Спустя пару недель, не дождавшись овуляции, они с Крис откроют ящик Пандоры в виде ноутбука, и Яна окажется в Нарнии, провалится в кроличью нору, натолкнется, как «Титаник», на айсберг. Почему тогда накануне поста он не решился на правду?
За ложь всегда расплачиваются минимум двое: и тот, кто обманывает, и тот, кто верит.
* * *
Яна вынырнула из воспоминаний и твердо решила разобраться, где именно она не там свернула, нащупать точку бифуркации, где упустила вожжи и поехала по чужому маршруту. Но для этого придется осмелиться поговорить с Никитой, она уже понимала: игра в молчанку с ним ни к чему не приведет.
Фонари отражались перламутровыми пуговицами в волнистом шелке Яузы.
Палец решительно нажал на имя мужа в списке контактов.
– Ян, ну зачем ты все это сделала? – послышалось вместо приветствия.
– Зачем я сделала? – кричала она, надрывая глотку, в телефонную трубку. Казалось, даже мутные воды Яузы покрылись рябью от исходящих из нее децибелов. – Я взяла твой член и устроила ему паломничество по случайным девицам? Я отмывала деньги через ипотеку, подделывая подписи? Что я сделала? Я просто узнала правду.
– Довольна? Думаешь, кто-то счастливее становится от твоей долбаной правды? – Никита говорил металлическим голосом, не переходя на крик. Будто писал разъяренное сообщение капслоком. – Дура, ты своей правдой нас всех ухандокала: меня, тебя, наших детей. Не я разрушил нашу семью, а ты.
– Я разрушила? – Яну будто расстреляли из парабеллума, каждое слово – пуля.
– Ну не я же. Да, где-то накосячил, но я же все ради нас делал. Чтобы не засранный таунхаус, а квартира в центре.
– Еще скажи, что изменял ты тоже ради меня! – не унималась она.
– А где мне надо было демонов выпускать? Или ты хотела, чтобы я тебя отхлестал и выпорол? Лучше же, чтобы вся эта грязь оставалась за пределами нашего дома.
– Ты вообще бредишь? Ты носил эту грязь в себе, ты возвращался вечером и ложился ко мне в кровать со всеми этими нечистотами.
– Ян, все изменяют. Мы так устроены. Это же не значит, что я тебя не любил. Как раз любил! А ты ни хера не ценишь… Для тебя какие-то переписки важнее, чем семья.
– Если в этих переписках твой вкусный член, то да – это важнее.
– Олень, – протянул он, – приезжай домой, спокойно поговорим. Я утром вспылил. – Часть Яны хотела открыть приложение такси и пойти на переговоры, слово «Олень» было как умелое прикосновение пикапера, якорь. – И привези ноутбук.
Яна на несколько секунд повелась на его сусальные речи и подумала, что, может, и зря устроила бурю в стакане воды. Может, всему правда есть логическое объяснение? Нет, она все равно уйдет, такого разгульного адюльтера не потерпит. В том, что Никита – предатель, она не сомневалась, но принять факт, что он мошенник и впутал ее в финансовые схемы, она была не готова.
Луна врастала в крышу жилого комплекса на противоположной стороне реки.
– Скоро буду. Но только ноутбук правда не у меня.
– Нет, ты все-таки охреневшая вконец. А ну быстро говори, где он! Сейчас поеду, заберу, а ты потом объясняться будешь перед инвесторами за то, что натворила. Скотина безмозглая, – разразился он гневной хулой. – Ты понимаешь, что нам с тобой обоим этого не простят? Хрен с ним – со мной, ладно, я говно. Но ты вцепилась в эту гребаную правду, вообще не осознавая последствий.
Яну на несколько секунд контузило, она перестала слышать не то что Никитин голос, но и проезжающие мимо машины, шуршание вод реки. Гулкая звенящая тишина нарастала, казалось, что черепная коробка разлетится вот-вот на атомы. Картинка перед глазами потеряла резкость, и теперь мерещилось, что луна растекается сливочным маслом по горячей чугунной сковороде неба. Усилием воли Яна собрала себя в кучу.
– Вперед – адрес управления собственной безопасности МВД загуглишь? Этаж, кабинет не знаю – но ты поспрашивай там, может, подскажут, – нашла она в себе силы отразить нападки.
– Ян, я тебя найду и закопаю, – перешел он на ультразвук.
– Ну это вряд ли, – блефовала Яна, пытаясь замаскировать страх, как тогда, в Татищево, с сорвавшимися с цепи псами. – Пока ноутбук лежит в закрытом виде, еще раз повысишь на меня голос – будет в открытом, – отходила она по воде от разговора.
– Ты мне угрожаешь? – истерически гоготал Никита. – Ты, дура творческая, кроме как банты к платьям приделывать и шить мундиры Наполеона, ничего не умеешь. Откуда ты вообще знаешь такие аббревиатуры, гуманитарная моя? У ясеня спросила или у «Яндекса»?
– Я не шучу, – сдержанно отрикошетила Яна.
– Ян, не поверишь, и я не шучу, что если ты это сделала и я по этапу пойду, то ты вместе со мной паровозом, до двенадцати лет колонии, если что. И то если мы до этой колонии с тобой дотянем.
– Иди к черту, я тебя предупредила. – Яна повесила трубку, сползла на ступеньку моста и заскулила, как раненый зверь. Это был абсолютный максимум спокойствия и хладнокровия, который она могла проявить, и теперь эмоции вырывались из нее звериным воем. Все нутро раздирало на лоскуты, будто кто-то ножом изрезал боксерскую грушу. Яне казалось, что из вспоротой грудины торчит рыхлый поролон.
Едва попадая по буквам, она попросила Крис скинуть контакт ее двоюродного брата, адвоката по уголовным делам. Дождавшись ответа, достала из сумки шариковую ручку и вывела номер на тысячной купюре, которая нашлась на дне сумки. Хрен с ними, с чипсами. И с холодной колой хрен.
Уже готовая выключить телефон, который приносил ей в последнее время больше плохих новостей, чем хороших, она вдруг получила видеосообщение от Никиты в секретном чате. Даже Янина богатая фантазия не могла сгенерировать, что за видео он мог записать после такого колкого и едкого разговора.
Открывать или оставить непрочитанным? Любопытство на пару с беспокойством заели бы Яну, если бы она выключила телефон, не глядя. Палец ткнул на оповещение вверху экрана. Видео на пятнадцать секунд.
Когда-то Яна решила забрать с дачи семейный портрет, Галина Ивановна окрестила ее салопницей, что таким мещанским полотном украшать дом негоже особам, претендующим на тонкий вкус, которым зарабатывают на жизнь. Картину написал по фото известный в узких кругах художник Галине Ивановне на юбилей, но та сочла ее безвкусной и отправила храниться на чердак. Для Яны же это было последнее воспоминание из счастливого детства, с докавказско-овчарочных времен, когда жгут, соединяющий их с матерью, разорвался, потому она забрала картину в их с Никитой семейную жизнь и, несмотря на то что портрет не вписывался в интерьер, повесила на самое видное место. Остин тогда только поселился в их мире, и Яна держала его на руках, мама с папой сидели на диване рядом с ней. Эта фотография была сделана случайно: тетя Яны, готовившаяся к переезду в Чикаго, после очередного куска «Киевского» торта зарядила пленку и сделала кадр на память. И Остин там хорошо вышел: жизнерадостный, с высунутым языком и подростковым лукавым взглядом, полным самобытных надежд.
Первые пять секунд на видео картина висела на стене, как и всегда, больше ничего не происходило. Пока знакомая рука с обручальным кольцом не поднесла зажигалку к лицу Яны, нервозно чиркнула и принялась водить пламенем по скулам десятилетней девочки, не касаясь щек. После же языки пламени начали вылизывать холст, глаза девочки растекались гарью в пустоты, кожа лица покрылась пузырями, которые лопались и потрескивали, масляная краска шипела и расплывалась, уродуя сначала хрупкую девочку с хрустальным взглядом, а потом и Остина.
Следующее сообщение: «Если ты не хочешь испытать это в реальности, верни ноутбук и уезжай из страны».
Дрожащими руками Яна швырнула телефон на асфальт, он отскочил к самому краю моста и практически завис над Яузой. Прикрыв рот руками, она в ужасе смотрела на экран с застывшей картинкой изуродованного портрета. Вскоре и видео, и сообщение были удалены.
Потом он опять будет утверждать, что она сумасшедшая. Как говорил последний год, водя ее к психотерапевту как на работу.
Глава 6
Прежде нарядный и ухоженный, город вдруг показался Яне мрачным Готэм-сити. Впервые в жизни она заприметила в центре Москвы крысиный писк, облезлую краску особняков, что ошметками падала наземь. Водосточные трубы кренились в сторону, как Пизанская башня. Подрагивали окна коммуналок на первых этажах от децибелов склок. Чтобы отвлечься от истерзанного портрета, Яна принялась считать, сколько тонких ручейков мочи стекало по тротуарам. Всматриваться, как омерзительно летают пластиковые пакеты – в «Красоте по-американски» это выглядело эстетично, а на деле – зловонный примитивизм. Потные лбы с широкими порами продавщиц морщились от необходимости отвлекаться от просмотра видео в тик-токе. Яна наконец набрела на круглосуточный продуктовый, где смела половину прилавка с чипсами и купила курево разных сортов. В неловких попытках прикурить сигарету она удалилась в арку, уворачиваясь от ветра, и увидела, как возле входа в подвальный бар сальный паренек с выкрашенной в поросячий цвет челкой лапал вдрызг пьяную девицу, перманентно пытавшуюся вытянуть его ловкую пятерню из-под своей смятой юбки. Яна даже подумала вмешаться, но стоило ей поставить пакет с чипсами и сделать несколько шагов в сторону парочки, как она заметила, что лицо девицы начало расплываться в довольной ухмылке. Она начала постанывать, изгибая лебединую шею, пока его сужающийся к кончику язык не проник ей в ухо.
В какой-то момент их взгляды зацепились друг за друга, девица сразу распрямила плечи, сдула с лица взлохмаченную прядь и театрально принялась посасывать собственные пальцы с куцыми остатками черного лака, засовывая их практически в глотку. Парень же наконец расчехлил упаковку с презервативами, прислонил свою избранницу на вечер к обкусанному временем фасаду хлипкого флигеля и резко, без прелюдий вошел на полную глубину. Видимо, еще при первых фрикциях девица шепнула ему про наблюдающую незнакомку, и тот вдруг остановился и нелепой пантомимой предложил Яне присоединиться. На секунду-другую замешкавшись, она потупила взгляд и, забыв пакет с провиантом в арке, стыдливо засеменила прочь.
У нее никогда не было эротической фантазии быть изнасилованной, пусть и собственным мужем в понуром дворе, но и предосудительного она в подобных игрищах тоже не видела. Все, что нравится двоим и не вредит третьим, имеет право на существование. Кто она такая, чтобы судить?
Кроме самой себя. За неоправданное доверие. И Никиты. За подрыв доверия фугасным снарядом измен.
Вернувшись наконец в безопасный сумрак коридоров клиники, Яна отдышалась. За ней никто не гнался, однако чувствовала она себя как после погони. Некоторые хищники тихо подкрадываются на мягких лапах и сразу впиваются в горло, другим же нужно всласть погонять по саванне парнокопытное, чтобы то начало спотыкаться, путаться, одержимое гормоном страха.
Нужно было успокоиться, но суточную дозу седативного она уже получила. Может, хоть чая выпить? Яна не могла понять уже, отчего именно дрожит: от разговора с Никитой или потому что замерзла как цуцик. Вопреки сейсмическому спокойствию, почва снова ускользала из-под ног.
Яна порыскала в ящиках скрипучей тумбочки: неужели не могли положить пару пакетиков чая и пачку печенья «Юбилейное»? Тщетно. В пакете от Коли тоже не было ничего, что можно съесть или выпить. Только сейчас она поняла, что за весь день и маковой росинки во рту не было. Придется идти на разведку. Должен же кто-то дежурить в больнице.
Стояла тишина, будто ночью на кладбище. Только из-за одной двери доносился какой-то звук, и то если вплотную приставить ухо. Кажется, там кто-то слушал лекцию нейрофизиолога Черниговской, исследующей строение мозга. Вот бы ей Яну с Никитой как подопытных крыс. Определить, кто первый начал сходить с ума. Подружить ретивый гипофиз с бренным телом. Распутать нейронные цепи и отпустить разум из чертогов памяти.
Яна постучала. Через пару секунд звуки растворились, и кто-то зашаркал в сторону двери.
– Доброй ночи. Что случилось? – немолодой сонный мужчина в хлопковых спортивных штанах и накинутом на плечи белом халате выглянул из мрачного чрева комнаты, как моллюск из раковины. Брюки из полушерстяной ткани и клетчатая рубашка с измятым воротом висели на стуле, диван был разложен. Уверенный, что никаких форс-мажоров ночью не предвидится, дежурный психиатр готовился отойти ко сну.
– Здравствуйте. Чайку не найдется? – Яна протянула одноразовый стаканчик.
– С бергамотом пойдет? – мужчина шагнул обратно в свое убежище и щелкнул кнопкой на чайнике. – А вы из какой палаты?