– А вино как?
– С мясом сухое чудесно просто. А так я люблю сладкое. Меня тут девчонки «Изабеллой» угостили…
– Ну конечно, из твоих родовых виноградников.
– Мишка, ну чего ты у меня болтун такой? И за что я тебя, Дуридома, полюбила? Помнишь, как ты меня во дворе все время подкалывал? «Рюмка водки на столе»… соленый огурец предлагал… Лепса уже послушать нельзя.
– Так полюбила-таки ж?
– Да я тебя сто лет как полюбила. А ты все…
– Так надо было самой сказать. Или хоть подморгнуть.
– Ага. Я девушка скромная. И вдруг я тебе не нравилась.
– А ты помнишь, как мы с тобой в кино ходили? Еще до того.
– Ну конечно. Ты мою ногу гладил. А я все ждала-ждала… А ты… Дуридом совсем.
– Что-то ноги устали. Пошли посидим.
Михаил по ходу опустил тарелку на скатерть, взял салфетку, вытер руки и двинулся к берегу, чуть вправо от центра поляны. Там он опустился на траву, глотнул пива и закурил. Белка догнала его, уселась рядом и вытянула ноги к воде.
– Хороший сегодня день. Как на заказ.
– Так это я и заказал. А то мяса столько куда девать.
Белка провела ступней по голени Михаила, он глянул на нее и положил руку на ее бедро. Ладонь дошла до колена, ощутила его округлость, вернулась назад и переместилась на внутреннюю сторону, ласкала нежную кожу ляжек и как бы случайно трогала венерин холмик. Белка резко оглянулась, сжала ноги и убрала его руку.
– Ты же знаешь, что я могу утворить.
– И шишки сыпались с ветвей?
– Типа того.
– Так пошли вон за кустик.
– Ну ты что. Они же услышат.
– А ты тихонько.
– Ну странный ты, Мишка. Я в этот момент себя иногда совсем не контролирую. Особенно когда выпью. Хорошо, что мы не на «Мустанге» приехали.
– Так пошли тогда к людям. Хочешь еще вина?
– Ну пошли.
Людей стало как-то меньше: кто-то играл в бадминтон, кто-то в карты, а кто-то и просто загорал. Парни травили анекдоты, девчонки заливисто хохотали.
«Ученик пришел к раввину:
– Ребе! У меня есть желание жить вечно! Что делать?
– Женись!
– И что? Я буду жить вечно?
– Нет! Но желание скоро пройдет».
Анекдоты почему-то все подбирались на матримониальную тему.
«– Додик, шо там упало на кухне?!
– Ривочка, это не бунт, это случайно!»
– А вот еще послушайте:
«Во время праздника одна парочка уединилась в темной спальне. Шепот, шорохи, сдержанные крики, рыдания…
– Ах, Яша, почему же ты раньше не любил меня так страстно, как сегодня?! Наверное, потому, что сегодня праздник?
– Нет, наверное, это потому, что я – не Яша!»
«– Абраша, милый, что ты посоветуешь мне почитать?
– Сарочка! Почитай молитву, пока я дочитываю переписку в твоем телефоне!»
Михаил смеялся вместе со всеми и думал, сколько во всем этом простой житейской меткости. Недаром Фрейд написал свое «Остроумие и его отношение к бессознательному». Так иногда зацепит… до самого нутра. Мудрющий был старик. И Эдип его этот… и символы…
Он вынул нож, подбросил его, поймал за лезвие и со всего маха всадил в землю, вытащил, вытер о шорты и вернул в ножны.
– Пошли, Бельчонок, птиц послушаем.
– Ну пошли.
Они углубились в чащу, и минут через пять шум веселья на поляне затих, лес наполнил их уши своими звуками, шорохами, жужжанием и свистом. Михаил отодвигал ветки кустов рукой и придерживал их, останавливался, заслышав особо заливистую трель, срывал травинки и жевал их, вспоминал, как в детстве он с друзьями читали затертые книжки Фенимора Купера и Джеймса Шульца в «Библиотеке приключений», а потом они играли в индейцев, делали луки, копья и стрелы, прикрепляли к затылку тесемкой найденное воронье перо и орали во все горло, изображая победный клич команчей; кому-то по считалке выпадала роль бледнолицего, и его привязывали к дереву, а сами вприпрыжку носились вокруг. Все они носили старые кеды и учились бесшумно двигаться по лесу, чтобы, внезапно выпрыгнув, схватить врага за горло и снять с него скальп. Нож у него тогда был перочинный, складной, он точил его об ступени и никогда с ним не расставался.
Деревья стали редеть, за ними проглянула Змейка, запах воды и мокрой зелени наполнил ноздри. Они дошли до берега реки, никого вокруг не было и даже следов человека не было видно.
– Раздевайся, маленькая, походи голой, побудь дриадой.
Белка не стала спорить, сбросила босоножки, сняла купальник и примерила босые ступни к палой листве с молодыми зелеными побегами. Михаил достал смартфон, открыл камеру и пощелкал; стремление фотографировать Белку не утихало в нем, хотя у него были сотни ее фотографий, таким образом он как бы привязывал ее к себе – фото никуда не могло от него убежать и всегда было с ним.
– А давай на тебя нападут пираты, Бельчонок.
– И привяжут к пальме?
– Ну да. Они же всегда так делают.