23 июня – «день М»

…в 10 часов 32-я танковая дивизия получила приказ командира 4-го механизированного корпуса, по которому дивизия должна была развить удар 6-го стрелкового корпуса в его наступлении, но штаб 6-го стрелкового корпуса поставил танковой дивизии самостоятельную задачу – атаковать в направлении сильно укрепленного противотанкового района с наличием реки и болотистой местности, не поддержав действий дивизии ни пехотой, ни артиллерией…

…группа танков капитана Карпова в 20 часов атаковала противника в направлении Ольшанка, но, не поддержанная пехотой, в 23 часа отошла. В течение последующего дня группа вела непосильный бой в этом же районе и в результате бегства с фронта 32-го мотострелкового полка была уничтожена и оставлена на поле боя, за исключением одного танка…

…на всем протяжении боевых действий обеспечение стрелковых частей абсолютно не было организовано, а поэтому для того, чтобы удержать пехоту хотя бы на первый период боя, на танковых начальников ложилась обязанность из своих средств обеспечивать ее продовольствием и огнеприпасами. Все вышеизложенные причины делали пехоту неустойчивой, и при малейшем натиске противника она, как правило, в панике отходила, оставляя на поле боя одни танки…»

Особого внимания заслуживает последний из вышеприведенных отрывков из боевых донесений командиров танковых соединений Красной Армии (это строки из доклада командира 1-й танковой дивизии, Героя Советского Союза, участника войны в Испании и Финляндии генерала В.И. Баранова). (81) Оказывается, для стопроцентно «золотого сечения» в организационных структурах Красной Армии образца лета 1941 года важно было отметить место кухни и запасов перловой каши, без каковой «удержать пехоту хотя бы на первый период боя» не представлялось возможным…

Вторым по счету «обвинением» г. Исаева в адрес структуры советских танковых дивизий является «недогруженность» их артиллерией (в том числе – полное отсутствие противотанковой артиллерии). Вот это уже серьезно, и такой недостаток (если только он существует на самом деле!) в разряд «особенностей» не спишешь. Тактика применения танковых соединений не может строиться в расчете на один только психологический эффект от появления грохочущей стальной лавины. Серьезные планы Большой Войны не разрабатывают в надежде «взять на понт». И товарищ Сталин это отлично понимал. Еще 17 апреля 1940 г. он говорил своим военачальникам: «Фокус – хорошее дело – хитрость, смекалка и прочее. Но на фокусе прожить невозможно. Раз обманул – зашел в тыл, второй раз обманул, а третий раз не обманешь. Не может армия отыграться на одних фокусах…». (68) Сущая правда – армия (и танковые соединения в том числе) должна быть готова не только гнать бегущих, но и вести бой с упорно обороняющимся противником. А для этого одной смелости мало, нужна еще подавляющая огневая мощь. Как в Уставе сказано: «Бой является в значительной части огневым состязанием борющихся сторон» (ПУ-39, ст. 19).

Каким же образом г. Исаев доказывает «недогруженность» советских танковых дивизий артиллерией? С ловкостью «наперсточника» он подменяет действительно важную категорию «огневая мощь дивизии» отнюдь не тождественным ей понятием «количество стволов буксируемой артиллерии» («количество легких гаубиц в немецкой дивизии вдвое больше, полковых орудий в немецкой танковой дивизии больше в пять раз, минометов среднего калибра – почти в полтора раза»). Но мы не будем, конечно, поддаваться столь примитивному надувательству и в очередной раз воспользуемся карандашом и исправным калькулятором:

Примечание: количество танковых орудий различных калибров для «немецкой тд» приведено как среднестатистическое по 17 танковым дивизиям вермахта на Восточном фронте 22 июня 1941 г.

Итак, что мы видим? Огневая мощь советской танковой дивизии огромна, и она сосредоточена в вооружении самих танков. А это значит, что большая часть артиллерийских стволов советской танковой дивизии закрыта броней, движется на вездеходном гусеничном шасси танка и поэтому имеет возможность расстреливать огневые точки противника прямой наводкой, с предельно близкого расстояния, т. е. с максимальной эффективностью. Говорить о том, что «полковых орудий в немецкой танковой дивизии больше в пять раз», просто смешно, учитывая, что точно такие же «трехдюймовки», но в количестве 273 единиц находятся в броневых башнях танков КВ и Т-34. По той же самой причине – наличие 273 танковых орудий калибра 76 мм, способных (повторим это еще раз) пробить лобовую броню любого немецкого танка на километровой дальности, – в составе советской танковой дивизии не нашлось места для противотанкового дивизиона. Советская танковая дивизия «недогружена» малокалиберными противотанковыми пушками по той же причине, по которой всякий здоровый человек «недогружен» костылем и деревянным протезом.

Из разных материалов строят разные по конструкции здания. Летом 41-го единственным в вермахте типом танка с «трехдюймовой» пушкой по-прежнему оставался Pz-IV. Эти «тяжелые» танки были распределены в количестве 10 штук на каждый танковый батальон, соответственно 20 или 30 штук на танковую дивизию. Всего в составе 17 танковых дивизий, с которыми вермахт 22 июня 1941 г. начал «восточный поход», было:

– 439 танков Pz-IV, вооруженных 75-мм пушкой;

– 707 танков Pz-III с 50-мм пушкой и

– 1039 танков с почти бесполезной для борьбы с пехотой 37-мм пушкой (Pz-III ранних серий и чешские Pz-38(t)).

Еще 1081 танк армии вторжения был вооружен 20-мм пушкой или одними только пулеметами. Вот так «на Гитлера работала вся Европа…». Неудивительно, что в попытке хоть чем-то компенсировать очевидную слабость вооружения немецких танков, две трети которых летом 41-го года были вооружены малокалиберными пушками (37-мм или даже 20-мм), командование вермахта включило в состав танковой дивизии полноценный артиллерийский полк, число орудий в котором приближалось к численности артполка пехотной дивизии (в которой, напомним, было 36 гаубиц калибра 105 мм и 18 артсистем калибра 150 мм). Но и эта попытка сравняться по огневой мощи с танковой дивизией Красной Армии, вооруженной значительно большим числом несравненно лучших танков, оказалась несостоятельной. Что отчетливо видно из приведенной ниже таблицы веса совокупного залпа:

Якобы «недогруженная артиллерией» советская танковая дивизия по своей огневой мощи почти в два раза превосходит

немецкую танковую дивизию, причем 71 % совокупного залпа советской дивизии приходится, говоря современным языком, на «высокоточное оружие» (стреляющие прямой наводкой танковые пушки, наводчик которых надежно прикрыт стальной броней). По весу совокупного залпа танковых орудий советская танковая дивизия превосходит немецкую в семь раз. А это уже такое количество, которое могло бы создать новое качество. Вот как об этом докладывал на декабрьском (1940 г.) Совещании высшего комсостава «главный танкист» Красной Армии (начальник Главного автобронетанкового управления) Д. Павлов:

«…Если для подавления одного пулеметного гнезда в полевой обстановке требуется 120 снарядов 76-мм или 80 снарядов 122-мм гаубицы, то я прошу вас подсчитать, сколько потребуется танку выстрелов для того, чтобы уничтожить одно пулеметное гнездо? Или ни одного, или с дистанции 1–1,5 км 2–3 снаряда. Для уничтожения пушки ПТО, как правило, применяется 122-мм гаубица. Нужно 70–90 снарядов. Я спрашиваю вас: сколько потребуется тяжелому танку снарядов для того, чтобы подавить одну пушку ПТО?Или ничего, или один выстрел… Я утверждаю, что наличие большого количества тяжелых танков сильно поможет артиллерии в ее работе и сократит расход снарядов…» (14)

Приведенные выше показатели огневой мощи относятся к полностью укомплектованной по штатному расписанию танковой дивизии. Но в начале войны таких дивизий не было. Ни одной. Принятое в феврале-марте 1941 г. решение о развертывании 29 мехкорпусов привело к формированию десятков новых танковых и моторизованных дивизий, общее количество которых к началу войны выражалось немыслимым ни для одной страны мира числом 92 (61 танковая и 31 моторизованная). Имевшиеся на вооружении Красной Армии танки были «размазаны» по десяткам дивизий, в результате чего большая часть дивизий и мехкорпусов были «недогружены» танками, особенно – новых типов (КВ, Т-34), вооруженных 76-мм орудием. Как следствие, реальная огневая мощь дивизии оказалась меньше расчетной. Не будем, однако же, упускать из виду (а советские «историки» были очень склонны к этому), что воевать предстояло не с канцелярскими «процентами от штатной численности», а с противником. Соответственно и мощность вооружения советских механизированных соединений следует сопоставить с аналогичными характеристиками танковых соединений вермахта, а вовсе не с написанным в высоких штабах штатным расписанием.

Корректное сравнение достаточно непросто. Что с чем сравнивать? Если летом 1941 г. на Восточном фронте встретились 17 танковых дивизий вермахта и 20 мехкорпусов Красной Армии, если фактически танковой дивизии вермахта ставились такие же задачи, какие на другой стороне фронта поручалось решить мехкорпусу, то не будет ли уместным сравнивать количественные показатели именно этих соединений? Результат сравнения показателей огневой танковой дивизии вермахта с мехкорпусом Красной Армии очевиден. Разумеется, корпус будет мощнее – по всем параметрам. Не будем даже утомлять читателя столь очевидной арифметикой. Среднестатистический мехкорпус (из числа тех 20, которые приняли участие в боевых действиях первых недель войны) имел в своем составе 100 танков, вооруженных 76-мм пушкой (Т-28, Т-34, КВ, Т-35), и порядка 500 легких танков, вооруженных 45-мм пушкой. Состав артиллерийского вооружения в среднем составлял не менее половины от штатной, т. е. порядка 20 гаубиц калибра 122 мм и 18 гаубиц калибра 152 мм на один мехкорпус. Вооруженный таким образом мехкорпус по числу танков – в три раза, а по совокупному весу артиллерийского залпа – в два раза превосходил немецкую танковую дивизию. И по средней численности личного состава (25,5 тыс. человек по состоянию на 1 июня 1941 г.) неукомплектованный мехкорпус вдвое больше полностью укомплектованной танковой дивизии вермахта.

И тем не менее, скажет самый требовательный читатель, «ни один род войск не заменяет другой». Спорить с этим не приходится. К сожалению, приходится спорить, доказывая тот очевидный факт, что отсутствие полноценного гаубичного полка в структуре советской танковой дивизии не говорит еще об отсутствии такового полка на поле боя. Для того чтобы тяжелый гаубичный полк поддержал своим огнем наступление танковой дивизии, совсем не обязательно навечно включать его в «организационную структуру», каковую г. Исаев предлагает превратить в предмет языческого культа. Достаточно того, чтобы этот полк существовал в реальности и имел средства мехтяги, позволяющие ему двигаться вслед за танками.

Отдельные тяжелые артиллерийские полки (корпусные и полки РГК) в Красной Армии были. Гусеничных тягачей (или, в худшем случае, тракторов) даже до начала открытой мобилизации было уже больше, чем орудий. Большая часть от общего числа в 94 корпусных полка и 74 полка РГК к июню 41-го уже находилась в западных приграничных округах. В Западном и Киевском округах к началу войны количество корпусных полков (КАП), даже не считая артполки РГК, превосходило общее количество корпусов, так что для того, чтобы передать в оперативное подчинение командиру мехкорпуса тяжелый гаубичный полк, вовсе не требовалось «разоружать» соседний стрелковый корпус.

Использование этих артполков во взаимодействии с танковыми (механизированными) соединениями было вполне нормальной, штатной схемой взаимодействия. Артиллерийские полки и отдельные дивизионы РГК именно для того и передавались в оперативное подчинение командующих фронтами и армиями, чтобы мощным огневым смерчем поддержать наступление своих войск на направлении главного удара. Что касается состава, структуры и вооружения корпусных артполков и полков РГК, то они были самыми разными. Как минимум эти полки могли быть вооружены 152-мм гаубицами. В таком случае в составе четырех дивизионов артполка насчитывалось 48 орудий, и по весу совокупного залпа (1920 кг) уже один такой полк значительно превосходил немецкую танковую дивизию. Два корпусных полка (например, приданные в первые дни войны 4-му мехкорпусу 441-й и 445-й, вооруженные новейшими 152-мм пушками-гаубицами MЛ-20) могли и должны были смести с лица земли все живое в полосе прорыва мехкорпуса.

152-мм гаубицами корпусных артполков наличный состав артиллерии первого эшелона войск Юго-Западного фронта отнюдь не исчерпывался. Так, в г. Дубно (а именно этому старинному городу, у стен которого Тарас Бульба порешил собственного сына, предстояло стать эпицентром грандиозного танкового сражения в Западной Украине) дислоцировался 330-й гаубичный полк РГК. Полк был вооружен 203-мм гаубицами да еще дополнительно получил накануне войны 24 гаубицы калибра 203-мм. (90) В целом войска Киевского ОВО (Юго-Западного фронта) к началу июня 1941 г. имели 192 гаубицы такого калибра. Эта артсистема стреляла 100-кг снарядом (что соответствует весу наиболее массовой фугасной авиабомбы) на дальность в 18 км. 20 залпов 330-го ГАП соответствовали массированному налету бомбардировочного авиаполка. Нехватка средств мехтяги никакого практического значения для 330-го ГАП не имела, поскольку танковые (а затем и пехотные) дивизии противника сами пришли к г. Дубно. И если бы, как без тени смущения утверждает г. Исаев, «несмотря на значимость качеств танков (и вправду, зачем придавать большое значение некоторой разнице в «качестве» немецких танкеток и советских КВ?), ход сражения механизированных соединений определялся результатами артиллерийской дуэли», то исход сражения у Дубно был бы предрешен – один только 330-й ГАП по огневой мощи превосходил две танковые дивизии вермахта.

В реальности 11-я танковая дивизия вермахта заняла 25 июня 1941 г. Дубно, даже не заметив существование 330-го гаубичного артполка РГК. Никакого участия полсотни мощнейших гаубиц не приняли и в дальнейших боях в окрестностях Дубно, которые вели части 43-й, 12-й и 34-й танковых дивизий Красной Армии. Почему? Помешало недостаточно «золотое сечение» оргструктур? Отсутствие тягачей? Внезапность вероломного нападения?

«…Не изжиты еще случаи паники, трусости, неорганизованности и дезертирства. Эти позорные явления имеют место в ряде частей фронта. Масса бойцов и командиров группами и поодиночке, с оружием и без продолжают двигаться по дорогам в тыл и сеять панику. Так, командир 330-го тяжелого артполка РГК и батальонный комиссар во время налета немецкой авиации на Дубно и мнимого движения танков противника приказали бросить материальную часть, имущество и выступить из города. Уже в пути командиры предложили возвратиться и забрать материальную часть и боеприпасы. Не дойдя 1,5 км к брошенному имуществу, командир полка принял разрывы снарядов нашей зенитной артиллерии за парашютистов (этими «парашютистами» и по сей день наполнена отечественная военно-историческая литература. – М.С.) и приказал вернуться назад...»(92)

Еще одной печальной реальностью июня 41-го была ситуация, когда не тяжелые артполки передавали в оперативное подчинение танковых командиров, а, напротив, мехкорпуса раздирали на части, передавая входящие в их состав дивизии в подчинение командиров стрелковых корпусов. Едва ли такое «оперативное искусство» было оптимальным способом использования механизированных соединений, но зато мифическая проблема «недогруженности» советских танковых соединений пехотой и артиллерией решалась при этом самым радикальным образом.

Например, в 100 км к северу от Дубно, в полосе Владимир – Волынский – Ровно развертывался 22-й мехкорпус.

В его состав входили две танковые дивизии: 19-я и 41-я. 19-я тд свой первый и фактически последний бой (после которого от дивизии остался номер, раненый командир, 4 танка и два батальона мотопехоты) провела 24 июня у поселка Войница (на шоссе Вл. – Волынский – Луцк) в составе оперативной группы 27-го стрелкового корпуса. Корпусу было придано два артполка: 21-й (48 гаубиц-пушек МЛ-20 калибра 152 мм и 20 дальнобойных пушек калибра 122 мм) и 460-й корпусной артполк, которые теоретически должны были бы обеспечить подавляющее огневое превосходство над противником (14-я танковая дивизия вермахта). Более того, на том же шоссе и в том же районе вела бой с немецкими танками полнокомплектная 1-я противотанковая артбригада РГК (120 пушек калибра 76 мм и 85 мм). В скобках отметим, что после этого и многих-многих последующих боев к 6 сентября 1941 г. безвозвратные потери 14-й танковой дивизии вермахта составили 27 танков (6 Pz-IV, 17 Pz-III и 4 Pz-II), кроме того, 18 танков были временно неисправны. (10. стр. 206)

В 41-й танковой дивизии 22-го мехкорпуса изначально было необычно много танков (425 единиц), в том числе – 31 танк КВ-2, вооруженный 152-мм гаубицей (была и такая, достаточно редкая, модификация этого тяжелого танка).

С учетом 4 буксируемых гаубиц калибра 152 мм (дивизия была недоукомплектована до штатной численности) и 12 гаубиц калибра 122 мм в артиллерийском полку – и даже не принимая в расчет сотни 45-мм танковых пушек – по весу артиллерийского залпа (1660 кг) 41-я тд превосходила любую немецкую танковую дивизию. Действовала же (точнее говоря – блуждала по заболоченным лесам украинского Полесья) эта дивизия, будучи передана в оперативное подчинение 15-го стрелкового корпуса, артиллерия которого (опять же не считая полторы сотни дивизионных пушек калибра от 45 мм до 107 мм) насчитывала 60 гаубиц калибра 122 мм и 67 гаубиц калибра 152 мм. А. Исаев сопровождает эти гигантские показатели огневой мощи таким «научным» комментарием: «15-й стрелковый корпус обладал довольно скромными боевыми возможностями, соответствующими одной усиленной немецкой пехотной дивизии…» (33. стр. 235). Такая оценка вполне соответствует научной школе товарища Гареева, основанной на использовании поломанных арифмометров, но исправный калькулятор сообщает, что по огневой мощи (вес совокупного артиллерийского залпа 4580 кг) 15-й СК в 3,3 раза превосходил штатно укомплектованную пехотную дивизию вермахта. Что такое «усиленная дивизия» – судить не берусь…

Настоящая глава была уже закончена, когда мне попалась на глаза следующая информация:

«23 ноября в РГГУ в рамках университетского проекта «Высшая школа политики» состоялась публичная лекция военного историка, писателя Алексея Исаева на тему: «Политический аспект в фальсификациях истории».

…На примере интерпретаций истории ВОВ лектор рассказал о существующих технологиях фальсификации и политических причинах этого явления…»

Что ж, нам остается только позавидовать студентам и преподавателям РГГУ: они получили возможность услышать рассказ о грязном ремесле фальсификации истории, а самое главное – о политических причинах этого явления – из уст одного из ведущих мастеров этого жанра…

Глава 5 Загадочный МП-41

Возвращаясь от схем организационных структур к реальным историческим событиям, мы обнаруживаем, что весной-летом 1940 года в персональном составе высшего военного руководства СССР произошли большие перемены. Точнее будет сказать: завершилась крупномасштабная «смена поколений», начавшаяся в 1937 году. Прежние руководители, выдвинувшиеся в годы Гражданской войны, были либо физически уничтожены (Белов, Блюхер, Дыбенко, Дубовой, Егоров, Примаков, Тухачевский, Уборевич, Федько, Якир), либо оттеснены на формально почетные, но второстепенные роли (Апанасенко, Буденный, Ворошилов, Городовиков, Кулик, Тюленев). 8 мая 1940 г. Клим Ворошилов, «первый красный офицер», был смещен с поста наркома обороны СССР. На место, которое 15 лет бессменно занимал этот политкомиссар Гражданской войны, был назначен С.К. Тимошенко, командир с большим боевым опытом. В годы Первой мировой войны Тимошенко был рядовым пулеметчиком, в Гражданскую командовал кавалерийскими дивизиями (6-й, а затем 4-й), во время короткой войны с Польшей (сентябрь 1939 г.) он был командующим Украинским фронтом. 7 января 1940 г. Тимошенко был назначен командующим Северо-Западным фронтом, развернутым на Карельском перешейке. Под его личным руководством была проведена грандиозная – как по количеству привлеченных войск (21 стрелковая дивизия, 8 танковых бригад, 13 артполков РГК, 40 тыс. автомобилей, 7,1 тыс. орудий и минометов, 3 тыс. танков), так и по числу потерь (40 тыс. убитых, 150 тыс. раненых) – операция по прорыву «линии Маннергейма». В августе 1940 г. новым начальником Генерального штаба Красной Армии стал К.А. Мерецков. Достаточно молодой (43 года) генерал армии успел уже послужить военным советником при начальнике Генерального штаба Испанской армии, заместителем начальника Генштаба Красной Армии, командующим войсками Ленинградского ВО. Именно он руководил оперативным планированием войны с Финляндией и подготовкой театра военных действий, а с началом наступления командовал войсками самой крупной 7-й Армии. 1 февраля 1941 г. руководство Генерального штаба снова сменилось – начальником Генштаба стал Г.К. Жуков, в активе которого уже была успешно проведенная операция по разгрому японских войск в монгольских степях у реки Халхин-Гол.

Дней через 10 после своего назначения на пост начальника Генштаба Жуков совместно с Тимошенко подписывает документ исключительной важности и высшей категории секретности: мобилизационный план 1941 года («Схема мобилизационного развертывания Красной Армии»), кратко именуемый «МП-41» (точная дата подписания документа неизвестна, обычно он датируется как «не позднее 12 февраля 1941 г.»). Кроме самих составителей документа, его должны были увидеть еще два человека: Сталин и Молотов, которых военные в конце докладной записки просили «утвердить количество формирований и общую численность Красной Армии, развертываемой по мобилизационному плану 1941 года». (4. стр. 651) На полусотне страниц новые руководители военного ведомства просуммировали все, что, по их мнению, было нужно Красной Армии для того, чтобы она могла на деле стать «самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий». В частности, ударная компонента – танковые войска – должна была увеличиться в ТРИ РАЗА. По плану МП-41 должно было быть сформировано 30 (тридцать) механизированных корпусов, т. е. 60 танковых и 30 моторизованных дивизий. Необходимое для развертывания Красной Армии количество бронетанковой техники и гусеничных тягачей было определено такими цифрами:

– 3907 тяжелых танков (главным образом КВ и 56 пятибашенных Т-35);

– 12 843 средних танка (главным образом Т-34 и 411 трехбашенных Т-28);

– 10 942 легких танка БТ;

– 5118 легких танков Т-26 (в том числе 3546 огнеметных);

– 4069 плавающих танков Т-37/38/40;

всего 36 879 танков.

– 6373 средних бронеавтомобиля (пушечные БА-10, БА-11);

– 4306 легких бронеавтомобилей (пулеметные БА-20);

всего 10 679 бронеавтомобилей.

– 2693 тягача «Ворошиловец»;

– 25152 тягача С-2 и «Коминтерн»;

– 7802 бронированных тягача ПТО «Комсомолец»;

– 55 200 тягачей СТЗ-5 и тракторов;

всего 90 847 тягачей и тракторов.