So let it be written: подлинная биография вокалиста Metallica Джеймса Хэтфилда

Джеймсу повезло, что Дэвид пропадал в колледже – он хотел стать бухгалтером, поэтому днем сидел на парах. И вдруг его внушительная коллекция пластинок – там был не только хард-рок, но и куча старых рок-н-ролльных «сорокопяток»[4 - Пластинка диаметром 7 дюймов с записанными на ней двумя композициями. Называться может по-разному – сингл, сорокопятка, семидюймовка, семерка и т. д. На заре музыкальной индустрии синглы были 78-оборотными, затем на рубеже 1940–1950-х стали 45-оборотными, таковыми они и известны до сих пор.] – оказалась в юных ручках Джеймса. Разумеется, Хэтфилд пользовался отсутствием брата, составив из коллекции пластинок основу своих музыкальных влияний.

Но Дэвид сразу же заметил, что Джеймс трогает его пластинки. В документальном фильме Metallica «Some Kind of Monster» [ «Что-то вроде монстра»] Джеймс виновато признается, что «никогда не закрывал вертушку[5 - Крышка винилового проигрывателя.], и брат знал. Я приходил домой, и мне влетало, потому что она была открыта». Похоже, Дэвид знал, чем занимается младшенький в его отсутствие, и Джеймс признался, что брат частенько его ловил: «“Джейми, ты слушал мои пластинки?” Когда я был мелким, он называл меня Джейми».

Еще одним парнем на местной сцене Дауни был Рон Макговни, сыгравший большую и часто недооцененную роль в группе, известной сегодня как Metallica. Макговни почувствовал в Джеймсе родственную душу. Рон вспоминает их первую встречу: «Мы познакомились в средней школе Дауни в одиннадцать лет. Началка у нас была разная, поэтому прежде мы друг друга не знали. Я жил в соседнем городке Норуолке[6 - Город в США в штате Калифорния, округ Лос-Анджелес. Является пригородом Лос-Анджелеса.], но предки определили меня в школу Дауни, считая, что образование там лучше».

В Макговни Джеймс увидел друга-единомышленника. Их музыкальные вкусы не совпадали, однако постепенно все изменилось. Макговни объясняет: «Мы с ним не были ни в социальной группе, ни в спортивной секции. Можно, наверное, назвать нас отщепенцами. Джеймс стебался над моей наклейкой Элвиса на папке, а я стебался над его наклейкой Aerosmith, – добавляет Макговни. – Именно Джеймс подсадил меня на хард-рок и метал. До него я слушал что-то вроде Doobie Brothers, Fleetwood Mac и, разумеется, Элвиса Пресли».

Стоит отметить упоминание Макговни о спорте. Из-за религиозных взглядов семьи Джеймс избегал участия в физически активных видах спорта, боясь получить травму. В командных видах спорта детям особенно важно ощущать дух товарищества. Вероятно, из-за его отсутствия Джеймс предпочитал быть тихоней и с головой уйти в музыку.

Постепенно Джеймс стал задаваться вопросами насчет религиозных взглядов семьи. В интервью журналу «Плейбой» в 2001 году он сказал, что ему было тяжело понять, как религиозное воспитание скажется на его здоровье: «Отцу нравилось преподавать в воскресной школе. Меня же фактически принуждали туда ходить. У нас были эти истории успеха, и пришла девочка со сломанной рукой. Встала и сказала: “Я сломала руку, но посмотрите – мне уже лучше”. Хотя рука была искривлена. Сегодня я вспоминаю тот случай, и это крайне возмутительно».

К сожалению, в жизни Джеймса намечались переломные и судьбоносные события. Развод родителей в 1976 году стал настоящим шоком для семьи.

Хэтфилд объяснил журналу «Плейбой»: «Папа уехал в “командировку”… Ага, на несколько лет. Я переходил в среднюю школу. От меня скрыли, что отец ушел. Мама в итоге сказала: “Папа не вернется”. И принять это было крайне тяжело».

Иногда по будням обстановка в доме была напряженной. Пока Синтия вкалывала, совмещая дом и карьеру – вынужденная присматривать за детьми, – Джеймс с сестрой постоянно собачились. И однажды он обжег ее горячим маслом, но позже признал, что это был уже перебор.

Отсутствие отцовской фигуры дома лишь усугубляло ситуацию. Однако дети еще не заметили, что Синтия борется с раком. Учитывая ее религиозные взгляды, борьба была нелегкой. И будто мало трудностей выпало на долю семьи, деньги – а точнее, их отсутствие – стали насущной проблемой. Джеймс должен был что-то приносить домой, поэтому пришлось найти работу.

Будучи в душе начинающей рок-звездой, он был совершенно не заинтересован в постоянной работе. Хуже того, мама утверждала, что никто не возьмет его на работу с длинными волосами. Но стричься он не собирался. «Ну, длинные волосы – это атрибут музыки, мам. Какой рок без длинных волос? Исключено!» – признался позже Хэтфилд.

Оставив волосы, Джеймс погрузился в музыку, пытаясь сбежать от реальности. Он активно искал возможности стать участником группы, а в идеале – сколотить собственную. Помимо Макговни, роком конца 1970-х увлекался еще один ученик, Дэйв Маррс. Разумеется, их тянуло друг к другу.

«Мы с Роном дружили и знали Джеймса, но в нашей компании ему было неинтересно, – рассказывает Маррс автору. – Потом в десятом классе я встретил его на уроке биологии, на мне была футболка KISS, а на нем – футболка Aerosmith, и мы тут же подружились и быстро нашли общий язык».

Хэтфилд, Макговни и Маррс вращались в одних и тех же кругах – в основном их объединяла любовь к музыке, – и дружба продлилась несколько лет.

Мальчишки занимались тем, что обычно делают подростки, в том числе зависали на местном миниатюрном поле для гольфа. Там они играли на бильярде. Еще среди развлечений были боулинг-клуб и видеоигры. Ничего особенного. Обычная подростковая жизнь в пригороде Калифорнии.

Рок-музыка для этой банды юных единомышленников была смыслом жизни. Несмотря на то что Джеймс постоянно думал, как стать участником группы, он был талантлив и в других областях. «Учился он совершенно обычно, – вспоминает Макговни. – Много времени проводил с гитарой! Даже тогда было очевидно, что он планирует связать будущее с музыкой. Он здорово рисовал и мог бы стать неплохим художником».

Юный талант художника Джеймсу еще пригодится. Умение Хэтфилда создавать образ – будь то обложка альбома или лирика – по достоинству оценят в его будущих группах, особенно в Metallica.

Несмотря на сильное желание Джеймса сколотить группу – и отчаянное стремление стать лидером – коллектив, давший Джеймсу первый шанс играть рок, назывался Obsession и был детищем двух братьев по имени Рон и Рич Велоз.

Маррс вспоминал: «Мы с братьями Велоз были классными друзьями, и группа постепенно развивалась. С ними был еще один друг, Джим А?рнольд. Они сказали, что им нужен второй гитарист. Так Джеймс и оказался в Obsession».

Obsession состояла из гитариста Хэтфилда, басиста Рона Велоза, барабанщика Рича Велоза и соло-гитариста Джима Арнольда. Каждой группе нужна крутая дорожная команда, поэтому на эту роль ребята пригласили Макговни и Маррса. Маррс признался, что их роль была преувеличена: «Мы были скорее друзьями, а не техниками».

Репетировать стали в гараже братьев Велоз, а Маррс и Макговни установили простенькую наборную панель, чтобы создать примитивные световые эффекты. Маррс вспоминает: «Они играли на местных вечеринках и были обычной гаражной группой. Исполняли песни UFO и, кажется, пели Communication Breakdown, всякие прикольные песни. У братьев Велоз было что-то вроде светофоров, и они приделали их в гараже, а мы приходили и играли при освещении. Нам было пятнадцать, и мы не имели ни малейшего понятия, что творим. Но времена были классные».

Арнольд жил неподалеку, и у него тоже сохранились приятные воспоминания о деньках в Obsession: «В гараже мы соорудили стену и одну сторону сделали звуконепроницаемой, используя старую картонку и ковер. Джеймс жил всего в нескольких километрах от гаража и приезжал к нам на маминой машине, либо мы его забирали. Мы проводили в гараже много времени; это было место наших тусовок и репетиций».

Несмотря на то что ни одной записи Obsession не существует, можно с уверенностью сказать, что Хэтфилд тех лет и Хэтфилд, которого мы знаем, – две большие разницы. В то время его голос был мало похож на мощный рык, которым он славился в конце 80-х, и ничего общего с гармоничным вокалом, который он будет использовать в Metallica в 90-х. Его игра на гитаре, которая спустя несколько лет превратится в жесткий агрессивный чес медиатором по струнам, в годы становления была вполне неплохой. В конце концов, он был еще совсем подростком.

В юности музыкальные вкусы Джеймса были весьма разнообразными. Как и большинство подростков, открывающих для себя шумную атмосферу концертов, группа друзей старалась не пропускать ни одно выступление, надеясь на то, что в клубы Лос-Анджелеса их подвезут родители.

Маррс вспоминает один концерт в особенности: «Мы с Джеймсом пошли на концерт Blondie. Было это в “Греческом театре” в Лос-Анджелесе, и туда нас отвезла мама Джеймса, а моя забрала. Странно было смотреть с Джеймсом выступление Blondie, а теперь они оба в Зале славы рок-н-ролла».

Дни Obsession были сочтены с самого начала. Группе не хватало разнообразия – песен, которые парни исполняли, было явно недостаточно. К тому же ребята не могли решить, кто будет петь. Джеймс менялся с Арнольдом и Роном Велозом.

Спустя примерно восемнадцать месяцев Хэтфилд с Арнольдом ушли из Obsession, чтобы сколотить новый проект с братом Джима, Крисом: группа называлась Syrinx, и ребята исполняли песни влиятельной прог-рок-троицы Rush.

Понятно, что Syrinx назывались в честь песни «Храм Сиринги» с эпохального концептуального альбома Rush 2112. Syrinx просуществовали недолго. К счастью, в ближайшем будущем появилась группа, оказавшая огромное влияние на карьеру Джеймса. «Джеймс был очень классным, и с ним было весело, – утверждает Арнольд, – но важнее то, что он познакомил нас с кучей отличной малоизвестной музыки: Scorpions, Rush, Iron Maiden и похожими коллективами. Мы о них даже не слышали».

Однако дома дела становились все хуже. Долгое время Синтия скрывала от детей, что здоровье ухудшается. В скором времени ей понадобилась медицинская помощь, но от традиционного медицинского лечения она отказалась.

Синтия умерла в 1979 году. Джеймс был в одиннадцатом классе. Он перебрался в соседний город Бреа[7 - Город в северном округе Ориндж, штат Калифорния.] и жил со сводным братом Дэвидом, который недавно женился. Несмотря на то что Джеймс редко обсуждал свое строгое религиозное воспитание, такое потрясение нанесло ему тяжелую эмоциональную травму. Джеймс чувствовал, что не контролирует личные обстоятельства, и это проявилось в различных формах в более зрелом возрасте.

Маррс был невероятно шокирован смертью Синтии: «В перемену мы вышли на улицу, и Джеймс сказал: “Придется мне пожить в Бреа”, и мы спросили: “С чего это вдруг?”. Джеймс ответил: “Мама умерла”. Мы и не знали, что она болела, мы вообще ничего не знали. Не стоит забывать, что я всегда был с ним и его мамой – ночевал у них, зависал – поэтому мне было довольно тяжело. Джеймс переехал к брату. Но я с ним поддерживал связь, хоть он и жил далеко. Кстати говоря, мы к нему частенько наведывались».

Арнольд тоже поддерживал связь с Джеймсом: «Мы болтали по телефону, а по выходным он оставался в доме моих предков. Я знал, что он рвется сколотить новую группу и сочинять музыку».

Несмотря на то что Арнольд оставался другом, он сомневался в том, что у Джеймса сложится музыкальная карьера: «Он рассказывал мне про песни, которые сочинял, и говорил, что сколотит “хэви-метал” группу, но тогда эта музыка была не сильно популярна. И мне казалось, что ничего у него не выйдет. Как же я ошибался!»

Поскольку Джеймс жил в Бреа – 24 км к востоку от Дауни, – ему пришлось ходить в местную среднюю школу. Бреа – еще один тихий пригород с населением всего 35 000 человек. После крупного и сурового Дауни это была резкая смена обстановки.

Джеймс переживал тяжелый период в жизни – потеря матери, переезд к Дэвиду и новая школа. Однако в плане музыкальных стремлений переезд в Бреа пошел Хэтфилду на пользу. Вскоре он познакомился с парнишкой по имени Джим Маллиган, барабанщиком с четко поставленной задачей.

У Хэтфилда с Маллиганом было много общего, в том числе и страсть к музыке – правда, вкусы Маллигана в большей степени были более академическими. Но, несмотря на любые стилистические разногласия, вскоре они вместе играли песни в обеденный перерыв, устраивая такой шум, от которого остальные детишки в школе прятались – кроме одного парня, Хью Таннера, который сразу же «въехал» в то, что творит эта шумная парочка.

В то время в местной школе был очень популярен панк-рок. В отличие от длинных волос. Таннер был младше, а Джеймс – старшеклассником, но у них было кое-что общее. Они оба пришли в новую школу, оба были с длинными волосами и учились в одной группе по английскому языку.

Что интересно, до недавнего времени свою дружбу с Хэтфилдом – либо участие в группе, ставшей Metallica – Таннер никогда публично не обсуждал. Он объясняет: «Мои отношения с Джеймсом Хэтфилдом, Ларсом Ульрихом и группой Metallica обсуждаются уже довольно давно, но сам я делился этим только с близкими друзьями. Лишь когда в интернете появились интервью Рона Макговни и [первого гитариста Metallica] Дэйва Мастейна из 1980-х, несколько человек стали задаваться вопросом, а тот ли я Хью Таннер. Одним я говорил, что тот, а другим говорил, что не понимаю, о чем речь».

Впервые за тридцать лет Таннер сказал «да» и согласился дать интервью для этой книги. Он легко вспомнил истории и события тех лет: «Местным ребятишкам, с которыми я джемовал, нравилось, как я играю, но им не понравилось, что я приехал на репетицию с уродливым “Гибсоном”[8 - Американская компания, производитель гитар. Основана в 1920 году Орвиллом Гибсоном.] ES335! Он был больше похож на гитару Теда Ньюджента Birdland, только сверху был вырез под руку. Я почему-то умел играть на ней соляки, но со стороны напоминал концертного гитариста в группе Билли Рэй Сайруса. К счастью, дома у меня стояла паленая “ласточка”. Мне она не нравилась из-за темно-красного цвета. Я притащил детали в школьную мастерскую, чтобы отшлифовать гитару. Джеймс пришел ко мне в гараж и помог отполировать ее в блестящий белый. Правда, мы забрызгали краской новый отцовский “Мерседес”».

Хэтфилд с Таннером быстро нашли общий язык и на долгие годы стали друзьями. Таннер знал о тяжелых семейных обстоятельствах Джеймса и заметил потенциальные проблемы: «Ну, во-первых, переходить в новую школу – всегда страшно, а когда ты еще и не вписываешься… это вдвойне тяжело».

Несмотря на тяжелую утрату и потрясение, Джеймс прекрасно справился с этой ситуацией. Таннер вспоминает: «Любопытно заметить, что Джеймс был приземленным, приятным и веселым парнем. Он очень вежливо вел себя с моими предками. О смерти мамы он не рассказывал, и я лишь знал, что он живет с братом и его женой».

Мать Таннера увидела, что Хэтфилду приходится несладко, и даже намекнула Хью предложить Джеймсу вместе с сестрой перебраться к Таннерам. Она считала, что Дэвиду станет легче дышать, ведь он недавно женился и пытался устроить семейную жизнь. Однако Хью так и не озвучил Джеймсу это здравомыслящее предложение, и все осталось как есть.

На уроках Хэтфилд с Таннером постоянно рисовали всякие сценические декорации и писали названия песен. Таннер вспоминал, что уроки английского были особенно «продуктивными».

«Мы рисовали “Эдди” из Iron Maiden, а также придумывали тексты и песни», – вспоминает Таннер. Возможно, тогда это казалось незначительным, но в такой скромной и невинной обстановке Хэтфилд создавал основу для некоторых песен, которые позже появились на дебютном альбоме Metallica Kill ‘Em All. Хэтфилд придумал культовые песни вроде Metal Militia, Seek and Destroy и Motorbreath, а Таннер восторгался талантом своего друга и всячески поддерживал.

Американские группы Хэтфилда и Таннера больше не интересовали. Aerosmith были недостаточно тяжелыми, а KISS, по словам Таннера, были слишком «слащавыми и попсовыми». Ребята увлеклись более быстрыми группами из Великобритании, вроде Judas Priest, Mot?rhead и Iron Maiden. Таннер вспоминает: «Девиз Van Halen: “Жизнь – сплошной отрыв” был прикольным, но для старшеклассника на адреналине, которому почему-то просто хотелось хоть что-нибудь сломать, этого было мало».

После школы Джеймс часто приходил домой к Таннеру играть на гитаре. Таннер отчетливо помнит: «Джеймс приходил, и мы обменивались риффами, играли и экспериментировали, пытаясь придумать из риффов песни». Познакомившись с Маррсом и Макговни, Джеймс с Таннером попробовали себя на пышной и колоритной музыкальной сцене Лос-Анджелеса 80-х, где было огромное количество глэмерских групп. Ratt, Snow и DuBrow (позже ставшие Quiet Riot) были самыми популярными и известными. Концерты регулярно проходили в легендарном клубе Whiskey a Go-Go на Сансет Стрип и в «Трубадуре» на бульваре Санта-Моника.

В Лос-Анджелесе было увлекательное время, и своего часа ждали такие легендарные группы, как M?tley Cr?e. Таннер вспоминает: «Мы ездили в Лос-Анджелес увидеть на сцене эти подающие надежды коллективы, выступавшие по клубам. Мы вчетвером отрывались!» Важно было вместе проводить время в школе и на улице, а на уроках рождались идеи для текстов одних из самых первых песен Metallica. Комната Таннера играла не менее важную роль: «Риффы этих песен рождались в моей старой комнатушке. Мы сочиняли и другие риффы – они, вероятно, потерялись или превратились в другие идеи». Этот ключевой период был значимым для музыкального направления Хэтфилда и его будущих групп. Качество записанного материала, по признанию Таннера, было «весьма скудным». В основном записывали на старый катушечный магнитофон Teac, который отец Хью притащил домой с войны. Он служил пилотом-разведчиком во Вьетнаме. Тем не менее на магнитофоне был записан музыкальный материал группы, и на его основе стали впоследствии придумываться одни из самых важных треков в истории металла.

Таннер помнит отличное чувство юмора Хэтфилда: «Я экспериментировал со своей первой ручкой[9 - Механическое устройство в виде рычага, устанавливаемое на струнодержателе гитары, дающее возможность изменения высоты тона с помощью движения этого рычага. Перемещение тремоло изменяет напряжение струн в скролле и тем самым меняет музыкальный строй инструмента.], и однажды был звук, будто перднул морж. Джеймс резко остановился и сказал: “Это что, черт возьми, было?” Мы бились в истерике». Джеймс обладал множеством качеств – в нем была непоколебимая решимость стать рок-звездой. Таннер описывает своего друга: «Бдительный… забавный… беззаботный, но серьезный… безучастный, но не ленивый… сосредоточенный, но не слишком напряженный». Несмотря на все эти достойные качества, в музыкальном плане Хэтфилду недоставало эрудиции и техники. Что удивительно, учитывая, каким дисциплинированным технарем он стал. Таннер действительно заметил в своем друге редкое качество, и вскоре Джеймс начнет его развивать с поразительным эффектом. «Я заметил, что у него был огромный талант, – говорит Таннер, – собирать из множества риффов одну крутую песню».

Неформальная репетирующая группа вскоре стала первой бандой, которую сколотил Хэтфилд. Назывались они Phantom Lord – фэны Metallica узнают в ней название песни с альбома Kill ‘Em All. Phantom Lord продержались недолго – Маллиган играл на барабанах, Таннер – на гитаре, а Хэтфилд играл на гитаре и пел. Маррс вспоминает, что собой представляли Phantom Lord: «Они просто перепевали чужие песни вроде Iron Maiden. У них была песня Handsome Ransom, и один рифф был похож на тот, который оказался в No Remorse. Должен заметить, Маллиган был классным барабанщиком».

Маллиган был слишком мозговитым для полноценной рок-группы. Ему не нравился агрессивный тяжелый материал Таннера и Хэтфилда, и они это заметили. «Джим был классным парнем, хорошим барабанщиком и проблем не создавал, но химии я не чувствовал, – говорит Таннер. – Мы с Джимом играли со Скоттом Беллом из группы Joker и блестяще исполняли первую сторону альбома Rush 2112, но Джим был слишком умным для металла. Нам такое не подходило, и Джеймс это знал».