Губ касается усмешка.
Азарина, Азарина… святая простота. Ты действительно думаешь, что я еду с тобой из чисто гуманных соображений? Конечно, нет.
Как и насчет Егорушки, его в твоей жизни тоже больше нет. Я уж постараюсь донести ему это доступно.
В метро приходится проехать пять станций и потом еще пятнадцать минут идти до дома нашего горячо любимого бывшего пешком. Я этого парня в жизни не видел, но уже готов отвернуть ему башку. Насколько нужно быть козлом, чтобы выпустить эту разноглазую бестолочь на улицу ночью, да еще и в такой холод?
– Звони, – прислоняюсь плечом к железной двери подъезда.
Азарина нервно нажимает на кнопки с номером квартиры, дожидаясь, пока этот хлюпик запустит нас внутрь.
В лифте кооперативной девятиэтажки тесно. Мы стоим невыносимо близко. Я могу дотянуться до нее легким движением руки. Азарина смотрит в пол. Ни разу за эти секунды не пошевелилась.
– Без скандалов, – бормочет себе под нос, но я прекрасно ее слышу.
– Это ты себе или мне?
– Себе, – вздыхает. – Тебе когда-нибудь изменяли в новогоднюю ночь?
– Нет.
– А ты?
– Так и не вспомнить, – пожимаю плечами, почесывая затылок.
Татка закатывает глаза и выходит на лестничную клетку. Нерешительно звонит в дверь.
Наш мачо появляется в одних труселях. Видать, ждал Наташку одну.
– Ну привет, герой-любовник, – отталкиваю его в сторону и прохожу внутрь.
Азарина так и мнется на пороге.
– Ты за вещами пришла, – оглядываюсь на нее, – собирай, – шляюсь по коридору не разуваясь. Ботинки оставляют после себя грязные следы.
– Это кто?
Егорушка стоит, вылупившись на меня как на привидение.
– Это не твое дело, – бурчит Натаха и прячется за дверью ближайшей комнаты.
Парень хочет пойти за ней следом.
Нет, друг, так не пойдет. Прижимаю его к стенке, бегло касаясь глазами лица.
– Запомни раз и навсегда: чтобы я тебя с ней близко не видел.
– Ты…
– Тихо.
Бью под дых, и малой становится более понятливым.
– Спокойно. В следующий раз сломаю нос. Будет больно. Очень боль-но.
Глава 8
Отхожу в сторону и вытираю руки полотенцем, которое беру на кухне.
– Хорошая квартира, – осматриваюсь, – предки подарили?
Егорушка что-то пыхтит, но больше не возбухает. Стоит смирно, как обиженная девочка в углу.
– Азарина, давай быстрее, – повышаю голос. Тусить здесь полдня у меня нет никакого желания.
– Я сейчас, – летит в ответ.
Толкаю дверь в комнату, где она копошится.
– Я же сказала, что уже почти все. Не торопи меня, иначе что-нибудь забуду.
– Значит, это будет что-нибудь ненужное. Как, например, это, – поднимаю двумя пальцами плюшевого белого медведя.
– Не трогай мои вещи!
– Ты же в моих рассекаешь, – расстегиваю куртку. Жарко.
– Могу снять.
– Давай, я посмотрю.
Она открывает рот, но мгновенно его захлопывает. Отворачивается, продолжая молча складывать вещи.
– Ты сюда полквартиры перевезла?
– Я сюда жить переезжала. Навсегда.
– Глупое слово.
– Какое?
– Навсегда. Ты замуж за него, что ли, собиралась? Хотя… это тоже не навсегда.
– Все, – бросает какую-то фигурку в чемодан, – достал. Я не хочу слушать твои рассуждения, ясно тебе?
– Более чем.
Все это выглядит комично. Татуля злится, и это хорошо. Проявление эмоций – это всегда прекрасно.