Кот Василий

Потому что находиться в одном тесном пространстве с Василием, практически прижавшись к нему, было невыносимо. Тяжело. Мучительно. До слабости в ногах, до бешено и неровно стучащего сердца. До пересохших губ. До…

Кет не поднимала глаз, чувствуя, как он смотрит на нее. Не отрываясь, смотрит. Ну зачем, зачем?

Что ему надо?

Тяжелая ладонь в кожаной перчатке неожиданно властно и вместе с тем нежно провела по ее щеке, чуть тронула губы, скользнула вниз, к груди и змеиным ударом обхватила талию, подтаскивая еще ближе, невозможно близко.

Кет не успела даже испуганно пискнуть, настолько это было внезапно.

Другой рукой Василий приподнял ее за подбородок, и девушка, уже открывшая рот, чтоб протестовать, и уперевшаяся руками в твердую грудь, чтоб оттолкнуть, замерла. Глаза у него были совершенно дикие, потусторонние какие-то, с огромными зрачками во всю радужку. Сосед глядел жадно, серьезно и … Обещающе. Так смотрят на что-то, что хотят немедленно получить и сдерживаются только для того, чтоб потом было слаще, ярче, горячей. Обладать.

Кет все же напрягла руки и попыталась отвернуть лицо, но куда там!

Даже двинуться толком не смогла.

Так и смотрела, словно завороженная в его черные, затягивающие глаза, которые приближались, окончательно сводя с ума, лишая воли, заставляя кровь отливать от мозга и бить сладкой томной волной в низ живота.

Ноги подкосились, и Кет не смогла сдержать тягучий, как патока, стон…

Будильник прозвенел резко. Так резко, что Кет дернулась на кровати и свалилась на пол.

И какое-то время сидела, судорожно соображая, где она. И что она только что видела.

Сон. Ох, мама моя, это такой сон!

Вот это сон!

Кет помотала головой, все еще не в силах двинуться с места.

Она опасалась, что не сможет подняться на ноги после такого.

Девушка провела рукой по щеке, отслеживая путь его пальцев во сне. Потом по шее, сжала грудь.

Нет. Не так! Не те ощущения!

Но откуда она знает, как?

Ведь он ее даже не касался никогда!

И не коснется.

У него для касаний есть симпатичные блондинки.

Кет помотала головой, силой унимая желание продолжить путь вниз, до того места, где все еще горело жарко и пульсирующе.

Нет уж.

Холодный душ.

Ей нужен холодный душ.

И в школу.

На переменах, готовясь к следующему уроку, Кет краем глаза отмечала передвижения Орешникова, опасаясь мести.

Но тот выстраивал траекторию своего движения таким образом, чтоб не пересекаться с ней даже взглядами. И вообще вид имел гордый и заносчивый, всячески показывая, что он с таким отребьем даже на одно поле не сядет.

Кет, мысленно обругав все педагогические системы воспитания, кроме Макаренко, который, как известно, своих учеников мог и кулаком приложить, посмеялась их несостоятельности.

Вот тебе и пример правильного внушения в действии. Ну как после этого говорить о гуманном подходе? Или о чем там знаменитые педагоги твердят?

Кет одно время очень этой темой увлекалась, пока не поняла, что ее это приведет прямиком в школу, на нерводробительную и низкооплачиваемую работу.

Нет уж.

Ей судьбы своей мамы-бюджетницы хватило за глаза.

– Кет, – на парту рядом с ней приземлилась веселая расписная сумка, затем появился неизменный удушающий аромат, везде сопровождавший Люси. – Есть предложение!

– Списать не дам, – отрезала Кет, даже не повернувшись. Все равно ничего нового не увидит. Все те же разноцветные, задорно торчащие кудряшки, все тот же курносый нос. И неизменно щенячье выражение в плутовских глазках. Как всегда, когда ей чего-то надо.

– Да ну нафиг! – Возмутилась Люси до того непритворно, что Кет все-таки повернулась к ней, удивленно ожидая продолжения. – Сегодня Севка в «Джуне» выступает, пошли? А то мне одной страшно.

– Нет. – Кет отвернулась, углубляясь в чтение параграфа. Вчера не прочитала, вот теперь и приходится. По закону подлости ведь именно ее спросит сегодня физичка.

– Ну Кет… – Люси привычно заныла, прижимаясь к ней, пытаясь заглянуть в глаза, – ну ладно тебе. Ненадолго же. Просто гляну на него и все. И домой.

– Люсь, – Кет закрыла книгу, повернулась к ней, – даже если нас туда и пустят, в чем я лично сомневаюсь, так на что мы будем там гулять? У меня лично ни копейки. Матери сняли какие-то надбавки в больнице. Домой пешком хожу. Бутерброды с собой таскаю вместо обеда.

– Да ладно тебе! – Люси была непробиваема. – У меня есть немного. На пиво хватит. Пошли! Завтра выходной тем более, в школу не надо!

Кет, ничего не ответив, снова открыла книгу.

Так, что там у нас…

Но Люси, потеряв терпение, резко развернула ее за локоть.

– Так, Ковалева! Я сегодня иду в клуб. Одна или с тобой. Но! Если я пойду одна, и случайно нарвусь на что-нибудь, то в этом виновата будешь ты! Так что после школы я жду тебя у себя! Будем шмот подбирать.

Развернулась и пересела на другой конец класса, не дав Кет и рта раскрыть.

Вечером, стоя вместе с неугомонной Люськой у дверей клуба и разглядывая очередь, Кет злилась на нее, за глупость и напор, и на себя, за неумение отказать.

Очередь перед входом говорила о том, что попасть в клуб будет непросто.

– Люсь, может ну его, а? – Кети неловко поправила короткий подол, так и норовивший задраться все выше, суетливо переминаясь в своих тяжелых грубых ботинках. Потому что платье-то они подходящее (по мнению Люси, конечно) нашли, а вот обуви тридцать пятого размера у подруги, носившей тридцать восьмой, не водилось.

Поэтому Кет стояла в легком пышном свободном платье, которое долговязая Люси носила, как тунику, и в своих любимых мартенсах, выклянченных у матери кровавыми слезами. Распущенные длинные волосы и ярко накрашенные губы довершали образ развратной малолетки, как про себя определила свой вид Кет.