Чудотворцы

Древний род Коминиев, жил в Кампании с незапамятных времен. Сам же Публий происходил из семьи Аврунков, хоть и плебейской, но уважаемой и влиятельной в Геркулануме. Но ему не повезло, выпало родиться третьим сыном, поэтому военная карьера Публию не светила. И хотя под властью римлян офицеру самнитского происхождения было совсем непросто продвинуться в армии, одному из его старших братьев это удалось и сейчас он командовал центурией где-то в отвоеванной у пунов Иберии, если, конечно, был еще жив. Ну а самому Публию, хотя с оружием он управлялся не хуже своих старших братьев, ничего не оставалось, как пойти по ученой части. Таким образом он попал к жрецам Юпитера, а потом, позже, и в ученики к самому Понтифику Рима, которым в то время был Марк Эмилий Лепид. Какое-то время его карьера развивалась более чем успешно. И вот, после длительной учебы и нелегких экзаменов, он был, наконец, принят в братство понтификов и послан в Помпеи надзирать за инженерными работами. День был солнечным, зеваки на пристани с завистью поглядывали на блестящую свиту легата, хихикающие девушки, наверное – гетеры, улыбались Публию, и все, казалось бы, должно было радовать его сердце. Однако на сердце у Публия было неспокойно, а из головы не выходил недавний разговор с легатом.

Это произошло в самом конце недолгого морского пути, когда прозвучала резкая команда надсмотрщика, гребцы левого борта подняли весла, и галера легла на борт устремившись в проход между островом Прочида и предместьями Неаполиса. Легат, возлежащий на палубе, заметил стоявшего на корме Публия и поманил его к себе ленивым движением руки. Тот осторожно подошел, всем своим видом стараясь высказывать почтение, не переходящее, упаси Юпитер, в подобострастие. Легат с удобствами возлежал на походном ложе, а рядом с ним имелся кувшин с вином и блюдо с виноградом. Ни вина, ни фруктов он Публию не предложил, а лишь сразу завел с ним резкий, практичный и неприятный разговор.

– Я знал твоего покойного отца – говорил легат, уставившись на Публия немигающим взглядом – И поэтому желаю тебе добра. Но учти, возможности легата ограничены, ведь Кампания еще не полностью римская.

При этом легат хищно оскалился, давая понять, что рано или поздно она будет полностью римской.

– Кое-кто, хоть и признает главенство Рима, все еще обладает правами и привилегиями – проворчал он, поморщившись при слове "права".

Похоже, легат забыл, что его собеседник из самнитского, а не латинского рода. Но, взглянув в его холодные глаза, Публий понял, что все-то легат знает и все помнит.

– Так что помочь я тебе ничем не смогу – продолжал патриций – А вот совет дам. Ты, конечно, вольный гражданин, можешь им и пренебречь, но я бы посоветовал прислушаться.

Публий начал было заверять, что несомненно прислушается, но легат прервал его нетерпеливым движением руки.

– А совет мой таков: во-первых, будь осторожен.

Ну и совет, подумал Публий, прямо-таки гениальный. А без тебя я бы не догадался. Лицом он, однако, выразил благодарность и понимание, но обмануть легата ему не удалось.

– Напрасно пренебрегаешь – заметил тот – Боюсь, что тебе придется быть не просто осторожным, но предельно осторожным. И еще… Не всем тем, что ты обнаружишь, следует делиться. А кое-что, лучше бы и совсем не замечать.

Легат явно знал больше, чем говорил, и у Публия были к нему вопросы, но задавать их не имело смысла. Поэтому он лишь вежливо поблагодарил за науку и удалился на корму, благо галера уже обогнула длинный мол и теперь медленно приближалась к причалу. Настроение, однако, было бесповоротно испорчено.

Публий, хоть и был молод. наивным уже давно не был. В коллегии понтификов он изучал далеко не только геометрию, инженерное дело и использование того новомодного материала, который понтифики позаимствовали у греков и называли "опус цементум"[1 - Бетон]. Изучил Публий и тайны мистерий, причем до такой степени, что по некоторым из них он уже мог выступать в качестве консультанта. Довелось ему также узнать кое-что из того, что кроется как за консультациями, так и за самими мистериями, и некоторые из рычагов власти из тайных стали для него явными. Вот только не ведал он, кто является главными теневыми игроками в Помпеях, и кого, а главное – почему, ему следует опасаться. И все же он был благодарен легату за предупреждение. Когда тот сходил на берег, то Публия не удостоил даже взглядом.

Один из магистратов, встречавших легата на причале, предложил Публию отвести его на постой. Пришлось пройти через весь город, и Публий успел отметить два новых храма, окаймляющих Форум, но постеснялся спросить, каких богов в них славят. Наконец, магистрат привел его в богатый двухэтажный дом и оставил в атриуме. Оказалось, что здание принадлежит двум семьям из рода Веттиев, богатых плебеев. Пожалуй именно благодаря своему плебейскому происхождению они обзавелись постояльцем, подумалось Публию. Тем не менее, он не заметил и тени недовольства на лицах гостеприимных хозяев. Напротив, его приняли с великим радушием и даже познакомили с женщинами дома, причем хорошенькая дочка одного из хозяев явно была не прочь пококетничать с молодым инженером. Хотя в Геркуланум еще не проникли свободные римские нравы и присутствие женщины на мужской половине иного могло и покоробить, Публий достаточно долго прожил в Риме и ничего не имел против молодых девушек. Вот только сейчас его более занимали предостережения легата, поэтому он вежливо извинился, сославшись на долгую дорогу, и отправился в отведенную ему комнату.

На следующий день утром Публий поспешил на Форум. Там его уже ждали один из магистратов и местный инженер, которого представили ему как Гая Теренция Тавра, причем инженер не преминул подчеркнуть, что он "не тот Гай Теренций", вероятно имея в виду Гая Теренция Варрона, виновника поражения при Каннах. Весь этот день и все последующие дни Публию было некогда вспоминать мрачные предостережения легата. С утра до вечера они с Гаем проводили в основном в подвалах, были ли то подвалы храмов, общественных бань или гладиаторских арен, исследуя качество кладки. Инженер оказался отличным парнем и они постепенно завели привычку завершать день кувшином вина в городском лупанарии, более приличном, чем портовый. В дом Веттиев Публий возвращался уже после погашения огней, и тем самым ему счастливо удавалось избежать внимания кокетливой Луции, дочери младшего Веттия и девушки на выданье, поглядывающей на него плотоядно. Храмы, бани и арены в Помпеях выглядели вполне прилично, серьезных нарушений молодой понтифик не обнаружил и постепенно неприятный разговор на яхте легата начал забываться. Наконец, все общественные постройки были проверены, после чего Публий наконец занялся счетами, которые магистраты хранили в храме Аполлона. И вот тут у него возникли вопросы…

Эти самые вопросы он и задал на следующий день инженеру Гаю. У них уже давно установились дружеские отношения, так как оба были из плебейских родов, оба инженеры, оба молоды. Правда, Гай иногда ревновал Публия к коллегии понтификов, в которой сам он не состоял, получив образование при каком-то храме. Но молодость и доброжелательный характер помпеянина брали свое, и друзья ни разу не поссорились.

– Ты спрашиваешь, куда уходят такие количества “опус цементум"? – задумчиво переспросил Гай – Ты уверен, что хочешь это знать?

Публию немедленно вспомнился зловещий взгляд легата, его невнятные предостережения, и у молодого понтифика неприятно засосало под ложечкой. Но отступать не хотелось, и он твердо попросил объяснений.

– Пойдем – сказал Гай вставая – Все сам увидишь. Только переоденься по дорожному и приходи к Везувийским воротам.

К воротам Публий пришел в дорожной тунике и старых сандалиях. На голову он пристроил войлочную шляпу, и ждавший его Гай, одобрительно кивнув при виде его одежды, повел Публия за стены города, на север. Путь занял у них часа полтора. Пшеничные поля сменялись виноградниками и фруктовыми садами, изредка мелькали черепичные крыши поместьев и соломенные – домов свободных земледельцев. Наконец, дорога привела инженеров к подножью Везувия и превратилась в узкую тропу, наподобие козьей. Теперь Гай повел понтифика вверх по склону и вскоре привел к зарослям кустарника. Отодвинув ветки, он показал Публию вход в пещеру и предложил следовать за ним под землю.

– К Вулкану в гости, что-ли? – проворчал тот, не подозревая, насколько недалек он был от истины.

Факелами они не запаслись, но, пещера оказалась неглубокой, и, когда вскоре инженеры уперлись в вертикальную стену, света было еще достаточно, чтобы Публий с изумлением убедился в ее искусственном происхождении. Так вот куда ушли неучтенные запасы “опус цементум", подумал он. Это было удивительно! В Риме новый материал использовали осторожно, в основном для скрепления кирпичной кладки и мелких конструкций. Лишь некоторые в братстве понтификов ненавязчиво осмеливались заговаривать о серьезном строительстве из “опус цементум". А тут, на тебе – целая стена, да еще и совсем немаленькая. Но для чего она здесь? Он коснулся стены рукой и тут-же испуганно ее отдернул. Стена мелко дрожала.

– Что там, за стеной? – воскликнул понтифик.

– Царство Вулкана – отозвался Гай.

Сначала Публий решил было, что он шутит, но инженер был серьезен, как авгур во время гадания. И тут понтифик вспомнил рассказы покойной матери о Везувии.

– Там, сынок – говаривала она – находится вход в подземное царство. Когда Вулкан варит себе похлебку, из горы идет дым. Ах, какая беда будет, если он однажды заснет и его похлебка выкипит. Никому тогда мало не покажется.

Отец, слушая ее рассказы, только посмеивался, но сейчас Публий вспомнил, что смеялись лишь его губы, а глаза отца смотрели серьезно.

Понтифик приложил ухо к стене и услышал недалекий, глухой гул. Гул то усиливался, то почти пропадал. При более внимательном осмотре Публий увидел следы ремонта, более светлые заплаты из того же "опус цементум". Стену не только построили, но и поддерживали в хорошем состоянии. Да, она впечатляла.

– Рассказывай – потребовал он, когда инженеры выбрались из пещеры обратно на тропу – Что там, за стеной? Ты видел это?

– Видел – хмуро отозвался Гай.

Он молча распахнул свою тунику и показал большую, плохо заживающую язву на животе.

– За этой стеной жидкий огонь – тихо сказал помпеянин – Греки называют его "магма". И вот что случается, когда всего одна его капля попадает на кожу.

– А стена…? – начал было Публий.

– А стена нужна, чтобы не пострадали посевы и сады в долине. Вот и построили стену. Ну а пока строили, двое рабов сгорели заживо и еще десяток остались калеками.

– Хорошо, но почему этой стены нет в отчетах?

– Ты еще не понял? – мрачно спросил Гай, отвернувшись.

Все уже понял понтифик Публий Коминий Аврунк, все он давно понял, вот только не хотел признаться самому себе. Давным давно, у его матери в хозяйстве был необычный котелок, с хитрым малозаметным носиком сбоку. Когда похлебка кипела, пар выходил через этот носик и маленький Публий любил подержать кусочек хлеба под этим паром. Тогда хлеб становился жирным и вкусным. Однажды братья подговорили его заткнуть носик котла хлебным мякишем, и он сдуру послушался. Ну а потом, когда у котелка слетела крышка и мать сильно обожглась горячим паром, им всем изрядно досталось от отца. А теперь перед ним был огромный котел, и у этого огромного котла под названием Везувий кто-то заткнул “носик” стеной из "опус цементум". Огненному пару больше некуда деться, рано или поздно крышка слетит, и горячее варево польется вниз по склону на Помпеи и Геркуланум.

– Кому принадлежат эти земли? – хрипло спросил Публий, неопределенно поведя рукой.

Но Гай его понял:

– Большую часть земель вокруг Везувия скупил Марк Лукреций, самый богатый из наших патрициев. У него не только самый красивый дом в Помпеях, но и десятки поместий отсюда до самой Капуи. Однако, земля вокруг Везувия самая плодородная…

– И он не хочет, чтобы магма выжгла его поля – закончил понтифик.

Они долго молчали лишь смотрели вниз на зеленеющие поля и виноградники. Говорить не хотелось. Теперь ясно, подумал Публий, на что намекал легат.

– Насколько влиятелен этот Лукреций? – спросил он Гая.

– Даже не знаю… – промямлил тот – Как бы тебе попроще объяснить… Ну скажем так: если он захочет от тебя избавиться, то стоит ему только моргнуть, и желающие воткнуть в тебя нож будут стоять в очереди в его триклинии.

– А в Риме? – спросил Публий.

– И в Риме… – прошептал инженер не поднимая головы.

– Зачем же ты мне это показал? – удивился понтифик.

– Да для того, чтобы ты не стал задавать ненужных вопросов кому не надо. А вообще-то меня об этом попросили.

Легат, догадался Публий. Все-таки старый, прожженный политик не ограничился одними советами.

На обратном пути в Рим, Публий проторчал на корме всю дорогу, надеясь на разговор с легатом, но тот, казалось бы, не замечал молодого понтифика. Если по прибытию в Помпеи на сердце у Публия было неспокойно, то что же сказать о его теперешнем состоянии. Как раз перед самым его отъездом, храм Аполлона посетил Марк Лукреций, крепкий подтянутый мужчина лет пятидесяти. Патриций собирался стать магистратом и, если верить его словам, начал присматриваться к делу. На самом деле, как понял Публий, он пришел посмотреть на него, Публия Коминия. и разузнать, что известно молодому инспектору. Немигающие маленькие глазенки Лукреция внушали Публию такой ужас, что в тот момент он желал только одного – исчезнуть из Помпей как можно быстрее. Наверное именно поэтому ему удачно удалось изобразить простака и успокоить ужасного патриция. Теперь же, когда Помпеи и Лукреций остались за далеко за кормой галеры, можно было собраться с мыслями. Он решительно не понимал, как ему следует поступить. Казалось бы судьба Помпей, где осталось приветливые Веттии, кокетливая Луция и веселый, добрый Гай, была ему совсем не безразлична. Что же сказать о Геркулануме, его родном городе, где до сих пор жили друзья детства и его первая любовь, имя которой он, впрочем, затруднялся припомнить. Совесть и честь требовали одного, недавно поселившийся в его душе мерзкий ужас – совсем иного, а разум предательски молчал. Такие терзания не оставляли Публия почти до самого конца путешествия. Все же, когда галера приблизилась к Остии, легат снова подозвал его. На этот раз он предложил ему вина из своего кувшина.