Поймать балерину

Надеюсь, удастся выглядеть достойно среди пассажиров.

Третий класс, конечно…  Но, может, там будут ехать достойные люди…

В конце концов, никто не запретит мне прогуливаться по палубе… И знакомиться с  пассажирами, едущими первым и вторым классами.

И, может, получится договориться с персоналом корабля и переехать в каюту получше?

Хотя бы второго класса.

Почему бы и нет? Я обаятельная, молодая… Красивая… Даниэль говорил, что я похожа на бабочку… Которую хочется сжать в ладони.

И сжимал.

Крепко, больно. До слез.

Не позволяя даже глоток воздуха сделать.

С того самого момента, когда впервые увидел, танцующей модный танец апашей в одном из заведений Парижа.

Да, танцовщица, которую выделял сам Дягилев, скатилась до кафешантанов… Но что поделать, мне нужно было на что-то жить, отдавать арендную плату за маленькую квартирку в мансарде старого дома на окраине Парижа, шить концертные костюмы… Париж – дорогой город… И быстро приучает к гибкости.

Я нервно оглядела пыльную грязноватую улочку Шербура, на которую как раз выходили окна квартиры Пабло.

Сонный полдень прохладного апреля вступал в свои права, и улица казалась пустынной. Только напротив, у маленькой лавчонки, торгующей овощами, стояла женщина.

Я выдохнула с облегчением.

Больше всего страшилась увидеть приметные фигуры в костюмах, кепках и ярких шейных платках – отличительных знаках  «Шелковых платков».

Пока ехала сюда, тоже постоянно оглядывалась.

Конечно, решилась я быстро и так же  быстро сумела обернуться с билетами и сборами.

Даниэль еще, наверно, даже с полицейскими не успел поговорить, а я уже на вокзале стояла.

Все же, прежний несчастливый опыт двух проваленных побегов помог.

– Нена… Письмо шло до тебя полгода, может быть, там тебя уже никто… – опять предпринял попытку Пабло остановить меня.

– Нет. Сол меня ждет.

Да и даже если не ждет… Здесь мне точно ничего хорошего не будет…

Кто я такая тут?

Неудачливая танцовщица, не сумевшая закрепиться в русской труппе настолько, чтоб Дягилев предложил постоянный контракт.

Бунтарка, с волчьим билетом, которой теперь заказан путь в любую приличную труппу.

Любовница самого жестокого мужчины в Париже, зверя, невоздержанного во всех своих проявлениях.

Я вспомнила жестокие холодные глаза Даниэля. Его пронзительный взгляд, каким смотрел на меня, танцующую пошлый танец апашей…

Как же я не хотела его танцевать, как отказывалась, считая грубым и дурновкусным!

Но мой тогдашний партнер, Жан,  уговорил.

Это было модно, за это платили… Больше, чем обычно.

И я согласилась.

И танцевала, летая по импровизированной сцене, вся изломанная и бессильная… Сам танец, рассказывающий про жуткие отношения бандита и его женщины, сочетал в себе элементы, больше похожие на драку, избиение… Я протягивала руки к партнёру, который тут же отталкивал, швырял настолько сильно, что чуть ли не падала, а затем поднимал и взваливал на плечо, кружил, тискал… Ужасный танец. Мерзкий.

Но очень хорошо принимался в кафешантанах, подверженных популярным декадентским мотивам.

Прелесть разрушения. Это было модно.

Дикий Даниэль увидел меня именно в одном из них.

Я навсегда запомнила его прозрачные ледяные глаза, холодное, ничего не выражающее лицо.

Он стоял в дверях, в кругу своих товарищей, отличаясь от них всех так же, как отличается волк от собак.

Жан закрутил меня, а затем скинул в плеча на пол.

Я изобразила боль.

Даниэль, хотя тогда я  еще не знала, как его зовут, пристально следил за моими движениями, и, когда я намеренно громко вскрикнула, как этого требовал танец, резко подошел и, оттолкнув моего партнера, поднял меня на руки.

Я попыталась высвободиться, испуганно упираясь ему в грудь ладонями, что-то , кажется, твердила про то, что это танец, что он не так понял, и что…

Не помню, что еще говорила.

Он, наверно, и не слушал. И не отпускал.

Так и унес меня, протестующую, в одну из задних комнат кафешантана, предназначенных для отдыха персонала. И не только персонала…

Я была настолько испугана, что даже толком противиться не могла. Не понимала ничего, не понимала происходящего!

Он уложил меня на кушетку, навалился, сжимая своими грубыми руками…

Я не сумела оттолкнуть.

До сих пор при воспоминании о том, что произошло между нами в грязной темной комнатке с окнами, выходящими на задний двор кафешантана, становилось не по себе.

Одновременно холодно и обжигающе.

Я к тому времени не была, конечно, наивной невинной девушкой, кое-какое прошлое имелось, но никогда до этого не случалось со мной  ничего, более пугающего и дикого.