– Ничего не обещаю, но поговорю с отцом, когда он из командировки вернется. А операция когда нужна?
– Да чем скорей, тем лучше. Сейчас он на консервативном поддерживающем лечении.
– А эта…, ну его мадам, она с ним?
– Выгнал он ее три месяца назад, сказал, что разлюбил. А она, между прочим, пол-лимона мне перевела для него.
– Она красивая?
– Да шут его знает. У меня и получше бывали.
– Она красивее меня?
– Региночка, разве такое возможно? – тут же сориентировался Федька.
– Пришли мне фото, – сказала Регина и отключилась.
Федька почесал репу, выпил кофе и позвонил Лене, которая сказала:
– Я сейчас пришлю тебе свою самую неудачную фоту. Ее и пошли ей. И скажи, что я уже с другим волындаюсь. Лишь бы денег дала.
На новом фото Лена была без макияжа, где-то на пляже с мокрыми волосами, змейками стекавшими у нее по плечам. Фотошопом она на фото немного уменьшила себе и без того небольшую грудь, а нос наоборот увеличила.
– Ты с ума сошла? – позвонил ей в ответ Федька:
– Регина же в глянцевом журнале работает. Фотошоп ее основной инструмент. Пришли обычный исходник.
– Вы что задумали? – спросил прихромавший в комнату Иля.
– Ты зачем встал? Тебе нельзя! Я для чего тут живу с тобой? Чтобы носить всюду, – заорал Федька.
– Я все слышал. Лена…
– Она сказала, что ей брат помог. Он бизнесом занимается.
Иля сел и заплакал.
– Ну чего ты, чего… – успокаивал его Федька. Взял друга на руки и усадил в кресло перед телевизором. Накапал в мензурку лекарство и заставил принять. Принес тазик, чтобы друг умылся. Потом подвинул журнальный столик и поставил поднос с завтраком.
– Ты очень хорошо вчера танцевал с Ирмой. У тебя почти все сразу получаться стало.
– Да нет, она много мне помогала. Но теперь я понял, как нужно колеса выкручивать, чтобы пируэты делать. Знаешь… у нее руки очень сильные, я даже не ожидал. Не то что у Лены – нежные такие…
– И у тебя сильные будут! Мы тебе подкачаем мышечную массу. А Лена…
– Не могу я, понимаешь, чтобы она за мной как за беспомощным ребенком ходила. Я хочу мужчиной для нее быть.
– И будешь! Я твоя нянька теперь! Когда состарюсь или в альцгеймер впаду, ты мне стакан воды подашь.
– Один раз что ли?
– Ну… может, и не один.
Они посмеялись, и Эмиль стал завтракать.
К обеду приехала Регина. Отец выделил ей приличную сумму для Или, но потребовал оформить это документально как благотворительный взнос на лечение, чтобы получить освобождение от налогов. Из Или как будто воздух выкачали, так он сник при встрече, а Регина, как только увидела его, начала рыдать в голос. Федька разозлился и растащил их по разным помещениям – Регину в кухню, Илю – в спальню. Потом заполнил бумагу для бухгалтерии и дал подписать ее Иле. А Регине накапал успокоительное, после чего выпроводил ее из дома. Хотя она уверяла, что просто очень соскучилась по Эмилю, и что он нереально красивый. К концу дня на карту Или пришла внушительная сумма. С нею для операции не хватало совсем немного. Родители Эмиля воспрянули духом и продолжили визиты в благотворительные фонды. Каждый из них уже получил материальную помощь на работе и все накопления они отложили на операцию. Сейчас они готовились продать старый прабабушкин дом в деревне, для чего оформляли вступление в наследство. А бабушки и дедушки Эмиля откладывали каждую копейку со своих пенсий для внука. Один белорусский друг дедушки Эмиля по матери продал мясо хряка, которого откармливал два сезона, и деньги перевел также Эмилю. Тот крайне удивился, потому что не знал о существовании этого друга.
Так прошел еще один месяц. Отпуск у Федьки закончился, ему теперь приходилось надолго оставлять Илю с матерью и отцом, потому что в школе, где Федька работал физруком, начались занятия. Но на танцы к Ирме Илю возил именно Федька. В обычные дни после подработки в зале аэробики Федька приезжал домой поздно, но только он относил Илю в душ перед сном. Даже отцу Или не доверял, потому что этого пятидесятилетнего тщедушного очкарика-интеллигента самого требовалось постоянно ограждать от всяких бытовых невзгод. Федины родители также старались, привозили еду и подарки. Инвалидное кресло Иле раздобыл именно Федин отец, так как оформлять его слишком хлопотно и долго. Но, главное, Федины родители просили и ожидали денег для Или от своих ближних и дальних родственников.
Последнюю недостающую сумму нашла где-то Лена. Как ни пытал ее Федька, она не призналась, где взяла деньги. Но сейчас главной его и родителей Или заботой стала подготовка Или к отъезду, для чего потребовалось оформление всяких документов. Ирма также помогла – созвонилась с друзьями в Германии, и они пообещали встретить Эмиля с родителями в аэропорту и сопроводить их до клиники. Также они нашли недорогое жилье для родителей Или. Могли предоставить и свой дом, но жили в другом городе.
Федька страшно переживал, когда провожал друга. А Лена видела Эмиля только из такси, в котором пряталась от него. Потом она пересела в машину к Федьке, и они поехали в церковь помолиться за успех операции и лечения, хотя Федька являлся убежденным атеистом. Но Лена уговорила его, и он согласился. Сейчас он согласился бы на что угодно. Отправив друга, он ощущал себя побитым псом, у него даже тело болело как от ударов палкой. До вечера они с Леной как на иголках ждали видеосвязи с Эмилем по скайпу. Но связалась с ними только его мама и сказала, что он очень устал и теперь спит после приема лекарств. Также сказала, что с утра Иле начнут комплексное предоперационное обследование. Федька после того, как отвез Лену домой, выпил коньяку, чтобы уснуть, но все равно не спал до 2 часов ночи. Все вспоминал детские годы с Илей. А потом стал думать о том, где Лена смогла раздобыть еще почти полтора миллиона. Решил выпытать это у нее, во что бы то ни стало. На этом и заснул.
Всю неделю мама Эмиля, тётя Катя, сообщала, что Илю обследуют, и он очень устает после всех этих процедур. К тому же ему назначают успокоительные средства в связи с его тревожностью. Присылала только фото и видео спящего Или. Поэтому Федька видел его бодрствующего всего раза три и то очень недолго. Хорошо еще, что переводчик попался неплохой, вполне мог по-русски объяснить сущность процедур.
В понедельник прошла первая операция. Федька думал, что у него сердце выпрыгнет. Но тётя Катя коротко сообщила, что все прошло хорошо. Однако до вечера больше на связь не выходила. Федьку все тормошили, звонили, писали в контакте, а он сам ничего не знал. Чуть с ума не сошел.
Тётя Катя написала, что первые результаты операции станут известны не раньше, чем через неделю, потом с Илей начнут работать физиотерапевты и массажисты, после чего Иля попробует ненадолго нагружать ногу. И только при положительных результатах ему проведут вторую операцию. Всего предполагалось четыре оперативных вмешательства – два первых самые длительные, два последующих – краткие по времени, но определяющие исход первых двух. А пока ему запрещены любые волнения, даже общение с друзьями и рассказы о них. Потому что при одном упоминании о Федьке, у Или давление повысилось, и это на фоне приема сильных успокоительных. Немецкий врач через переводчика строго отругал тётю Катю и сказал, что на исход лечения влияет всё. Федька слушал её и молча глотал слёзы, хотя сто лет не плакал, с самого детства.
С этого момента потянулись томительные дни ожидания. Федька ощущал себя так, будто его резиновыми жгутами связали и не дают ни двигаться нормально, ни дышать. Даже на хулиганистых учеников подействовал его вид, они вели себя на его уроках как шёлковые.
Иногда Лена приходила к нему ночью, когда ей совсем невмоготу становилось. Плакала, а потом засыпала в постели Эмиля.
В этот раз Федька решил, что отвадит ее каждый раз рыдать. Он не сомневался, что Иля все чувствует там, в Германии. Поэтому старался держаться. Но сейчас следовало и эту плаксу приструнить, поэтому утром, когда она приготовила завтрак и они сели за стол, он, поглощая яичницу с беконом, сказал ей с набитым ртом:
– Ты тоже займись бальными танцами у Ирмы. Но не с колясочниками, а обычными. Ты ведь никогда так не танцевала?
Лена изумленно на него взглянула, даже есть перестала. А Федька уверенно продолжил:
– И серьезно займись. Чтобы научилась всему к его возвращению. Сам лично буду проверять, занимаешься ты или нет. И чтобы никаких рыданий больше. Он все чувствует, поняла?
– Откуда ты знаешь? Его мама сказала?
– Нет. Просто знаю и всё. Я его друг.
– А я его девушка! – воскликнула Лена.
– Ну, так ты поняла или нет? Я что-то не услышал ответа.
– Поняла. Я постараюсь, но не знаю… смогу ли я. Здесь не просто умение нужно, здесь склонность требуется.
– Вот и займись развитием этой склонности у себя. Скажи себе – я для Эмиля стараюсь и должна! Будешь показывать мне, чему научилась. Может, и меня научишь, чтобы я тоже… не рыдал.
Только через две недели Иле сделали вторую операцию, которая оказалась длительнее первой. Медики предупредили, что возможны осложнения, поскольку не всё пошло по плану. Тётя Катя плакала, когда сообщала это по скайпу. Федька сидел как замороженный и потом, когда сеанс связи закончился, всё не мог прийти в себя. На ночь выпил полбутылки водки и закусил одним огурцом. Но даже не захмелел. Пришедшей Лене ничего не сказал, буркнул, что операция закончилась и пока ничего не известно. Лена внимательно вглядывалась ему в лицо, но он отворачивался.
– Очнись! Ты зачем водки напился?! – воскликнула она и начала трясти его за плечи. Но он сидел как деревянный и молчал. Лена металась по квартире, а потом притихла. Он увидел, что она спит за столом в кухне, положив голову на столешницу. Рядом стояла пустая бутылка, которую он не допил. Федька взял гостью на руки и отнес в кровать к Иле.
Утром позвонил переводчик и сказал, что мама Или лежит в реанимации с сердечным приступом. Федька заорал: