– Выпей и внимательно послушай. Пока ты со мной, то всегда можешь рассчитывать на помощь, при этом делая все что вздумается. У тебя полная свобода, и ты это знаешь. Я посадил тебя тогда ради твоей же безопасности. Ты, – отгибаю указательный палец, до этого касавшийся стекла, и направляю в сторону Лукьяна, – спал с моей сестрой, когда эта дура была бабой Аккорда. Он бы закопал вас живьем.
– Ты знал?
– Я всегда и все знаю. Работа у меня такая – все знать, – допиваю содержимое, возвращая бокал на стол с тихим стуком.
– Если я действительно выйду из игры…
– То можешь забрать «Сапфир» и казино в «Глобусе», это все.
– А если я тебя все же пристрелю?
Марат проводит языком по нижней губе, обнажая зубы. Его каркающий смех разлетается по кабинету.
– То не получишь и этого. Поверь, найдется немало тех, кто решит прибрать все это к рукам. И не забывай, что со мной ты на равных, с кем-либо другим будешь мальчиком на побегушках, псом, который будет кусать по команде «фас».
***
Домой возвращаюсь за полночь, смотрю на огромные швейцарские часы в гостиной, наблюдая за тем, как движется стрелка. Снимаю запонки, галстук, беру из бара бутылку пятнадцатилетнего виски и присаживаюсь на широкий угловой диван, обтянутый кожей жирафа.
Несколько раз переключаю каналы надоедливо шумящего телевизора и делаю первый глоток, растворяясь во вкусе и запахе виски.
На втором этаже происходят какие-то передвижения, морщусь, прекрасно зная, кому они принадлежат. Я полный идиот, которого умело окрутила жадная до бабок девка. Мартынова всегда появлялась в нужный момент и виртуозно терпела мои заскоки. Ныла, но все равно возвращалась. Она из раза в раз становилась свидетельницей ситуаций, не предназначенных для ее ушей и глаз, поэтому у меня было всего два выхода: пристрелить или же держать на коротком поводке. И я, почему-то, всегда выбирал второе.
Смешно, но как итог, сам на нем и оказался, на этом поводке.
Новость о ее беременности стала отрезвляющей от всего происходящего вокруг. Проблемы, которые мне принесла новая «работа», теперь казались пылью, стоит дунуть – и они развеются. С Анф же все было сложнее.
Первой и самой здравой мыслью было отправить ее на аборт, но даже здесь эта сучка в очередной раз сыграла на жалость, не мне, нет. Она прямиком поперлась к моей матери, валяясь там на пузе и стоя на коленях, умоляя ее на меня повлиять. Мама, конечно, не заставила себя долго ждать, надавила на самое больное, Маринку, нашего с ней ребенка и то, что я никогда не смогу себе простить еще одну потерю.
Где-то она была права, я действительно об этом задумывался, анализировал и больше чем часто приходил к данному выводу.
Наверху вновь послышался шум, после которого Анфиса спустилась в гостиную.
– Я так тебя ждала, – довольно улыбнулась, присаживаясь рядом.
Ее длинные наманикюренные пальцы потянулись к моему плечу, едва касаясь ткани пиджака.
– Как прошел день? – облизала губы.
– Нормально.
Все ее прикосновения вызывали тошноту. Исключением было лишь состояние полнейшего опьянения. Я ни разу не притрагивался к ней в трезвом уме. Ни разу…
– Я тут подумала, может быть, уже начнем делать детскую? Была в одном магазине и…
– Все сделают без тебя. Не думай, что задержишься в этом доме, после того как родишь. Поняла меня?
– Это мой ребенок.
– Прежде всего он мой. А ты просто инкубатор, без права выбора и голоса. Поняла меня? – придвигаюсь ближе, поддевая пальцем ворот ее футболки. – Не слышу.
– Поняла, – кивок, – а ты не думаешь, что я могу его убить? – тонкая бровь поползла вверх, а на губах загорелась триумфальная улыбка. – Или просто сделать его калекой? Представь, какая это будет трагедия, а кто виноват Саш, а? Ты, наш папочка.
– Ты отдаешь себе отчет в том, – касаюсь ладонью ее горла, – что говоришь? – сдавливаю тонкую шею, слыша ее тихий хрип. – Я так не думаю. Если ребенок родится больным, я тебя убью, если он умрет – убью, если ты еще хоть раз заикнешься о подобном – убью, ну и на финал, если решишь сбежать, найду и посажу на цепь. И я сейчас не в переносном смысле, – разжимаю захват, и Анф сразу хватается руками за свое горло.
– Больной ублюдок.
– Очень надеюсь, что ты меня услышала, – оставив бокал на столике, поднимаюсь с дивана, – ты же сама в это влезла. Зачем ходила к моей матери? Чего добивалась?
– Чем она лучше, Доронин? Она тебя бросила, предала, она убила вашего ребенка, но ты продолжаешь ненавидеть всех вокруг, кроме нее, – захлебываясь слезами.
– Ваше главное отличие в том, что она никогда даже мысли не допустит о том, чем ты мне здесь угрожала.
– Она тебя предала!
– Я ее тоже. Разговор окончен, заткнись и вали наверх.
Мартынова вскакивает с дивана и бегом несется на второй этаж. Смотрю ей вслед и, выключив телевизор, выхожу на улицу, не хочу оставаться в этом доме.
– Глеб, – говорю в рацию, – пусть водитель подгонит машину, я уезжаю.
Из особняка возвращаюсь в свою городскую квартиру, спать ложусь в костюме на диване, не выключая свет. Меня мгновенно вырубает, а просыпаюсь я лишь утром, от громкого голоса Глеба.
– Александр Николаевич, пора ехать. Регина сказала, что вы вчера назначили совещание и уже опаздываете на двадцать минут.
Разлепляю глаза.
– Пусть она их разгонит.
– Не думаю…
– Александр Николаевич, – вопль из динамика мобильного, стоящего на громкой связи, – это важное совещание, вы же помните, что…
– Выключи ее, скажи, что еду.
Глава 8
– С днем рождения! – протягиваю Сашке завернутый в синюю бумагу подарок.
– Спасибо, – откладывает в сторону, даже не взглянув, – а отец где?
– У него много работы и…
– Понятно, – поджимает губы, укутываясь одеялом, демонстративно отворачиваясь к стенке.
– Саш, – касаюсь мальчишеского плеча, – может, в кино сходим? На карусели можно. Куда ты хочешь? Разве лучше просидеть целый день дома? Смотри, какая погода, – подхожу к окну, расшторивая занавески.
– Лучше. Уйди.