Как Советский Союз победил в войне

«…Фирлингер сообщил, что по сведениям, имеющимся во французском посольстве в Москве, Жорж Боннэ (министр иностранных дел Франции. – М.С.) остался крайне недоволен своим разговором с т. Литвиновым в Женеве. Как говорил Фирлингеру Кулондр, т. Литвинов проявил в этом разговоре чрезвычайную сдержанность и не выдвинул никаких положительных предложений касательно помощи Чехословакии в случае нападения на нее Германии.

Я ответил Фирлингеру, что по сообщениям т. Литвинова сам Боннэ говорил с ним, главным образом, об уклончивой позиции Англии в чехословацком вопросе. О возможной совместной помощи Чехословакии Боннэ с т. Литвиновым и не заговаривал. Вполне естественно, что у т. Литвинова не было никаких оснований развивать практический план советской помощи чехам…

Фирлингер выслушал все объяснения с подавленным видом…»[4 - АВП РФ, ф. 0138, оп. 19, п. 128, д. 1, л. 65.]

Если нечто не крякает, как утка, и не плавает, как утка, и не летает, как утка, то, скорее всего, это не утка. Но тогда что же это?

Разумеется, Советский Союз, то есть тов. Сталин, не собирался спасать Чехословакию, «давать отпор фашистской агрессии» и т. п. Продолжать повторять эти благоглупости можно лишь в состоянии острого идеологического отравления. Но еще более ошибочным, на мой взгляд, является тезис о том, что Сталин, якобы, решил ограничиться ролью «наблюдателя, выжидающего дальнейшего развития событий». Конечно же, летом-осенью 1938 г. у Сталина был План, и этот план не имел ничего общего с пассивным выжиданием «куда кривая вывезет».

Приведенные выше разрозненные обрывки фактов и мнений даже в малой степени не могут считаться базой для реконструкции сталинского Плана. Все, что я могу сегодня предложить читателю – это, скажем так, смутные догадки, порожденные, однако же, чтением подлинных первичных документов. Итак:

Геополитический план сентября 1938 г. по целям и задачам, по основным механизмам его реализации ничем не отличался от плана августа 1939 г. Никакого «драматического поворота во внешней политике советского государства» в августе 39-го не было (в этом, собственно, и состоит суть моей «смутной догадки»). Сталин, который пьет шампанское с Риббентропом, и Сталин, который устами своего министра (наркома) иностранных дел клеймит позором «фашистских поджигателей войны» – это один и тот же политик, стремящийся к одной и той же стратегической цели.

Цель – война в Западной Европе, кровопролитная разрушительная война, по пепелищу которой Сталин поведет свои танковые колонны. Главный «инструмент» в достижении этой цели – агрессивный параноик, оказавшийся (не без тайных закулисных интриг Сталина) у руля власти в Германии. Главным фронтом будущей войны должна стать франко-германская граница, но поджечь европейский пожар Сталин пытается в каком-то другом месте, через провоцирование острого локального конфликта. Летом 1938 г. таким «местом» представляется ему Чехословакия, год спустя – Польша. В 1938 г. главной «точкой приложения усилий» была потенциальная жертва фашистской агрессии – Чехословакия. Именно ее Москва с искусством опытного провокатора подталкивала на принятие максимально жесткой линии поведения.

Странная оговорка о том, что обязательства СССР по Договору о взаимопомощи с Чехословакией вступают в силу лишь в случае аналогичных действий Франции, не была, конечно же, причиной, обусловившей позицию и действия Советского Союза, но она оказалась весьма эффективным инструментом в проведении сталинской политики. При наличии такой оговорки нарком иностранных дел СССР товарищ Литвинов мог совершенно безбоязненно сотрясать воздух с трибуны Лиги Наций (равно, как и со всех прочих трибун) – лотерея, в которую играл Сталин, была беспроигрышной. Если Франция (и ее главный союзник Великобритания) пойдут на уступки Гитлеру, то можно будет следующие сто лет обвинять их в «предательстве», «сговоре с агрессором», выставляя себя белым и пушистым (что мы и наблюдаем по сей день). Если же дело дойдет до войны, тот тут перед тов. Сталиным открывался целый веер блестящих возможностей.

Одна из них отчетливо засверкала в ночь с 22 на 23 сентября 1938 г. Да-да, именно посреди ночи поверенного в делах Польши в Москве пана Янковского разбудили и вызвали в НКИД, где в 4 часа утра (в конце сентября это кромешная ночь) вручили «Заявление советского правительства правительству Польши». Вот его полный текст (опубликованный, кстати, в самые что ни на есть «застойные годы»):

«Правительство СССР получило сообщения из различных источников, что войска польского правительства сосредоточиваются на границе Польши и Чехословакии, готовясь перейти означенную границу и силою занять часть территории Чехословацкой Республики[5 - Речь идет о конфликте вокруг клочка территории (примерно 30–70 км в междуречье рек Олжа и Остравица на стыке современной границы Польши, Чехии и Словакии) – так называемой Тешинской Силезии. В 1920 г. решением Высшего военного совета Антанты Тешинская Силезия была разделена примерно пополам, по реке Олжа, между Польшей и Чехо-Словакией. Воспользовавшись ситуацией «судетского кризиса», Польша оккупировала чешскую часть Тешинской области, которая составляла менее 1,5 % от территории Чехословакии в границах 1938 г.]. Несмотря на широкое распространение и тревожный характер этих сообщений, польское правительство до сих пор их не опровергло. Правительство СССР ожидает, что такое опровержение последует немедленно.

Тем не менее на случай, если бы такое опровержение не последовало и если бы в подтверждение этих сообщений войска Польши действительно перешли границу Чехословацкой Республики и заняли ее территорию, правительство СССР считает своевременным и необходимым предупредить правительство Польской Республики, что на основании ст. 2 Пакта о ненападении, заключенного между СССР и Польшей 25 июля 1932 г., правительство СССР, ввиду совершенного Польшей акта агрессии против Чехословакии, вынуждено было бы без предупреждения денонсировать означенный договор».

Заявление от 23 сентября – это своевременно и качественно подготовленный casus belli, юридически безупречный повод для развязывания войны. И что же дальше? «Дальнейшее – молчанье», как сказал на прощание принц Гамлет. Никакого «опровержения» от польского руководства не последовало, и вечером 1 октября польские войска пересекли границу Чехословакии. И ничего. Совершенно ничего, ни советского посла из Варшавы «для консультации с правительством» не отозвали, ни польского будить не стали. После того как все указанные в Заявлении противоправные действия польского руководства состоялись в действительности, Москва скромно промолчала.

И тем не менее я вижу достаточные основания предположить, что в предполагаемом конфликте с Польшей намерения тов. Сталина были самыми серьезными. Впрочем, слова «я вижу» в данном случае не слишком уместны. Увидеть это может каждый, кто не поленится снять с полки изданную огромными тиражами еще в советские времена (М., Воениздат, 1974) 12-томную «Историю Второй мировой войны». Нас интересует второй том, в котором под замечательной надписью «Подготовительные мероприятия Советского Союза по оказанию помощи Чехословакии» размещена цветная карта, на которой со всеми необходимыми стрелочками и кружочками показано сосредоточение советских войск у границы с Польшей. Карта очень подробная, показано даже выдвижение одной (67-я стрелковая) дивизии к границе с… Латвией! Интересно – каким образом создание «Витебской и Бобруйской армейских группировок» и их выдвижение к польской границе могло способствовать «оказанию помощи Чехословакии», от которой их отделяло 800 км территории Польши?

Да, СССР не имел тогда общей границы ни с агрессором (Германией), ни с жертвой агрессии (Чехословакией). Однако кратчайшая дорога в Чехословакию проходила, разумеется, не через Витебск и Варшаву, а через северо-восточную часть Румынии (Буковину); от Винницы через румынские Черновцы в словацкий Мункач (не будем забывать, что Чехо-Словакия была тогда значительно «длиннее» за счет территории, которая после окончания 2 МВ превратилась в Закарпатскую область УССР, и Мункач стал называться Мукачево). Перспективы получения согласия Румынии на проход советских войск через ее территорию[6 - Чешский историк И. Пфафф в своей изданной в Праге в 1993 г. книге «Советская измена» (Sovetska Zrada) утверждает, что в сентябре 1938 г. в ходе неофициальных встреч министров иностранных дел СССР и Румынии (Литвинова и Комнена) была достигнута принципиальная договоренность о проходе советских войск в Словакию через территорию Румынии и предоставлении «воздушного коридора» для пролета авиации; при существующей поныне закрытости российских архивов ни подтвердить, ни опровергнуть это сообщение советскими документами невозможно.] были достаточно реалистичными, о чем свидетельствует реально состоявшееся в июне 1940 г. согласие Румынии – и не на временный проход войск, а на безвозвратную передачу Советскому Союзу территории Бессарабии и Северной Буковины.

После того как «мюнхенская сделка» обрушила надежды Сталина на большую европейскую войну, начинать свою собственную войну против Польши он не рискнул, и красивая карта со стрелочками легла на дальнюю полку в сейфе Генерального штаба. Но, согласитесь, задумано было красиво! «Непобедимая Красная Армия спешит на помощь жертве фашистской агрессии, сметая на своем пути белопольские банды…» При таких раскладах можно было не ограничиваться полумерами (вроде «западной Белоруссии» и «западной Украины»), а включить в братскую семью советских республик полноценную ПССР. Но не срослось.

И тем не менее я не стал бы называть осень 1938 г. «поражением Сталина», и вот почему. Германия тогда была еще слишком слаба, новорожденный вермахт делал свои первые неуверенные шаги. Война против коалиции из Англии, Франции, Чехии могла закончиться слишком быстро, а такая развязка категорически противоречила Большому Плану. Через год, к сентябрю 39-го, ситуация существенно изменилась. Гитлер заматерел, поднабрался опыта и наглости, значительно усилил (и в количественном, и в качественном отношении) свои вооруженные силы, чему в немалой степени послужила и состоявшаяся 15 марта 1939 г. оккупация Чехии вместе с заводами концерна «Шкода», производившими горы современного вооружения. И конечно же, договор с СССР, т. е. свобода рук на востоке, экономическая и политическая поддержка великой державы придали нацистам «второе дыхание».

Начавшаяся 1 сентября война вполне отвечала запросам Сталина: кровь лилась рекой, в прах и пепел обращались плоды многовекового труда, грудой битого кирпича рассыпались готические соборы Лондона и Ковентри, Варшавы и Роттердама. И свои танковые колонны по пепелищу Европы Сталин таки провел. Правда, ценой жизни не то 17, не то 27 млн. советских людей.

Игры весны 41-го года

Важнейшим элементом боевой подготовки командного состава и штабов Красной Армии были оперативные игры и полевые поездки. Рассекреченные в начале 21 века документы «игр» дают богатую информацию к размышлению о том, как высшее военное руководство СССР видело будущую войну с Германией, чего ожидало от своих войск и войск противника.

Даже самый беглый обзор доступных ныне архивных фондов показывает, что работа в штабах Красной Армии кипела ключом; военных игр армейского и фронтового масштаба было проведено не много, а очень много. Так, только за последние полгода до фактического начала войны состоялись (названия мероприятий указаны в соответствии с соответствующими документами):

– оперативная игра на картах в Прибалтийском ОВО (февраль);

– двухсторонняя окружная оперативная игра в Одесском ВО (февраль);

– полевая поездка штабов Ленинградского, Уральского и Орловского округов (март);

– полевая поездка в Архангельском ВО (март);

– оперативная военная игра в Московском ВО (март);

– оперативная двухсторонняя игра в Харьковском ВО (май);

– фронтовая оперативная игра в Западном ОВО (март);

– фронтовая полевая поездка в Прибалтийском ОВО (апрель);

– штабная оперативно-стратегическая игра в Архангельском ВО (апрель);

– командная оперативная игра в Московском ВО (май);

– фронтовая оперативная игра в Киевском ОВО (май);

– совместные учения штабов Закавказского ВО и Каспийской военной флотилии (май);

– фронтовая полевая поездка в Прибалтийском ОВО (июнь)[7 - ЦАМО, ф. 28, оп. 11627, д. 153, 154, 155, 161, 162, 396, 403, 408, 541; ф. 48, оп. 3408, д. 17; ф. 140, оп. 13000, д. 1, 11.].

И этот перечень – далеко не полный; это только то, что удалось обнаружить в ходе беглого просмотра документов, причем из внимания был полностью исключен Дальневосточный ТВД; вовсе не упомянуты армейские игры и так называемые армейские летучки. Разумеется, уровнем военных округов «игры» не ограничивались, регулярно проводились и стратегические игры с участием высшего комсостава Красной Армии, в ходе которых отрабатывались и уточнялись общие планы использования Вооруженных сил СССР. Применительно к 1941 г. известны две стратегические игры, проведенные в январе (подробно описаны П. Бобылевым в статье «Репетиция катастрофы», ВИЖ, № 7,8/ 1993 г.) и загадочная майская игра (см. М. Солонин, «Неизвестная игра мая 41-го», опубликовано в «ВПК» № 7 (424) за 22 февраля 2012 г.).

Динозавры

Если палеобиологи реконструируют облик динозавра по паре обломков костей, то и для военного историка не составляет непреодолимой проблемы реконструкция Большого Плана на основании документов окружных (фронтовых) оперативных планов и штабных игр. Например, не приходится долго гадать о том, почему 12–20 марта 1941 г. состоялась совместная полевая поездка штабов Ленинградского, Уральского и Орловского округов. Да, на географической карте эти округа разделены сотнями километров, но вот в рамках плана войны с Финляндией[8 - Соображения по развертыванию Вооруженных сил Красной Армии на случай войны с Финляндией от 18 сентября 1940 г., Директива НКО СССР и ГШ Красной Армии командующему войсками Ленинградского ВО на разработку плана оперативного развертывания войск Северо-Западного фронта от 25 ноября 1940 г., Директива НКО СССР и ГШ Красной Армии командующему войсками Архангельского ВО на разработку плана оперативного развертывания войск Северного фронта, б/д (ЦАМО, ф.16, оп. 2951, д. 237, л. 82–92, 118–130, 138–156.] им предстояло совместными усилиями «вторгнуться в центральную Финляндию, разгромить основные силы финской армии и овладеть центральной частью Финляндии». Для разгрома и овладения предполагалось развернуть четыре армии: 7-ю и 23-ю из состава войск Ленинградского округа, 20-ю на базе войск Орловского и 22-ю на базе войск Уральского округов.

Именно эти задачи – едва ли совместимые с духом и буквой советско-финляндского мирного договора от 12 марта 1940 г. – отрабатывались в ходе полевой поездки, о чем прямым текстом сказано в Директиве НКО № ОП/503596 от 28 марта: «На полевой поездке отрабатывалась ФРОНТОВАЯ НАСТУПАТЕЛЬНАЯ ОПЕРАЦИЯ (так, большими буквами, в оригинале документа. – М.С.) в сложных условиях зимы… Главной целью полевой поездки являлась проверка подготовленности фронтовых и армейских управлений в организации и проведении современной операции зимой, в условиях Карело-Финского театра»[9 - ЦАМО, ф. 140, оп. 1300, д. 1, л. 11.].

Заслуживает внимания уровень секретности, с которой была проведена полевая поездка – даже опечатанный сейф в штабе Ленинградского округа показался недостаточно надежным местом для хранения таких документов; 3 апреля начальник ГШ КА (т. е. тов. Жуков) приказывает начальнику штаба ЛенВО «к 10 апреля представить в Оперативное управление ГШ акт на уничтожение задания и набитые карты по полевой поездке в ЛенВО [проведенной] в марте 1941 г. Все неуничтоженные задания и набитые карты к ним возвратить в ОУ ГШ»[10 - ЦАМО, ф. 46, оп. 3408, д. 18, л. 247.].

Особый интерес представляют оперативные игры, проведенные командованием Киевского ОВО (будущего Юго-Западного фронта); именно этому фронту в рамках Большого Плана предстояло нанести главный удар в направлении Львов – Краков, именно там должна была быть сосредоточена самая мощная группировка войск Красной Армии (в частности, превосходящая по количеству танковых дивизий и танков «новых типов» три другие округа/ фронта, вместе взятые). Увы, этот особый интерес оказался кем-то предусмотрен, и среди рассекреченных на сей момент архивных фондов нет ни заданий на оперативные игры в КОВО, ни описаний хода хотя бы одной такой игры. Весь доступный ныне «массив информации» сводится лишь к нескольким обрывочным упоминаниям о самом факте проведения в мае 1941 г. фронтовой игры в КОВО.

Так, 26 апреля 1941 г. начальник оперативного отдела штаба КОВО полковник (будущий маршал) Баграмян докладывает начальнику ОУ ГШ: «Представляю задания на командно-штабные учения со средствами связи 5-й и 6-й Армий и фронтовую оперативную игру. Приложения: задания на 115 листах… план проведения фронтовой оперативной игры на 7 листах… карта обстановки к 18–00 12 мая… карта общей обстановки к 12–00 6 мая…» 30 апреля 1941 г. заместитель начальника ОУ ГШ генерал-майор Анисов отправляет начальнику штаба ВВС Красной Армии следующую телеграмму: «В период 12–18 мая 1941 г. проводятся командно-штабные учения штабов 5-й и 6-й Армий КОВО. На эти учения целесообразно привлечь штаб 2-го авиакорпуса в составе 7 чел. Прошу дать указания…»[11 - ЦАМО, ф. 28, оп. 11627, д. 41, л. 25, 38.]

4 мая 1941 г. заместитель начальника ГШ генерал-лейтенант Ватутин направляет ответную телеграмму № ОП/1409 в штаб Киевского округа: «В задание и план фронтовой оперативной игры внести поправки. 1) «Оранжевых» нейтральными не считать, а считать их с первого этапа игры на стороне «западных». 2) Организацию и силы «оранжевых» взять реальные и усилить одним армейским корпусом и танковой дивизией «западных». 3) Южный фронт на последнем этапе не создавать, оставив 16-ю Армию в подчинении ЮЗФ. Напоминаю о принятии всех мер по сохранению секретности игры»[12 - ЦАМО, ф. 48, оп. 3408, д. 19, л. 90.].

Кто такие «западные» – угадать нетрудно, под «оранжевыми», которых «западные» усиливают собственными войсками, скорее всего, имелись в виду румынские и венгерские войска. Вот и все, что известно. Можно лишь предположить, принимая во внимание хронологию событий (игра в КОВО проводилась с 12 по 18 мая, а стратегическая «майская игра» состоялась в 20-х числах мая 1941 г.) и особое внимание, уделенное действиям правофланговых 5-й и 6-й Армий, что в ходе оперативной игры в Киеве была отработана главная составляющая будущих действий фронта – наступление на Люблин и Краков.

В полосе активной обороны

В рамках общего стратегического плана войны войскам Прибалтийского ОВО (Северо-Западного фронта) предстояло решать оборонительные задачи (в некоторых вариантах Большого Плана дополняемые частной наступательной операцией для «срезания» Сувалкского выступа). И как-то так получилось, что именно по командно-штабным учениям в Прибалтийском ОВО имеется значительный массив доступных историкам документов.

В феврале 1941 г. в ПрибОВО была проведена окружная оперативная игра на тему: «Оборонительная операция фронта с последующим переходом в наступление для уничтожения противника». Утвержденное 12 февраля задание предписывало разыграть следующую ситуацию:

«Западные», предупредив «восточных» в развертывании, 5.6.41 начали войну. Главный удар «западные» наносят на юге, против Украинского (так в тексте. – М.С.) фронта, сосредоточив одновременно крупные силы в Восточной Пруссии, где и развивают удар на Шяуляйском и Каунасском направлениях. Против Северо-Западного фронта отмечены действия не менее 30 пехотных дивизий с танками и крупной авиации… Южнее войска Западного фронта «восточных» продолжают сосредоточение для удара в западном направлении, успешно отбивают частями прикрытия попытки «западных» перейти госграницу. Граница с западным фронтом: Полоцк, Ошмяны, Друскининкай, Сувалки, Летцен…»[13 - ЦАМО, ф. 28, оп. 11627, д. 20, л. 1.]

Итак, по условиям «игры» случилось как раз то, что произошло в июне 41-го в реальной истории. По крайней мере, именно так в 10 часов утра 22 июня описывала ситуацию Оперативная сводка Генштаба Красной Армии за номером один: «Противник, упредив наши войска в развертывании, вынудил части Красной Армии принять бой в процессе занятия исходного положения по плану прикрытия…» (ЦАМО, ф. 16, оп. 1071, д. 1, л. 5.) Еще одна черта сходства задания на игру и реальных событий июня 41-го проявляется в том, что войска Северо-Западного фронта «восточных» разбросаны на большом расстоянии друг от друга; в составе двух армий первого эшелона находится не более половины от общего числа соединений фронта (15 из 33 стрелковых дивизий, 4 из 7 танковых бригад, 6 из 11 отдельных артполков).

На этом, собственно, черты сходства игры и никому на тот момент не известного будущего заканчиваются. Дальше начинаются серьезные различия. Прежде всего, составители задания на игру радикально ошиблись с определением направления главного удара противника: там (на белорусском направлении), где в реальности июня 41-го года немцы сосредоточили свои главные силы, по условиям игры «западные» лишь топчутся на месте, безуспешно пытаясь перейти границу. При этом войска Западного фронта «восточных» неспешно «заканчивают сосредоточение и готовятся к переходу в наступление в конце июня месяца».

Примечательно, что эта ошибка четко совпадает с дезинформацией, которую германские спецслужбы всеми доступными им способами подбрасывали советской разведке: якобы немецкое командование планирует грандиозный охват войск Красной Армии с нанесением главного удара на северном и южном флангах, через Прибалтику и Бессарабию.