Хамсин, или Одиссея Изи Резника

Непонятные пока речи моего нового знакомого странным образом вписывались в обойму полученных мною предупреждений.

– А то вы не знаете, что наш богоспасаемый город превратился волею союзников, но вопреки их желанию, в мировую столицу шпионажа?

Знать-то я знал, но одно дело, когда об этом трындят на лекциях о бдительности и совсем другой коленкор, когда это коснется тебя лично.

– Ну а когда кругом шпионы, то из этого опытный интриган всегда может извлечь пользу…

– Например? – спросил я его в лоб.

– Например, подставив менее опытного интригана. Когда кругом оттираются непонятные люди, то можно попробовать уличить своего недруга в связях с иностранным шпионом, истинной роли которого он даже и не представлял.

– Ты что-то знаешь, или так просто? – требовательно спросил Матвеев.

– Не так просто – усмехнулся Алоиз – Но что это я все о грустном?

Еще одно предупреждение, подумал я, бог троицу любит. Он явно сказал все, что хотел или мог сказать и теперь пытался перевести разговор на другую тему.

– Верно, давайте лучше о бабах! – помог я ему…

…Маршал объявился на следующий день с утра. Не желая рисковать, я пришел на службу раньше всех и уже успел составить ежедневную сводку по британским газетам, когда в нашу комнату ворвался запыхавшийся Залесский.

– Изя, срочно вниз! – приказал он.

Я выскочил из комнаты, провожаемый сочувствующим взглядом подполковника, который чувствовал спиной через китель. Я не удивился бы, если б он и перекрестил меня тайком, но оборачиваться не стал и помчался вниз по лестнице. Маршала принимали на втором этаже, где располагалось начальство и где я почти не бывал.

– Товарищ маршал Советского Союза, старший лейтенант Резник… – начал было я, открыв дверь в приемную коменданта.

– Заходи, заходи старлей – прервал меня маршал – Сейчас сюда заявятся союзники и будет тебе работенка. Выпей пока-что водички.

В его речи чувствовался заметный акцент, наверное польский. Несомненно, Рокоссовский выглядел весьма импозантно. Первым делом в глаза бросался парадный маршальский мундир с рядами орденов, среди которых, похоже, были и иностранные. Да и сам маршал был красавцем с таким взглядом, который называют "орлиным". Даже волосы у него, несмотря на возраст, лишь немного отдавали сединой на висках. Наверное, красит, подумал я. Да, такие должны нравится женщинам, и красавицам и дурнушкам, а он может себе позволить их не замечать. Но, что-то меня повело не туда, решил я и украдкой посмотрел на него пристальнее. При более внимательном рассмотрении, я заметил в его взгляде застарелую усталость и еще нечто неопределенное, возможно настороженность. Маршальская свита тоже была блестяща, хотя и уступала в блеске Рокоссовскому. Была тут парочка генералов и целая стая полковников. Куда это тебя занесло, старший лейтенант Резник, подумал я? А еще мне вспомнилась поговорка о том откуда высоко падать.

Пока я колебался, воспользоваться ли мне маршальским предложением смочить горло или воздержаться, начали прибывать союзники. На основании своего опыта я предполагал, что первыми должны прийти деловые американцы, потом, опоздав на положенные по этикету три минуты, прибудут англичане, ну а безалаберные французы появятся значительно позже, рассыпаясь в извинениях. Но сегодня все было не так, как всегда. Французы, по известной только им причине, не пришли совсем. Первыми явились британцы, поздоровались, слегка улыбнувшись, и расселись с бесстрастным выражением лиц. Через пару минут вошли американцы с широчайшими улыбками на лице, хорошо знакомыми мне еще с Полтавы. Оказалось, что Полтаву я вспомнил не зря, потому что последним в зал вошел Ричард Пайпс. На меня он посмотрел мельком, заметно вздрогнул и отвел глаза. Интересно, мелькнула мысль, может быть я здесь лишний? Хорошо бы. Началось представление сторон. Наших и англичан пришлось переводить мне. Когда же очередь дошла до американцев, я вопросительно посмотрел на Пайпса, но он проигнорировал мой взгляд, сосредоточенно рассматривая лепнину под потолком. Что же, подумал я, мне не составит труда еще немного попереводить. Но кто же вы теперь, мистер Пайпс? Мой старый знакомый действительно сильно изменился, пополнел, приобрел солидность и был в штатском.

Разговор начался с бесконечных любезностей, но постепенно поток взаимных комплиментов перешел в перечень взаимных претензий. Произносилось это всеми тремя сторонами до крайней степени лениво и было заметно, что союзники пришли просто полюбоваться на знаменитого маршала. Наконец визит вежливости закончился и гости, отсыпав еще порцию комплиментов, откланялись. Ко мне подошел очень любезный полковник, наверное адъютант маршала, и сообщил, что сегодня я им больше не нужен, так как у них "море дел со своими". А вот завтра вечером (" в шесть часов вечера после войны" – неуклюже пошутил полковник), мне надо будет переводить на банкете в Доме Офицеров.

Этим вечером я снова застал в гостинной Якова с Алоизом за такой же бутылкой. Интересно, подумал я, можно ли спиться от сухого вина? Французам вроде бы удается.

– Ну как тебе Рокоссовской? – первым делом спросил Алоиз с неподдельным интересом.

Действительно, что я думаю о маршале? Да, пожалуй, ничего. Сегодня он был очень тих, с союзниками ни о чем серьезном не говорил, предпочитая предоставлять слово своим референтам-генералам. Когда я неопределенно пожал плечами, Алоиз заметно приуныл.

– Чего ты ожидал? – спросил я его в лоб.

Было заметно, что австриец не жаждет отвечать, но за него это сделал Яков.

– Ну что же ты? Придется признаться… – он выжидающе посмотрел на Алоиза.

– Говори уж ты – неохотно произнес тот.

– Наш Алоиз… – начал Матвеев – …приходится каким-то дальним родственником их президенту…

– Весьма дальним – уточнил австриец – Иначе наци не дали бы Реннеру отсидеться в Глоггнице.

– К тому же, они оба социалисты – продолжил Яков.

– После Аншлюса я ничего общего с социалистами иметь не желаю – отрезал Алоиз.

– Твой Карл тоже приветствовал Аншлюс.

Инженер-капитан показал недюжинные знания истории. Ай да колхозники у нас, подумал я! Впрочем, Матвеев уже не был деревенским мужиком, его здорово пообтесали годы войны и службы в Пруссии.

– Наш президент хорошо умеет маневрировать – несколько смущенно пробормотал австриец.

– И выживать… – добавил Яков.

– Так зачем ему Рокоссовский? – поинтересовался я.

– А ты не понимаешь? – удивился Алоиз.

Мне вспомнились слова инженера Карстена и я, сам не совсем понимая то, что говорю, предположил:

– Старый лис Реннер пытается переиграть и Сталина и союзников?

– Пока что ему это удавалось – подтвердил Алоиз – Конечно, сердить Сталина по-прежнему опасно, но у нас на горизонте замаячил План Маршалла и Австрии тоже хочется отщипнуть от него весомый кусок. Говорят, там речь идет о миллиарде долларов…

– А причем тут Рокоссовский?

– Я и сам не совсем понимаю, но думаю все дело в его полководческом таланте. Так называемые "союзники" потихоньку готовятся к новой войне и им бы хотелось отстранить от дел самого талантливого из полководцев "усатого".

Мне почему-то вспомнился Ричард Пайпс и его сегодняшнее многозначительное молчание.

– Ты лучше скажи Алоиз, хорошо это для евреев или плохо?

Каждый раз, когда Яков напоминал о своем еврействе, я с трудом сдерживал на лице улыбку. На этот раз фраза прозвичала совсем по-местечковому: так мог бы сказать какой-нибудь Менахем-Мендель из Касриловки, подняв очи горе, взывая к Всевышнему и не ожидая ответа на свой риторический вопрос. Но австриец, похоже, принял его слова всерьез и задумался.

– Не думаю – неуверенно начал он и повторил – Не думаю, что в Европе что-нибудь может быть для нас хорошо.

Его слова меня удивили. Война давно закончилась и евреи наконец возвращались в свои дома.

– Вот именно – продолжил он более уверенно – А дом-то может быть занят. Как думаешь отнесутся они к тому, кто выселит их из жилища, который они уже давно считают своим? А ведь есть еще и еврейское имущество. Прикажешь ли, к примеру, отдать маленькую скобяную лавку, в которую какая-нибудь бедная мюнхенская семья вкладывала все свои силы уже почти два десятка лет? Конечно, они получили ее бесплатно после "Хрустальной ночи", но это было давно и неправда, а магазинчик исправно спасал их от голода в трудные годы. Конечно, закон будет на твоей стороне, и справедливость тоже, но… Представь себе такую мюнхенскую семью, без дома и без средств к существованию. Теперь их приютили родственники, которые их едва терпят. Работы нет, отец семейства медленно спивается, жена болеет и нечем платить за лечение, дочка пошла на панель, а младшие выпрашивают шоколадки у ворот американской базы. Как ты думаешь, кого они будут обвинять во всем? Гитлера, который сгнил давно? Или успешного и сытого еврея поселившегося в их квартире и сидящего в их магазине.

– Это не их квартира и не их магазин!

– А это ты им расскажи! Ну а что если в твоем доме сделали школу, приют для сирот или богадельню? Закон по-прежнему на твоей стороне, но что скажут люди? Они и не подумают сказать: "Справедливость восторжествовала!". Нет, они скажут: "Евреи отобрали жилье у детей и стариков!". И вы знаете, они тоже будут в чем-то правы. А противоположная сторона правды… Кого она интересует? Люди никогда не будут беспристрастны, это привилегия богов…

– Так что же ты предлагаешь? Все забыть? Все простить?

– Я ничего не предлагаю – Алоиз закрыл лицо руками – Я не вижу для нас будущего в Европе. Шикльгрубер все-таки добился своего.