Между небом и землей

Потом схватила карандаш, листок бумаги и написала записку, которую прикрепила к дверце холодильника большим магнитом в форме лягушки:

Мама!

Спасибо за собаку, главное – ничего не убирай, я все сделаю, когда вернусь.

Заеду к тебе за Кали в воскресенье около 5 часов. Я тебя люблю. Твой любимый Доктор.

Надела пальто, ласково погладила собаку по голове, поцеловала ее в лоб и захлопнула за собой дверь.

– Уехала, уехала, – повторяла Лорэн, садясь в машину. – Поверить не могу, настоящее чудо, вот если б ты еще завелась. Можешь чихнуть разок для собственного удовольствия. Я залью твой мотор сиропом, прежде чем выбросить на свалку, заменю тебя машиной, напичканной электроникой, у нее не будет ни стартера, ни капризов в холод по утрам, ты меня хорошо поняла, надеюсь?

Следует полагать, что престарелую четырехколесную англичанку потрясли доводы хозяйки, потому что мотор заработал. День обещал быть прекрасным.

Глава 2

Лорэн тронулась с места медленно, чтобы не разбудить соседей. Грин-стрит – красивая улица, обрамленная деревьями и домами, здесь люди знали друг друга, как в деревне.

За шесть перекрестков до Ван-Несс, одной из крупных артерий, пересекающих город, Лорэн переключилась на максимальную скорость.

В бледном свете, с каждой минутой наполняющемся цветовыми переливами, постепенно раскрывалась ослепительная перспектива города. Машина неслась по пустынным улицам. Будто пьянея, Лорэн наслаждалась каждым мигом.

Крутой поворот на Саттер-стрит. Шум и позвякивание в рулевом управлении. Крутой спуск к Юнион-сквер. Шесть часов тридцать минут, из динамиков кассетного магнитофона гремит музыка, Лорэн счастлива впервые за долгое время. Ко всем чертям стресс, госпиталь, обязанности. Начинается уикенд, принадлежащий только ей, и ни минуты не должно пропасть.

Юнион-сквер безмолвна. Огни витрин уже потушены, кое-где на скамейках еще спят бродяги. Сторож стоянки дремлет в будке. Через несколько часов на тротуары хлынут толпы туристов и горожан. Они стекутся за покупками в большие магазины вокруг площади. Трамваи пойдут один за другим, длинная вереница машин выстроится у въезда на подземную автостоянку, а в раскинувшемся над ней сквере уличные музыканты начнут обменивать мелодии на центы и доллары.

«Триумф» пожирает асфальт, скорость машины все выше. Светофоры горят зеленым. Лорэн бросает быстрый взгляд в зеркало заднего вида, чтобы лучше рассчитать поворот на Полк-стрит, одну из четырех улиц, идущих вдоль парка. Лорэн делает поворот перед гигантским фасадом здания магазина «Масиз». Идеальная кривая, тормоза чуть скрипят, странный звук, череда постукиваний, все происходит очень быстро, постукивания сливаются воедино, смешиваются, рассыпаются на отдельные звуки.

Внезапный треск! Диалог между дорогой и колесами сбивается. Все связи рвутся. Машина движется боком, ее заносит на еще влажной мостовой. Лицо Лорэн искажается. Руки вцепляются в руль, и руль становится чересчур послушным, он готов бесконечно крутиться в пустоте, всасывающей весь остаток дня. «Триумф» продолжает скользить, время словно расслабляется и вдруг потягивается, как в долгом зевке. У Лорэн кружится голова, на самом деле вокруг с поразительной скоростью вращается видимый мир. Машина решила, что она волчок. Колеса резко наскакивают на тротуар, капот, приподнимаясь и обхватывая пожарный гидрант, продолжает тянуться к небу. В последнем усилии автомобиль поворачивается вокруг собственной оси и выталкивает хозяйку, вдруг ставшую слишком тяжелой для пируэта, бросающего вызов законам гравитации. Тело Лорэн, прежде чем удариться о фасад большого магазина, взмывает в воздух. Необъятная витрина взрывается, дробясь и превращаясь в ковер осколков.

Стеклянная простыня принимает тело молодой женщины, которая катится по полу, потом застывает, разметав волосы по куче битого стекла. А старый «триумф» заканчивает бег и карьеру, перевернувшись на спину, наполовину на тротуаре. И вот последний каприз старой англичанки – пар вырывается из ее внутренностей, и она испускает прощальный вздох.

Лорэн неподвижна и безмятежна. Черты лица спокойны, дыхание медленное и равномерное. На чуть приоткрытых губах тень легкой улыбки, глаза закрыты; кажется, что она спит. Длинные пряди обрамляют лицо, правая рука на животе.

В будке сторож автостоянки жмурит глаза. Он все видел. Потом скажет: «Как в кино, но тут все взаправду». Он вскакивает, выбегает наружу, приходит в себя и бросается обратно, лихорадочно хватает трубку и набирает 911. Вызывает помощь, и помощь выезжает.

Столовая Мемориального госпиталя Сан-Франциско – большая комната с полом, выложенным белым кафелем, и стенами, выкрашенными желтой краской. Прямоугольные пластиковые столы расставлены вдоль центрального прохода, в конце которого автомат-раздатчик напитков и блюд в вакуумной упаковке.

Доктор Филипп Стерн дремал, навалившись грудью на один из столов, с чашкой холодного кофе в руках. Чуть в стороне его напарник раскачивался на стуле, уставившись в пустоту. Пейджер зазвонил в кармане доктора Филиппа Стерна. Он открыл один глаз и, ворча, глянул на часы; смена заканчивалась через пятнадцать минут.

– Надо же! Что значит не везет! Фрэнк, вызови мне коммутатор.

Фрэнк снял трубку телефона, висящего рядом, выслушал сообщение, повесил трубку и повернулся к Стерну.

– Вставай, это нам, Юнион-сквер, код три, похоже, дело серьезное…

Два интерна бригады скорой помощи направились к служебному входу, где их уже ждала машина с включенными мотором и мигалкой. Два коротких сигнала сирены отметили выезд.

Без четверти семь. На Маркет-стрит ни души, и машина на приличной скорости двинулась сквозь раннее утро.

– Паскудство, а между прочим, денек будет неплохой…

– Чем недоволен?

– Тем, что я вымотался и засну, а хорошая погода пройдет мимо.

– Поверни налево, поедем под кирпич.

Фрэнк послушался, «скорая помощь» поднялась вверх по Полк-стрит, направляясь к Юнион-сквер.

– Давай жми, я их вижу.

Когда интерны въехали на большую площадь, в глаза им бросился остов старого «триумфа», обхвативший пожарный гидрант.

– Надо же, не промазал, – заметил Стерн, выпрыгивая из «скорой помощи».

Двое полицейских были уже на месте, и один из них повел Филиппа к остаткам витрины.

– Где он?

– Там, это женщина, и она врач, вроде бы из неотложки. Может, вы ее знаете?

Стерн, который уже стоял на коленях перед телом Лорэн, крикнул напарнику, чтобы тот бежал быстрее. Вооружившись ножницами, он разрезал джинсы и свитер, обнажив кожу. На стройной левой ноге видно было искривление, окруженное большой гематомой, – значит, перелом. Других ушибов на первый взгляд не было.

– Давай присоски и капельницу, у нее нитевидный пульс и нет давления, дыхание 48, рана на голове, закрытый перелом левого бедра с внутренним кровотечением. Две шины давай… Знакомая? Из наших?

– Я ее видел, интерн в неотложке, работает с Фернштейном. Единственная, кто его не боится.

Филипп не отреагировал на последнее замечание. Фрэнк прикрепил семь присосок с датчиками от монитора на грудь женщины, соединил каждую из них проводом определенного цвета с портативным электрокардиографом и подключил прибор. Экран тут же засветился.

– Что на мониторе? – спросил Филипп.

– Ничего хорошего, она уходит. Давление 80 на 60, пульс 140, губы цианозные, я готовлю эндотрахеальную трубку номер семь, будем интубировать.

Доктор Стерн только что ввел катетер и протянул бутыль с раствором полицейскому.

– Держите это повыше, мне нужны обе руки.

На секунду переключившись с полицейского на своего напарника, он велел ввести пятьсот миллиграммов адреналина в перфузионную трубку и немедленно подготовить дефибриллятор. В тот же момент температура Лорэн начала резко падать, а сигнал электрокардиографа стал неровным. В нижнем углу зеленого экрана замигало красное сердечко, мигание сопровождалось коротким повторяющимся писком – сигнал, предупреждающий о неизбежной фибрилляции.

– Ну красотка, держись! Где-то внутри кровит. Какой у нее живот?

– Мягкий, может, кровотечение в ноге. Готов к интубации?

Меньше чем за минуту Лорэн была интубирована, на дыхательную трубку надели переходник. Стерн запросил общие показатели, Фрэнк ответил, что дыхание стабильное, давление упало до 50. Не успел он закончить фразу, как вместо короткого писка аппарат разразился пронзительным свистом.

– Готово, у нее фибрилляция, давай три-ста миллиампер. – Филипп схватил электроды за ручки и потер друг о друга.

– Нормально, ток есть, – крикнул Фрэнк.