая за ней. – Серж опасается происков конкурентов, неоднократно подсылавших к нему своих шпионов, чтобы завладеть тайнами мастерства.

Вера молча спускалась следом, проклиная себя за то, что послушалась мать и попала в столь неприятную ситуацию.

– Вашего мужа это не оправдывает! – тяжело шагая по ступеням, категорично заявила Татьяна Андреевна. – Какая из меня шпионка! Я в механике смыслю не больше, чем в свиноводстве. И, кроме того, существуют нормы приличия, которые принято соблюдать в благородном обществе! И ваш муж, дорогая моя, с этими нормами незнаком! Вера, не отставай! Поторапливайся! Мы немедленно едем домой!

И, одолев последние ступени, графиня вместе с дочерью устремилась по переходу в обратном направлении. Гневно стуча каблуками по дощатому полу, они миновали узкий коридор, стремительно прошли комнаты, ненадолго задержавшись лишь в прихожей, надевая шубы. Хозяйка их не провожала. Она отстала в одном из будуаров, и обиженная Татьяна Андреевна не собиралась ее ждать, чтобы прощаться, и торопила Верочку. Но уже у выхода Ангелина их нагнала, она держала в руках запечатанный конверт.

– Вот, возьмите! – проговорила она взволнованно. – Я искренне хочу вам помочь! Помочь, чем только могу.

– Ах, оставьте! – отмахнулась было графиня, но Вера укоризненно посмотрела на нее. И Каменева взяла потный конверт и молвила, почти не разжимая губ: – Благодарю.

Заметив, что Ангелина прощается с гостями, дворецкий деликатно осведомился:

– Барыня, вы не передумали кататься? Кони запряжены и ждут!

– Да-да, сейчас, только оденусь! – отозвалась новая владелица усадьбы Григорово. И, обернувшись к гостьям, совсем по-детски взмолилась: – Верочка, Татьяна Андреевна! Очень вас прошу, давайте забудем обиды! Поехали кататься! У меня лучшие лошади в столице, папа подарил на прошлый день рождения. Ну, пожалуйста!

Вера вопросительно взглянула на мать, но та, ощущая в руке упругость конверта и желая как можно скорее взглянуть на его содержимое, была непреклонна:

– Спасибо, милочка. В другой раз мы обязательно прокатимся вместе с вами, но сейчас нам необходимо как можно скорее ехать домой.

Простившись с хозяйкой, они покинули особняк и, выйдя в вечернюю тьму, устремились к саням. Присыпанные снегом, сани Каменевых стояли недалеко от хозяйской упряжки и рядом с ее роскошным убранством выглядели немногим лучше наемной кареты. С трудом сдерживаясь, чтобы прямо во дворе не заглянуть в конверт, графиня спрятала подарок в меховой отворот рукава и, посмотрев на дочь, усевшуюся напротив, прикрикнула слуге:

– Савелий, трогай!

В сумерках отдохнувшие и подкрепившиеся сеном кони резво бежали по ночной заснеженной дороге. Где-то совсем рядом раздался волчий вой, и графиня вновь принялась молиться. Но при этом она ощупывала содержимое конверта и с радостью чувствовала под пальцами хрусткие бумажки. Въехав во двор своего имения, Татьяна Андреевна проворно выбралась из саней и устремилась к дому. Верочка семенила за ней. Графиня остановилась под фонарем парадного и под пристальным взглядом кучера вытянула конверт из рукава, оторвала трясущимися от нетерпения пальцами полоску бумаги и вынула несколько белых квитанций.

– Что? Что такое? – не веря своим глазам, разочарованно воскликнула она. – Вера! Верочка! Горбунья над нами издевается! Дала билеты на рождественский благотворительный бал при фабрике Лившица! И это вместо денег! Какая неслыханная наглость!

Кучер что-то неразборчиво проворчал, цокая языком и сокрушенно качая головой, и поплелся к коновязи. Устало понурив головы, мимо барского дома лошади протащили заснеженные сани, но поглощенная обидой графиня не заметила выехавшую за ворота упряжку. Всю ночь, сердясь на мужа за богатырский храп, она ворочалась без сна, собираясь с первыми же лучами солнца отправиться к Кутасовым и швырнуть конверт в лицо заносчивой нахалке, посмеявшейся над ее горем.

Так и не сомкнув глаз, Татьяна Андреевна ранним утром велела запрячь лошадей и, усевшись в сани, поехала к соседям. Добравшись до ворот усадьбы Григорово, графиня, к своему удивлению, нашла их распахнутыми. Кони пронеслись по аллее, ведущей к особняку, и замерли посреди двора. Во дворе царила суматоха. С лицами, сосредоточенными и испуганными, туда-сюда сновали слуги и на все вопросы графини лишь только отмахивались. Татьяна Андреевна поднялась на крыльцо. Навстречу вышел давешний араб-дворецкий. Губы его тряслись, лицо было пепельно-серым.

– Любезный, – стараясь не смотреть на чернокожего слугу, надменно вымолвила Татьяна Андреевна. – Доложи хозяйке: графиня Каменева желает ее видеть.

– Никак невозможно, – чуть слышно пробормотал дворецкий. – Молодая госпожа после вашего ухода поехали кататься на лошадях, да не вернулись. Ночью снарядили людей на розыски и только под утро нашли перевернутые сани и рваное тряпье – все, что осталось и от хозяйки, и от коней. Волки их загрызли.

Дикий, нечеловеческий крик вырвался из флигеля и пронзил утреннюю тишину. Крик перешел в горький плач.

– Хозяин убиваются, – сокрушенно пояснил дворецкий. – Пойду. Как бы чего над собою не сделали.

Скомкав конверт, Каменева небрежно кинула бумагу у крыльца и торопливо вернулась к саням. Устраиваясь поудобнее на сиденье, хотела отдать распоряжение трогать, но кучер вдруг обернулся и, хитро подмигнув, проговорил:

– Я так смекаю. Волки, надо понимать, уже потом свое дело сделали. А сперва мой пыж из этого вот ружьишка, – он кивнул на свой сивый тулуп, под которым угадывались контуры ружья, – горбунью изрешетил.

Графиня испуганно прижала руку в перчатке ко рту, а Савелий, погрозив неизвестно кому кнутом, строго заметил:

– А не заносись высоко, пташка! Оказали тебе уважение – и ты людей уважь. Дай денег, коли просют. Ну, а коли ты к нам по-плохому – и тебе по-плохому выйдет.

Барселона, июнь 2015

Кристина отложила смартфон на прикроватный столик, потянулась и откинулась на прохладный шелк подушек. Вне всяких сомнений, номер отеля «Шератон» был одним из немногих мест в Испании, где в это знойное утро жара не сводила с ума. Но, кроме нестерпимой духоты, существовала еще и скука, и если выбирать меж двух зол, то жару в отличие от скуки можно было бы и потерпеть.

В Испанию Кристина приехала с мужем, долларовым миллиардером Прохором Биркиным. Корпорация Прохора, не без иронии названная им «ПроБиркин» и начинавшаяся с какой-то ерунды, со временем обзавелась собственным банком, тысячами гектаров земли в Московской области и невероятным количеством квадратных метров жилой и коммерческой недвижимости в Москве и Питере. Неравнодушный к спорту, Прохор не так давно купил испанский баскетбольный клуб и теперь обитал в Барселоне, проверяя приобретение в деле. Само собой, что дома, в Москве, в просторной квартире на Полянке, было бы гораздо комфортнее, но оставлять без присмотра Прохора, увлекающегося, жадного до жизни и склонного к рискованным авантюрам, было бы по меньшей мере глупо. Мысль о том, что рядом с ее Прохором может оказаться другая, в последнее время неотступно преследовала Кристину, отравляя существование.

Дело было вовсе не в деньгах. Кристина и сама происходила из семьи, мягко говоря, не бедной, и в случае развода по миру бы не пошла. Она просто любила этого некрасивого худого парня с острым кадыком на жилистой шее, шапкой жестких курчавых волос, любила так, что в глазах темнело от ужаса и боли, когда Кристина представляла свое будущее без него. Увидев как-то Прохора в компании общих друзей, Кристина была шокирована, что бывают такие некрасивые люди, которые даже не стремятся хоть капельку себя приукрасить. Парень сильно отличался от окружавших ее юношей, что каждый сезон словно перелетные птицы устремлялись по весне в сторону Милана, чтобы приодеться в точном соответствии с рекомендациями глянцевых мужских журналов. Кристина привыкла к тому, что знакомые старательно демонстрируют друг другу атрибуты статуса, меряясь бриллиантами, швейцарскими часами, спортивными машинами и пентхаусами в центре столицы.

Прохор же был невероятно далек от снобистского пафоса, носил приспущенные на тощем заду потрепанные джинсы, футболки с забавными принтами, поверх которых нараспашку надевал комфортную байковую рубашку в крупную контрастную клетку, и забирал непокорные кудри спиральным обручем. В первый момент, когда их только представили друг другу, он на Кристину даже не взглянул, лишь кивнул отстраненно, продолжая сверлить взглядом лежащий на коленях светящийся планшет.

Амбициозную красавицу, привыкшую к изысканным комплиментам, это изрядно задело, и Кристина задалась целью растормошить угрюмого молчуна. И в процессе выполнения поставленной задачи неожиданно для себя открыла, что Прохор уникален. Он говорит лишь то, что думает. Обязательно делает то, что обещал. И отвечает за свои слова. Да, черт возьми, с ним просто интересно, ибо Биркин как минимум дважды в неделю генерирует оригинальные идеи. А сформулировав, просчитав и признав рентабельной, тут же берется за реализацию проекта.

Как-то, проезжая мимо поля для гольфа, Прохор обратил внимание на вопиющее безобразие, творимое дикими гусями. Коварные птицы стаей зависали над игроками и атаковали их продуктами своей жизнедеятельности. И тут же в голове бизнесмена родилась идея «Гусиной полиции ПроБиркин». Были привлечены специалисты, просчитаны возможные риски, запущен бизнес-проект, и через некоторое время на поля для гольфа выпустили подразделения собак породы бордер-колли, не дающих наглым птицам безнаказанно творить зло.

В другой раз, задумав перебраться в новый офис, Прохор столкнулся с проблемой перевозки трехметровых растений в дубовых кадках. Диспетчеры транспортных компаний категорически отказывались браться за это дело, и только в одном месте согласились организовать переезд, пошутив, что растения – это еще ничего, это они осилят, а вот однажды в их фирму позвонили клиенты и спросили, нельзя ли перевезти небольшой такой зоопарк со слоном и жирафами. И Прохор тут же решил заняться этим бизнесом – перевозкой зимних садов и зоопарков, назвав вновь образованное подразделение своей компании «ПроБиркинZOOпереезд».

Идей было много, и все – одна оригинальнее другой. Энергии Прохора можно было только позавидовать. Он затевал все новые и новые дела. И по мере того, как росли и множились его проекты, увеличивалась и популярность Биркина. Его приглашали на ток-шоу, звали в члены жюри всевозможных конкурсов, его портретами пестрел Интернет. Как-то чета Биркиных гуляла по Манежной площади, и к ним вдруг подбежала ярко накрашенная нетрезвая девица и, бросившись Прохору на шею, стала его целовать, истошно выкрикивая:

– Я люблю тебя, ПроБиркин! Я хочу от тебя ребенка! Трахни меня прямо здесь!

Кристина в изумлении смотрела на полоумную девку все то время, что Прохор отрывал поклонницу от себя и передавал на руки ее подоспевшим приятелям. Парни извинялись на разные голоса, с трудом удерживая разбушевавшуюся подругу, а Кристина с пронзительной ясностью вдруг осознала, что счастье ее невероятно хрупко и в любую секунду может закончиться. Это при Кристине муж делал возмущенный вид и скидывал с себя незнакомку, а если бы Кристины рядом не было? Стал бы Прохор так же хранить ей верность или позарился на чужие прелести? После этого неприятного открытия безмятежная жизнь Кристины превратилась в кошмар. В каждой проходящей девушке ей мерещилась потенциальная соперница, и, чтобы уберечь мужа от грязных домогательств, она повсюду следовала за ним. Теперь она в Испании, в Барселоне, и скучает так, что от зевоты сводит скулы.

Не решаясь расставаться с Прохором, первое время Кристина таскалась следом за мужем по жаре и вместе с ним торчала на стадионе, глядя, как сутулые потные мужики носятся по баскетбольной площадке, отбирая друг у друга мячик, чтобы кинуть его в кольцо и не попасть семь раз из десяти. Прохору происходящее на баскетбольной площадке невероятно нравилось, ибо будило воспоминания детства и юности, когда он сражался за сборную школы и их команда даже брала в первенстве города призовые места. В баскетбол играл он и в стенах экономического института, за блестящее окончание которого получил свой красный диплом.

Устав от стадиона, несколько дней Кристина провела в беготне по магазинам, но это не радовало, ибо не отпускала мысль о возможной сопернице. Остальное время ревнивица провалялась в номере у телевизора, изнывая от тоски и названивая мужу каждые пятнадцать минут, чтобы проверить, не развлекается ли он с другой.

Кинув испытующий взгляд на мужа, сосредоточенно склонившегося над планшетом, Кристина повернулась на живот, подползла к Прохору и заглянула в светящийся экран. Прохор просматривал полученные из московского офиса проекты рекламной компании только что заложенного на Выхино квартала жилых домов.

Дома на Выхино настолько отличались от великолепной архитектуры Гауди, воздухом которой пропиталась за эти дни Кристина, что по спине ее пробежал озноб. Серые коробки были невероятно далеки от дома Бальо с его длинными, вытянутыми колоннами и полным отсутствием прямых линий на фасадах. От парка Гуэля с мозаичными, извивающимися скамейками, с колоннами, напоминающими стволы старых деревьев, и яркими, фантастичными домиками. Ну и, конечно же, от собора Святого Семейства с устремленными в небо причудливыми шпилями, похожими на рыбьи кости.

– Ты знаешь, Про, как умер Гауди? – задумчиво проговорила Кристина, мысленно перебирая в уме удивительные строения архитектора.

– Гауди? – глухо откликнулся погруженный в планшет Биркин. – И как?

– Гениальный архитектор вышел из дома и отправился по своему обычному маршруту в церковь, ибо к концу жизни стал истовым католиком. Он шел, задумавшись, семидесятитрехлетний неопрятный старик, и по рассеянности попал под трамвай. Пока он лежал, умирающий, без сознания, на мостовой, никто из горожан не захотел везти его в больницу. И ни один человек, ни один барселонец не узнал в грязном, дурно пахнущем старике создателя дворца Гуэля, витыми башенками которого все они так любят восторгаться. Непревзойденный архитектор Антонио Гауди – гений, второго такого больше нет и не будет, – он скончался в больнице для нищих, так и не дождавшись врачебной помощи.