– На какой ещё кухне?
Ланка подняла лампу повыше. И вправду, обычная кухня. Слева плотно закрытое ставнями окно и заложенная засовом дверь чёрного хода. Справа холодный, давно не топленный очаг, два тяжёлых табурета и широкий стол. На столе кувшин и какая-то снедь, прикрытая холстинкой. Кроме того, в кухне находился весь его класс, двадцать три лицеиста в остатках школьной формы сидели и лежали на щербатых плитах кухонного пола. Светанка рыдала, свернувшись жалким комочком, Любава собиралась заняться тем же, Фионка валялась в обмороке, Андрес стоял на четвереньках и упорно ругался, Илка, сидя на корточках, с остервенением тёр глаза.
– Пёсья кровь! – пробормотал Варка. – Как вы сюда попали?
– А-а-а, – задумчиво протянула Ланка, – всё обрушилось…
– Ну да, я видел.
– И мы упали.
– Куда упали? – заорал выведенный из терпения Варка.
– Сюда, – разъяснила Ланка, – в кухню. Невысоко совсем. Всё равно как со стула спрыгнуть.
– И давно вы здесь?
– Не-а. Я только заметила, что тебя нет, а тут как раз вы и свалились.
– Мы – это кто?
– Ну, ты и этот… который с крыльями.
– Откуда?
– Что откуда?
– Свалились откуда, горе моё?!
– Сверху, – сообщила Ланка и посмотрела на потолок.
Варка тоже уставился на потолок, ничего кроме паутины там не увидел и вдруг спохватился.
– Постой, а где Жданка? Со мной же Жданка была!
– Здесь я.
Из-под груды перьев на краю светового круга выбралась взъерошенная Жданка.
– Ай, – отшатнувшись, пискнула Ланка.
– Чего «ай», – проворчала Жданка, – я не кусаюсь.
– Да тебя саму вроде покусали. Ты же вся в крови.
Жданка подняла повыше подол рубахи. Пух и перья прилипли к кровавым пятнам на одежде, приклеились к пропитанным кровью волосам.
Варка ахнув, вцепился в её плечи, развернул к себе.
– Где болит?
– Нигде, – поразмыслив, ответила Жданка.
– А кровь откуда?
– Похоже, это его кровь, – заметил подошедший Илка. Тут все зашевелились, подтянулись поближе, чтобы получше рассмотреть крайна. Это оказалось нелегко. Мешали крылья. Они громоздились почти до потолка чёрной беспорядочной грудой. Наконец, потянув за длинные маховые перья, Илке и Петке удалось оттащить в сторону какой-то кусок, и они увидели руку.
Длинная рука с костлявой кистью торчала среди сломанных перьев под немыслимым углом. Сразу стало ясно – живая рука так торчать не может. Потом открылось облепленное окровавленными волосами лицо. Изжелта-бледное, совершенно мёртвое. Запрокинутая голова щекой прижималась к изгибу крыла. А тела не было. Казалось, там только кровь и приставшие к ней перья. Курицы дружно взвизгнули. Ланка вцепилась в подвернувшегося под руку Илку и едва не выронила лампу.
Лампу подхватила невозмутимая Фамка, и тут все увидели вторую руку. Выбравшись из-под остатков камзола, она медленно тянулась вверх, к горлу. Пальцы дрожали, стараясь нащупать нечто важное. Нащупали, сжались и вытащили из-под жёсткого ворота круглый замшевый мешочек на потёртом шнурке. Мёртвое лицо дрогнуло, медленно поднялись тяжёлые веки, и класс впервые увидел глаза ненавистного Крысы, бледно-зелёные как вечернее небо, с чёрным неровным ободком по краю радужки, прозрачные, почти слепые от боли. Растерянный взгляд скользнул по испуганным лицам и упёрся в Варку. Рука дёрнула шнурок, тот оборвался, мешочек остался лежать на протянутой к Варке ладони.
– Все свободны и могут идти домой, – отчётливо выговорил Крыса, – Ивар Ясень, Илия Илм, Илана Град, Хелена Фам, – останьтесь.
Глаза потухли и закатились, рука упала, но Варка успел подхватить пухлый мешочек.
– Как это свободны? Куда домой?
Илка бросился к окну, припал к вырезанному в ставнях сердечку.
– Колокольный переулок, – сообщил он, – прямо напротив – Птичий фонтан.
– Ну да, – вспомнила раздумавшая рыдать Светанка, – Крыса же живёт в Колокольном. Я ему сюда как-то раз записку носила, от Главного Мастера.
– Так это что же, мы правда можем идти домой? Вот так просто взять и идти? – заволновались слегка пришедшие в себя лицеисты.
Илка решительно шагнул к двери и, кряхтя, вытянул из пазов ржавый засов. Дверь приоткрылась. Косой Вильм выругался внезапно прорезавшимся глубоким басом.
– Вы как хотите, а я пошёл, – заявил Андрес и действительно пошёл к двери, цепляясь по пути за стены, стол и плечи одноклассников.
– Погодите, – Варка хотел крикнуть, но получилось что-то вроде хриплого шёпота, – глядите, чего он мне дал! Фамка, свети сюда!
– Ну и чё?! – сунулся ближе Косой Вильм. В раскрытом мешочке на Варкиной ладони лежали узкие продолговатые зёрнышки с маленькими раздвоенными хвостиками.
– Разрыв-трава, – благоговейно прошептал Варка, – у отца таких три штуки. Так он держит их под замком, в шкатулке с секретом, на особой подушечке.
– Семена разрыв-травы, – припомнил начитанный Илка, – даруют обладателю полную невидимость.
– Лучше, – отрезал Варка, – тебя все видят, но никто не замечает.
– Как это? – удивилась Жданка.
– Ну, не обращают внимания, что бы ты не вытворял. Одно семечко за щеку и полчаса можешь делать всё что угодно. Кстати, запах они тоже отбивают. Ни одна собака твой след не возьмёт. На, – пихнул он мешочек Илке, – раздай всем и дуйте по домам. Тут много, на всех хватит. Где он их раздобыл – ума не приложу.
– Выходит, он всех нас спас? – тонким голосом спросила Жданка.
Но Варка на глупые вопросы отвечать не стал. Бухнувшись на колени среди изломанных перьев, стараясь отгрести их от тела крайна, он лихорадочно бормотал себе под нос: «Кровь… первым делом унять кровь… его надо раздеть, а то здесь ничего не разберёшь… Жданка, у тебя нож был. Иди сюда, режь все это к свиньям собачим… камзол, рубашку… всё, что на нём… и перья… перья как— нибудь уберите…»
– Брось… – сказала Фамка, – не тревожь его… он или вот-вот помрёт… или уже помер.