«Три звезды» для стюардессы

– Да не, я понимаю, что сейчас это все туфта, что всякая там видеосвязь и прочая хрень…

Он нервно прикурил, спрятал сигарету в горсть, так, что и огонька не видно было, выдохнул дым. Поймал мой взгляд, предложил:

– Хочешь?

– Нет, не курю.

– И правильно, – одобрил он, – женщине не надо курить. Особенно такой, как ты, лисичке. Тебе рожать еще…

– Нет… – сказала я, прежде чем подумать, – не рожать…

– О как… Уже? Дети, муж? Хотя вряд ли…

– Почему?

– Ну стала бы ты тут со мной сидеть, если б дети и муж были…

Я улыбнулась его догадливости, протянула стаканчик. Он булькнул виски.

– Разбавить?

– Нет, пожалуй…

– Ну вот и я думаю, только портить. И так пойло не ахти…

– Неплохое. Это же Макаллан?

– А хер его разберет… Я не понимаю в них ничерта. Попросил пацанчика в магазе крепкое и чтоб не травануться. Давай. За то, чтоб… Ну, короче…

Он скривился и выпил залпом. Я не отстала.

Он закусил сигаретой, я опять заела шоколадом. Пока жевала, поймала на себе внимательный изучающий взгляд. Такой… Мужской очень.

Это было странно и волнительно. Непривычно.

– Ну и почему у такой лисички нет мужа и детей? Мужики слепые, что ли?

– Муж был, – пожала плечами, – а дети… Не будет уже.

– Даже так…

– Да.

Ну вот и призналась ты самой себе. Неожиданно. После двух дней отрицания. Горечь, привычная и странная, легла на язык, не отравляя, словно необходимое лекарство.

– Потому и гуляешь по ночам?

– Да. Недавно узнала. Живот заболел, – зачем-то начала рассказывать я свои женские проблемы незнакомому опасному мужику, – сняли с рейса. Я стюардесса, – пояснила, он кивнул, пыхнул сигаретой, прищурился, – отправили в больницу. Ничего особенного, обычный приступ. Но обследовали. И вот…

– Ну, это же не окончательно?

– Окончательно. Все. Я и раньше… Болела. Но думала, что… А теперь…

Я махнула рукой. Слез не было. Я вообще редко плачу. Только, наверно, когда совсем невмоготу. А пока что я до такого не дошла. А, может, и не осознала.

– Сочувствую, лисичка.

Он больше ничего не сказал. Смотрел перед собой, курил. А я, уже приноровившись к темноте, могла разглядеть черты его жесткого серьезного лица.

Мужчине было примерно около сорока, сорока пяти. Тяжелый подбородок, твердая линия губ, нахмуренные брови, резкие морщины, разбегающиеся от углов глаз… Крупные руки, с неожиданно длинными и красивыми пальцами…

Привлекательный.

Почему один здесь? По дочери скучает?

– А вы… Дочка большая уже, наверно?

– Да, тринадцать лет.

– А за границу к кому?

– К матери своей.

– О… Вы в разводе…

– Мы не были женаты.

Он затянулся, опять отпил из бутылки.

– Я вообще только пару месяцев, как узнал, что у меня дочь есть, прикинь?

– Даже так…

– Ага… Ее мамаша, стерва, бл… – Он скомкал ругательство, глянул на меня, – прости… Но слов прям нет других.

– Не извиняйтесь, – кивнула я, – всякое бывает…

– Ну да. Но она… Черт… Ладно. Я вышел как раз, – тут он глянул на меня, уточнил, – из тюрьмы.

Я кивнула. Понятно уже по наколкам на пальцах, что человек с прошлым.

– Ну вот. Вышел, встретил ее. Она как раз в магазине работала, веселая, шустрая такая. Ну как-то завертелось все. Потом узнал, что беременная, радовался, как дурак. Счастливый ходил, думал мелкий у меня будет. Или дочка. Дочку даже больше хотел. А потом… Потом меня закрыли опять… – Он глянул на меня, снова уточнил, – посадили…

Подождал, видно, ожидая реакции. Но я не стала ничего говорить. И никак не выразила своих эмоций. Потому что… Ну кто я такая, чтоб осуждать? Глупо и бессмысленно.

– А она… Она сразу сказала, что ждать не будет. Скандал на свиданке устроила. Я ее все уговаривал не беситься, ребенку навредить же можно, переживал. С пацанами на воле договаривался, чтоб помогли ей… А потом, я уже по этапу уехал, через месяц примерно. Она звонит и говорит, что аборт сделала. И чтоб не искал ее.

Я молчала. Да, ситуация тоже. У каждого – своя.