– Стой! – повисли на нем одновременно Илай и Норма.
– Пустите! Чего ты всех защищаешь?! Каждую мразь, – напустился Лес отчего-то на одну Норму.
– Лестер! – предупреждающе рявкнул Илай. Но Норма ответила за себя сама:
– Сейчас я защищаю только тебя, болван. Ты едва не нарушил Устав, напав на дворянина!
Лес дернул широкими плечами, но рваться в погоню больше не стал.
Диана тем временем присела на корточки у замершего в утоптанном снегу тела. Она сдвинула свою форменную треуголку на затылок и приложила два пальца к окровавленной шее.
– Мертв. Рассечена сонная артерия, и…
Старик снова дернулся и булькнул. Диана нахмурилась.
– Свят, свят! – завизжал трактирщик, замахав сальным полотенцем. – Святы серафимы, заступники мирские! – И бросился обратно в укрытие.
Из посеревшего рта бродяги вырвался сип вперемешку с кровавым фонтанчиком, затем его конечности беспорядочно задергались, будто он отплясывал какой-то омерзительный танец или в него вселился низший демон.
Лес скакнул вперед и оттащил Диану подальше, загородив ее грудью, но та высунула любопытный нос у него из-под локтя.
«Его добить бы», – пронеслось в голове у Илая при взгляде на пляску неестественно выгибающихся рук и ног еретика.
Внезапно агония прекратилась. Всхрапнув, как больной глубочайшим гнойным насморком, старик сел, сплюнул на сторону и рассеянно почесал черную от крови грудь под разорванной рубахой.
– Оби-идели, опять оби-и-идели… дедушку, – и внезапно посмотрел на них. – А вы, детишки, чего таращитесь? Ну-ка, кыш по теплым норкам! – И махнул на них шишковатой рукой.
Следующим, что Илай увидел, было крыльцо сыскного управления в быстро сгущающейся тьме и бешено раскачивающийся масляный фонарь под жестяным двускатным козырьком.
Сестры еле стояли на ногах, поддерживая друг друга за талию. Лес привалился к углу здания и тривиально блевал. Илай был близок к тому же – его мутило, как после спуска с холма внутри винной бочки.
Отдышавшись, Лес заявил:
– Будем считать, мы выпили слишком много… для первого раза.
Норма застонала.
– А еще совсем не заплатили, – добавила Диана масла в огонь и плюхнулась на крыльцо.
Впрочем, это был не худший из первых рабочих дней в империи. Уж можете мне поверить.
Утро ознаменовалось убийственной головной болью от выпитого накануне и явлением Михаэля народу. То и другое в совокупности чуть не сожгло Илая стыдом до головешки.
Но Михаэль, разбудивший геммов громовым стуком в дверь, вовсе не казался разозленным.
– Три минуты на подъем, – объявил он и, взметнув плащом, пошел стучаться к девушкам.
Ровно через три минуты, более-менее одетые и умытые – а Норма с Дианой даже кое-как причесанные, – все четверо вышли в общую комнату, где застали удивительное зрелище.
Скинув плащ и камзол, оставшись лишь в вышитом жилете и рубахе с закатанными рукавами, Михаэль растапливал самовар… сапогом. Лицо у него раскраснелось, темно-рыжие волосы, собранные бархатной лентой в хвост, свесились на плечо. Диана издала полузадушенный писк. На памяти Илая она отчего-то всегда издавала странные звуки в присутствии Михаэля.
– Учитесь, пока я жив, – хохотнул Михаэль. – Ну, что смотрите как на диковину? Я ведь не всегда был придворным, случалось и мир повидать…
Угли зашипели. Вскоре на столе возник батальон разномастных чашек с блюдцами и связка соленых кренделей. Из медного крана полился кипяток.
– Лихо вы взрослую жизнь начали, – весело журил куратор болезных геммов, – и дело сходу закрыли, и в кабаке гульнули…
Настроение у Михаэля было самое лучезарное, и как бы Илаю ни не хотелось его портить, он не мог не уточнить:
– Мы только не поняли, как так дело считается закрытым, если мы не поймали никого толком, ничего не выяснили. Разве так и нужно?
– Во-первых, – Михаэль поднял чашечку, элегантно оттопырив мизинец, украшенный тяжелым перстнем, – задача была какая? Правильно, предотвратить дипломатический кризис. Вы с ней справились. Контрабандисты были и будут, это такое же неистребимое зло, как клопы. Кстати, как здесь обстановка с клопами? – вдруг спросил он. – Если будут одолевать, проще выкинуть тюфяк, запомните. Так вот, контрабандисты… – Михаэль снова отхлебнул чай и блаженно покачал головой, будто не пил каждый день изысканные вина во дворце. – Я просто не позволю тратить ваше время на такую банальщину. Не на то вас благословили святые серафимы, не для того вас пестовали целое десятилетие лучшие учителя. Поэтому не каждое дело нуждается в разрешении вашими силами. Я понятно изъясняюсь? – Глаза куратора сверкнули золотым льдом. – Если ваше непосредственное начальство об этом забудет, я или Рахель ему напомним.
Все послушно закивали, опустив глаза в щербатые чашки. Когда говорят старшие, спорить нельзя. Тем более если говорит Сияющий. Даже Илай не мог позволить себе подобной дерзости. Даже несмотря на особое расположение и обещание протекции. Зато он мог поочередно коснуться разумов остальных не мыслью даже, а легким успокаивающим звуком. Просто чтобы поддержать.
Им всем было непросто. Норме – приноровиться к новым правилам, в которых она по-прежнему была бы блестящей ученицей, Лесу – вписаться в ограничения его силы и вспыльчивости, а Диане… Что ж, младшей всегда было сложнее всех в этом мире.
Убедившись в их покорности, Михаэль продолжил:
– Вот и славно. Во-вторых, каким бы ущербным ни был имперский сыск, у вас нет выбора, кроме как подчиняться его ущербным правилам… – Куратор лукаво поднял уголок рта: – До поры до времени. Вы еще покажете себя, а там и повоюем. Это ясно?
– Кристально! – неожиданно для самого себя воскликнул Илай, вскакивая. Слова куратора вселили в него надежду. Все временно, и это тоже.
– И потом, – бросил лениво Михаэль, поднимаясь из-за стола и распуская прежде закатанные рукава. Он явно считал встречу с подопечными оконченной. – Дались вам эти дохлые рептилии. Допивайте чай и отправляйтесь к Петру Архипычу. Там вас ждет задачка… попикантнее. И даже с дымком.
Спустя час четверо покинули здание сыскного управления, вооруженные адресом и новым заданием. Пришлось брать служебную конку на троих, а править ею взялся Илай. И как бы ему ни хотелось снова взлететь на уровень крыш, пронестись по гребням и скатам, повиснуть на карнизах и перемахивать переулки под восхищенное оханье мирян, но… Лес скакал верхом на Фундуке, которому требовалось разминать свои лапищи каждый день. Фундук, в свою очередь, не любил носить двоих ездоков, а потому обеих девчонок нужно было везти на место преступления на конке. Вот и выходило, что возницей стал сам Илай.
Казенные лошади тянули повозку без восторга, грустно меся снег копытами, но вожжей слушались, так что даже не слишком опытный в этом деле Илай не чувствовал себя идиотом и мог смотреть по сторонам.
Квартал присутственных мест сменился торговыми рядами, где купцы оборудовали крытые лавки и торговали всякой всячиной с лотков. Дым уличных жаровен колыхал зачумленный вчерашней выпивкой желудок, а вопли зазывал звенели прямо в черепе, но любопытства все равно было не унять. Бабы в пестрых платках сновали чуть ли не под конскими ногами, удерживая на весу плетеные корзины, попрошайки подвывали скорбным хором; где-то наверняка сновало и ворье, но на то оно и ворье, чтобы оставаться незаметным как можно дольше.
За торгом показалась площадь с молчащим по зиме фонтаном и церковь. Не главный собор, но все ж таки прекрасная Святая Битва – с устремленными в небо шпилями и стрельчатыми окнами, глядящими на мир тремя дюжинами витражей, что изображали серафимов и их великую битву с демонами за мирян. И пусть серафимам пришлось отступить в Деим, однажды они услышат зов верующих в них душ и вернутся, чтобы свергнуть демонов, заполонивших землю, окончательно. Нужно лишь верить, молиться и творить добро. Илай привычным жестом сложил ладони крыльями на груди, но лошади жест не оценили, строптиво всхрапнув и задергав головами. Пришлось понукать их снова.
Далее пошли лавки подороже – с тканями, со специями, с резнокаменными поделками. После книжных лавок Школярского округа с их неистребимым тонким ароматом выделанной кожи и пергамента здания резко скакнули вверх, отрастив по третьему этажу и колоннаде – министерство учения, будто мантию, швырнуло на улицу величественную тень, банки засияли позолотой букв на фасадах и высоких окнах… Они въехали в Гагарский округ. Народец тоже пошел иной: пешком ходили уж только слуги, и то принаряженные, во всем чистом, никто не горланил и не клянчил, а экипажи выстраивались ровными линиями, не цепляясь оглоблями и колесами.
Наконец начались дома, принадлежащие благородным семьям. Илай сверился с бумагой, выписанной неожиданно бисерным почерком полицмейстера, и направил конку к воротам, где уже их поджидал Лес. Поганец где-то раздобыл яблоко и с хрустом его уничтожал. Фундук тоже выглядел сытым, судя по языку, обмахивавшему его морду до самых глаз.
– Какие вы медленные, – фыркнул Лес, – хуже улиток. Мы успели обскакать весь квартал вдоль и поперек, а после еще пришлось вас дожидаться!
– Пощади, сверхчеловек, – в притворном ужасе отозвался Илай. – Нет, ты серьезно сравниваешь?
– Из вас двоих у Дука мозгов явно побольше. Да, мой хороший? Да, мурлыка? – Диана набросилась на кошкана, и тот разрешил почесать себе под массивным подбородком. Сам он на проявления нежности был скуп, как и полагается настоящему степняку, но любить себя дозволял.
– Конечно, с его-то здоровой башкой, – буркнул Лес, поправив треуголку, и досадливо заалел ушами.
Норма вышла из конки последней и зябко обхватила себя руками за локти:
– Ну и домина. Нас точно ждут?