Чехов и евреи по дневникам, переписке и воспоминаниям современников

в финансовой системе: финансы страны были совершенно расстроены за время Крымской войны и по своей структуре архаичны, что приводило к чудовищным злоупотреблениям.

Александр II повелел отменить с 1 января 1863 г. откупную систему, при которой отдавался на откуп частным лицам сбор косвенных налогов с населения за соль, табак, вино и т. д. Вместо откупов, изобиловавших злоупотреблениями, была введена более цивилизованная акцизная система, которая регулировала поступление косвенных налогов в казну, а не в карманы откупщиков. В том же 1860 г. был учрежден единый Государственный банк России (вместо прежнего многообразия кредитных учреждений) и упорядочен государственный бюджет: впервые в стране начала публиковаться роспись доходов и расходов [ТРОИЦКИЙ Н.];

в сфере народного образования: нарождающиеся капиталистические отношения настоятельно требовали подготовки квалифицированных кадров, повышения образовательного уровня населения в целом.

18 июня 1863 г. был принят новый университетский устав. Он возвращал университетам автономию, впервые дарованную при Александре I в 1804 г. и отмененную в 1835 г. при Николае I. С 1863 г. все вопросы жизни любого университета (включая присуждение ученых степеней и званий, заграничные командировки ученых, открытие одних и закрытие других кафедр) решал его Совет, а должности ректора, проректоров, деканов, профессоров становились выборными, как в 1804–1835 гг. 19 ноября 1864 г. Александр II утвердил и новый устав гимназий. Купцы, мещане, крестьяне вновь получили право учиться в гимназиях, которое было им предоставлено в 1803 г. Александром I и отнято в 1828 г. Николаем I. ‹…› <Однако> устав 1864 г. вводил столь высокую плату за обучение, что она закрывала доступ в гимназии большинству простонародья. Все гимназии ‹…› были разделены на классические и реальные – те и другие семиклассные. В классических гимназиях главным стало преподавание древних («классических») языков, т. е. латыни и греческого, в реальных – математики и естествознания. Классические гимназии считались привилегированными: их выпускники могли поступать в университеты без экзаменов. В начале 70-х годов стало наконец возможным в России высшее образование для женщин;

в армии: огромная армия, построенная на муштре и долгосрочной (25 лет) службе части населения, вооруженная устаревшим оружием, применявшая устаревшие стратегические и тактические схемы ведения военных операций, была по существу не боеспособна. Поэтому преобразования в армии носили особенно радикальный характер. Они растянулись на 12 лет, с 1862 по 1874, но столь взаимосвязаны, что специалисты обычно воспринимают их как единую военную реформу.‹…› Инициатором и руководителем военной реформы был Дмитрий Алексеевич Милютин – генерал (будущий фельдмаршал) по службе и либерал по убеждениям, правнук дворового истопника при царях Иване и Петре Алексеевичах по отцу и племянник графа П.Д. Киселева по матери, близкий знакомый И.С. Тургенева и Т.Н. Грановского, друг К.Д. Кавелина и Б.Н. Чичерина. В течение 20 лет (1861–1881) он занимал пост военного министра и был самым выдающимся из военных министров за всю историю России. Умный, широкообразованный практик и теоретик военного дела, автор пятитомной «Истории войны России с Францией в царствование Павла I в 1799 г.», член-корреспондент, а впоследствии почетный член Академии наук, Милютин сумел придать военной реформе столь необходимые тогда в России рационализм и культуру. ‹…› Были облегчены условия солдатской службы, отменены телесные наказания от кнута и шпицрутенов до розог. Милютин старался изменить самый имидж российского солдата от почти каторжного до почетного: «защитник Отечества». Улучшилась боевая подготовка войск. В отличие от николаевского времени, солдат стали готовить больше к войне, чем к парадам.

‹…› С 1862 г. началось перевооружение армии нарезным (вместо гладкоствольного) оружием. ‹…› более современной стала подготовка офицеров. Часть старых (дворянских) кадетских корпусов была реорганизована в военные гимназии, объем знаний в которых, по сравнению с кадетскими программами, вырос более чем вдвое. В некоторые из военных гимназий (далеко не во все) разрешалось принимать лиц всех сословий. Младших офицеров готовили отныне (с 1864 г.) юнкерские училища. В них процент лиц недворянского происхождения поднялся выше, чем в военных гимназиях, но значительно ниже был общеобразовательный уровень поступавших. ‹…› Главным из всех военных преобразований стала реформа комплектования армии. ‹…› 1 января 1874 г. был принят закон, который заменял систему рекрутских наборов всеобщей воинской повинностью. Закон 1874 г. значительно сократил сроки военной службы: вместо 25-летней рекрутчины, для солдат – 6 лет действительной службы, после чего их переводили в запас на 9 лет, а затем в ополчение; для матросов – 7 лет действительной службы и 3 года запаса. Лица с образованием служили еще меньше: окончившие вузы – 6 месяцев, гимназии – 1,5 года, начальные школы – 4 года. Фактически 6–7 лет служили только неграмотные, но они-то и составляли тогда абсолютное большинство (80 %) призывников. Новый закон позволял государству держать в мирное время уменьшенную кадровую армию с запасом обученных резервов, а в случае войны, призвав запас и ополчение, получить массовую армию. ‹…› Реформа Милютина была выигрышна для России даже чисто экономически, ибо способствовала ускоренному росту железных дорог как необходимого условия для мобилизационных и демобилизационных акций в такой обширной стране, как Российская Империя;

в судебной системе: проведены преобразования обеспечившие, независимость судей, введения адвокатуры, бессословного суда присяжных и пр.

В России до 1864 г. отсутствовал институт адвокатуры. Николай I, считавший, что именно адвокаты «погубили Францию» в конце XVIII в., прямо говорил: «Пока я буду царствовать, России не нужны адвокаты, без них проживем». Так и получилось. «В судах черна неправдой черной» (по выражению А.С. Хомякова) Россия была веками, но после отмены крепостного права оставаться такой она не могла. Александр II это понял и, к чести его (а главное, к благу России), поручил готовить судебную реформу комиссии из лучших законоведов ‹…›. 20 ноября 1864 г. Александр II утвердил новые Судебные уставы. Они вводили вместо феодальных сословных судов цивилизованные судебные учреждения, общие для лиц всех сословий с одним и тем же порядком судопроизводства. Отныне впервые в России утверждались четыре краеугольных принципа современного права: независимость суда от администрации, несменяемость судей, гласность и состязательность судопроизводства. Значительно демократизировался судебный аппарат. В уголовных судах был введен институт присяжных заседателей из населения, избираемых на основе умеренного имущественного ценза (не менее 100 десятин земли или любая другая недвижимость в 2000 руб. в столицах и 1000 руб. в губернских городах). Для каждого дела назначались по жребию 12 присяжных, которые решали, виновен ли подсудимый или нет, после чего суд освобождал невиновного и определял меру наказания виновному. Для юридической помощи нуждающимся и для защиты обвиняемых был создан институт адвокатов (присяжных поверенных), а предварительное следствие по уголовным делам, ранее находившееся в руках полиции, теперь перешло к судебным следователям. Присяжные поверенные и судебные следователи должны были иметь высшее юридическое образование, а первые, кроме того, еще пятилетний стаж судебной практики. Количество судебных инстанций по Уставам 1864 г. было сокращено, а их компетенция строго разграничена. Созданы были три типа судов: мировой суд, окружной суд и судебная палата. ‹…› Единой кассационной инстанцией для всех судов империи являлся Сенат – с двумя департаментами: уголовным и гражданским. Он мог отменить решение любого суда (кроме Верховного уголовного), после чего дело возвращалось на вторичное рассмотрение того же или другого суда;

в сфере межнациональных отношений: Россия, разросшаяся за счет присоединения государственных образований и территорий Средней Азии, Кавказа и Закавказья, из конгломерата национально-религиозных групп, объединенных военной силой, присягой царю и наличием в некоторых случаях внешней опасности, превращается в имперское государство, стремящееся к созданию единой российской нации, путем слияния своих народов – в первую очередь славянского происхождения, в национальную общность. Развитие капитализма требовало участия всех субъектов экономической жизни империи в решении проблем ее хозяйственного и политического управления [ЗАЙОНЧКОВСКИЙ (I)]. В немалой степени это обстоятельство касалось и евреев – крупнейшего неславянского этноса, проживавшего на территории Российской империи: ок. 5 млн. при общей численности населения страны 122 млн. человек. Как и большинство неславянских этносов, евреи проживали в России компактно – главным образом в черте оседлости, и, будучи замкнуты сами на себя в силу, как их собственной традиции, так и государственной изоляционистской политики, практически не участвовали в экономической и культурно-общественной жизни страны.

Князь Сергей Дмитриевич Урусов в своих «Записках губернатора» следующим образом описал судьбу еврейского народа в России в XVIII в.:

Пути, по которым русское правительство водило в течение полутораста лет русских евреев, поистине неисповедимы. Если, с одной стороны, еще в XVIII в. одна из русских императриц «не ожидала от врагов Христа интересной прибыли», то в том же столетии ее преемница видела в евреях тех «средняго рода людей, от которых государство много добра ожидает», указав им обращение к занятиям «торгами и промыслами». Евреев то звали в Россию, то изгоняли, а в конце концов Россия и вовсе стала местом локализации едва ли не самой большой еврейской общины в мире. Что, впрочем, не принесло евреям особого счастья ни в XVIII-м, ни в последующие века. С точки зрения бизнеса еврейское население в Российской империи не то чтобы процветает, как видим. Единственным реальным способом заработать остается торговля, однако, виной тому не только угнетенное положение евреев, но и недоразвитая система торгово-промышленных отношений в стране. Банковская система, биржи, развитие промышленности – все это ждет Россию только в XIX в. [КнУРУС],

– причем, добавим, лишь после начала «великих» реформ, проведенных в царствование императора Александра II «Освободителя». Реформа финансов, проведенная в царствование Александра II, позволила представителям еврейских деловых кругов и с большим успехом проявить свои деловые способности в самых разных областях российской экономики, а Хаскала[64 - Хаскала (Гаскала; ???????????, «просвещение») – еврейское идейное, просветительское, культурное, литературное и общественное течение, возникшее во второй половине VIII в., выступавшее за принятие ценностей эпохи Просвещения, интеграцию евреев в светское сообщество своих стран, роста образования в области светских наук и борьбы за отмену дискриминационных антиеврейских законов в хритианских государствах Европы. Явилось поворотным пунктом в Новой еврейской истории и стала идейным источником всех центральных течений еврейской национальной мысли последующих двух столетий, см. [ЭЕЭ: ХАСКАЛА].] – процесс эмансипации евреев, перекинувшийся в это время из Западной Европы, где проживало 2 млн. евреев, в Россию активизировал их массовый выход на общероссийскую культурно-общественную сцену. Благодаря деловой активности евреев в стране:

Появились ипотечные и различные частные банки, необходимые для финансирования экономики, строительные и другие коммерческие компании, началось активное строительство железных дорог. Многие евреи, скопившие себе первоначальный капитал в дореформенный период на винных промыслах, откупах, коробочных сборах и пр. (Гинцбурги, Поляковы, Зайцевы, Бродские), смогли начать новый большой бизнес. Уже в 30–40-хх гг. в Одессе существовали крупные еврейские банки европейского уровня – «Рафалович и К.», «Ефрусси и К.». В нач<але> 50-х гг. в <одном> Бердичеве было уже 8 банкирских еврейских домов. В пореформенный период этот процесс резко усилился. В становлении различных отраслей экономики России ведущую роль сыграли банкирские дома Гинцбургов и Поляковых, тесно сотрудничавшие с государством. Через <них> размещались российские займы за границей, они были основными агентами по связи российского правительства с зарубежными банками. Банкирский дом Гинцбургов принял участие во 2-м военном займе 1878 г., подписавшись на колоссальную по тем временам сумму в 10 млн. долларов. Активно евреи участвовали в ж.д. стр<оительст>ве. Особенный вклад внесла семья Поляковых. За 22 месяца (рекордный срок) Поляков проложил ж<елезную> д<орогу> Курск-Харьков-Азов с веткой на Ростов-на-Дону. Ему принадлежали угольные шахты Донбасса, пароходство на Азовском море, большое поместье там же. Банкирские дома Поляковых активно ссужали деньги под эти цели промышленного производства. Контролируя значительную часть ж.д. на юге России и часть транспортных судов, евреи создали себе условия для взятия под контроль экспортной торговли зерном и сахаром. В стремительно развивавшейся сахарной промышленности России крупнейшими предпринимателями были Поляковы и Бродские, в прошлом крупные откупщики. Четверть сахарных заводов Юго-Западного края принадлежало в это время евреям. Еврейские сахарозаводчики первыми перешли на новые методы производства сахара, организовав выпуск рафинада. Благодаря бурному развитию торговли сахаром, стали массово сеять на Украине и в Центрально-Черноземном районе России сахарную свеклу. Появилось много плантаций сахарной свеклы. Однако евреи не могли стать их владельцами из-за законодательных ограничений. Евреи в 1878 г. контролировали 60 % хлебного экспорта России, а через несколько лет – уже почти 100 %. Благодаря созданной ими мощной торговой инфраструктуре на юге Российской империи (ж<елезные> д<ороги>, пароходства, банки, страховые компании), экономика края, включая с<ельское> х<озяйство>, внутреннюю и внешнюю торговлю стали особенно бурно развиваться. <Торговцы-евреи> смогли наладить быструю доставку сахара и хлеба ‹…› в порты, а оттуда, как правило, используя еврейские пароходства – за границу.

‹…› В то же время <существовавшие> антиеврейские правовые ограничения не давали евреям расширить свой бизнес, инвестировать деньги, например, в добывающие отрасли. Так, покупка земель (в т. ч. нефтеносных участков) на Кавказе, а также разведка нефти и ее добыча разрешалась только лицам, имеющим право жительства за пределами черты, с согласия министра торговли и промышленности и при отсутствии возражений со стороны наместника Кавказа.

‹…› Власти прекрасно понимали всю необходимость, как общих реформ, так и реформы национально-религиозных отношений. Однако как в первом, так и во втором случае они рассчитывали ограничиться полумерами. В первом случае камнем преткновения стало нежелание самодержавия ввести политические свободы и отказаться от сословного неравенства. Во втором – нежелание полностью эмансипировать (освободить) российских евреев, уровнять их с остальным населением страны (хотя такая эмансипация полным ходом шла в отношении других народов) – прежде всего, в вопросе права повсеместного жительства. Поэтому <эпоха> правления Александра II – <это> период ограниченной эмансипации евреев (если сравнивать с периодами эмансипации евреев в Западной Европе). Первые шаги нового императора в отношении евреев были направлены на отмену наиболее вопиющих положений прежнего законодательства и явились логичным следствием проводимых общероссийских реформ.

Либеральные реформы в отношении евреев Александра II:

‹…› <Предписывалось, что>число евреев в городских думах и управах не должно превышать 1/3 общего состава этих органов. Тем не менее, евреи по Городскому уложению получили право участвовать в выборах городского головы, а также право образовывать с христианами единые курии (фракции), что усиливало их влияние на городские дела. Никаких антиеврейских положений не содержалось и в новых судебных уставах (1864 г.). Евреев наравне с другими избирали в присяжные заседатели, они свободно становились адвокатами и участвовали в процессах в качестве защитников. Многие из них приобрели известность в этом качестве. Некоторые поступали на службу в прокурорский надзор и даже в Сенат. Например, А. Думшевский (1837–1887 гг.), один из лучших в стране знатоков гражданского права, был обер-секретарем Сената. Однако на местах участие евреев в органах юстиции не поощрялось и их постепенно стали вытеснять негласным решением местных властей. То же касалось и евреев – присяжных заседателей. ‹…› Фактически правительство Александра II выполнило необходимые условия для обеспечения капиталистических реформ в России применительно к еврейскому населению: были сняты практически все ограничения на купцов 1 гильдии, были даны все возможности для получения евреями престижного образования и престижных профессий, что открывало им путь к реальной мягкой интеграции в российское капиталистическое общество. <Однако> евреям отказывалось в праве называться народом с присущими ему традициями, обычаями, бытовыми пристрастиями (причем народом, равным прочим, населяющим империю) и пр., а вся проблема уводилась в русло межрелигиозной конфронтации с сопутствующими ей проблемами экономического и политического характера.

‹…› В целом реформы 60–70-х гг. XIX века сыграли выдающуюся роль в истории евреев России. Они дали толчок к разрушению патриархальной еврейской общины, реальной интеграции части еврейского населения с русским обществом, привели к созданию довольно обширного класса еврейской интеллигенции. В то же время эти реформы в силу своей половинчатости создали предпосылки для активизации антисемитских тенденций в русском обществе (евреи продолжали восприниматься как неравноправная и беззащитная часть населения империи) и не привели к необратимости произошедших изменений [ЭНГЕЛЬ].

Марк Алданов (о нем см. [УРАЛ (III)]) – большой почитатель личности императора Александра II, автор романа «Истоки» об «эпохе великих реформ», в историческом этюде «Русские евреи в 70-х – 80-х годах» писал:

Будет вполне естественно, если будущее историографы русской интеллигенции, как дружеские расположенные к евреям, так и антисемиты, начнут новую главу ее истории, с тех лет, когда евреи стали приобщаться к русской культуре, так как роль евреев в культурной и политической русской жизни в течение последнего столетия было очень велика. Главу эту следует начинать с конца 70-х и начала 80-х годов минувшего века. Целое поколение русских евреев к этому времени уже принимало участие в русском революционном движении, хотя их роль в движении была незначительной. Среди революционеров конца 70-х годов евреи были, но численно их было немного и командных высот в русском революционном движении они не занимали. ‹…› Относительно второстепенная роль, которую евреи играли в революционном движении того времени не, объясняется, разумеется, прежде всего тем обстоятельством, что лишь незадолго до того евреи вообще стали приобщаться к русской культуре. Но тут действовали и другие причины. Русские евреи в то время гораздо меньше ненавидели царя и Царское правительство, чем в последние годы. Александр II не был антисемитом. Можно, пожалуй, при желании даже сказать, что он был расположен к евреям, особенно в первую половину своего царствования. В законах о судебной реформе, осуществленной в 1864 г., не имеется нигде каких-либо ограничений для евреев. В училища и гимназии евреи принимались на равных правах с другими учащимися. Евреи имели право держать экзамены и получать офицерские чины. Они также могли получать дворянское звание и нередко получали его. Получив чин действительного статского советника или тайного советника, орден св. Владимира или первую степень какого-нибудь другого ордена, еврей становился дворянином.

Несправедливости для евреев были связаны с отбыванием воинской службы. Немногим известно, что при Николае I евреев солдат была пропорционально больше в отношении численности еврейского населения, чем солдат-христиан, так как при рекрутском наборе евреи обязывались поставлять 10 солдат на тысячу, а христиане – только 7. Этим объясняется, что в войнах 1828, 1830 и 1854–55 годов принимало участие очень много евреев. Но с введением всеобщей воинской повинности эта несправедливость отпала. Почти все позднейшие ограничения евреев были проведены уже в царствование Александра III.

Можно, во всяком случае, утверждать, что в эпоху Александра II вся богатая еврейская буржуазия была совершенно лояльно настроена по отношению к монархии. Именно в это время создались крупные состояния Гинзбурга, Поляковых, Бродских, Зайцевых, Болоховских, Ашкенази. ‹…› В начале царствования Александра II откупщик Евзель Гинцбург основал в Петербурге свой банк, который вскоре занял в столице первое место в банковской сфере ‹…›. Владелец нового банка стал гессенским консулом в Петербурге и он оказал немало услуг гессенскому великому герцогу в Дармштадте. За это Гинцбурги получили в 1871 г. от великого герцогства баронский титул. Супруга Александра II[65 - Супруга Александра II – Мария Александровна, урождённая принцесса Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария Гессенская и Прирейнская (нем. Maximiliane Wilhelmine Auguste Sophie Marie von Hessen und bei Rhein, 1824–1840), приходилась троюродной теткой последней русской императрицы Александры Фёдоровны (Феодоровна, урождённая принцесса Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадская, нем. Victoria Alix Helena Louise Beatrice von Hessen und bei Rhein; 1872–1918), жены ее внука императора Николая II.] была сестрой великого герцога Гессенского, и Александр II, который никогда ни в чем не отказывал своим бедным немецким родичам, немногим позже, по просьбе великого герцога, утвердил баронский титул Гинцбургов и в пределах России. Дом барона Горация Гинцбурга, второго члена баронской династии, посещали выдающиеся представители русской интеллигенции: Тургенев, Гончаров, Салтыков, братья Рубинштейны, Спасович, Стасов[66 - В 1863 г. Гораций участвовал в создании Общества по распространению просвещения среди евреев, в 1878 году стал его председателем.]. Гораций Гинцбург поддерживал добрые отношения с высшей аристократией и даже некоторыми членами царствующего дома, особенно с принцем Ольденбургским[67 - Имеется в виду внук императора Павла I, российский военный и государственный деятель принц Пётр Георгиевич Ольденбургский.].

Почти в то же время другой еврей, Самуил Поляков, приступил к сооружению железных дорог. Он построил 6 железнодорожных линий. В последние годы три брата Поляковы стали потомственными дворянами и тайными советниками. И Гинзбург, и Поляковы жертвовали крупные суммы на различные учреждения и на благотворительность. Почти в то же время другой еврей, Самуил Поляков, приступил к сооружению железных дорог. Он построил 6 железнодорожных линий. <Впоследствии все> три брата Поляковы стали потомственным дворянами и тайными советниками. И Гинцбурги, и Поляковы жертвовали крупные суммы на различные учреждения и на благотворительность. Гораций Гинцбург был одним из учредителей Института Экспериментальной Медицины и Археологического Института. Поляковы жертвовали на лицей цесаревича Николая, на училище Дельвига, на дом студента имени Александра II. Поляковы пожертвовали не менее двух миллионов рублей на благотворительные цели. Эти евреи искренне любили царя и горько плакали, когда первого марта он был убит.

Как бы странно это ни звучало, но так же были настроены и многие бедные евреи, которые не пользовались никаким почетом, не получали ни титулов, ни медалей.

Русско-еврейский писатель Лев Леванда (автор весьма плохих романов на русском языке ‹…›) отнюдь не был состоятельным человеком, но в 60-х годах он был стопроцентным монархистом. ‹…› в 1864 году он был редактором «Виленских Губернских Ведомостей», что было бы абсолютно невозможно во времена Александра III или Николая II. Леванда писал в высшей степени консервативные и даже реакционные статьи, подчас вызывавшие решительная возмущение в русской либеральной печати.

‹…› <При всем этом> Леванда подчеркивал свою принадлежность к еврейству, защищая своих книгах и статьях евреев, он в то же время отмечал их приверженность царскому трону ‹…›. Одна из его статей даже привела в восторг известного реакционного журналиста Каткова, писавшего, что в евреях «Россия могла бы приобрести полтора или два миллиона преданных и лояльных граждан». Правда, Катков при этом выдвинул неожиданное и, можно сказать, нелепое в устах такого умного человека условие: «Чтобы евреи молились на русском языке»! Один из романов Леванды «Горячее время» заканчивается призывом к евреям: «Пробудитесь под скипетром Александра II!»

‹…›

Я не взялся бы обосновать эту мысль, но думаю, что и евреи-революционеры в ту пору не испытывали к Александру II той ненависти, которую испытывали к нему некоторые русские террористы-дворяне, как Герман Лопатин, Екатерина Брешковская или Вера Фигнер. Социал-психолог мог бы заметить, что революционеры, вышедшие из народных низов, сохранили в глубине своей души память о том, что всё же Александр II освободил крестьян от рабства, – в то время, как для русских дворян цареубийство было в какой-то мере «традицией» (вспомним судьбу Петра III и Павла I). <Вот и> несколько евреев, принимавших участие в покушении на жизнь Александра II, сочли нужным подчеркивать, что в мировоззрение доминировал социалистический, а не революционный и террористический элемент.

‹…›

По-видимому, у многих революционеров-евреев было на первом плане стремление к социальной справедливости, укрепившись в них от сознания, в каких тяжких экономических условиях находилась в России преобладающая часть еврейского населения. Нужно сказать, что даже русская полиция не рассматривала тогда евреев как специфически революционный элемент.

‹…›

Я абсолютно не склонен все это изображать как идиллию. Экономическое положение еврейских народных масс при Александре II было ужасно. Но, по-видимому, евреи обладают двумя <исторически – М.У.>, сложившимися характерными особенностями: стремлением к социальной справедливости и чувством благодарности, – или, по меньшей мере, отсутствием слишком острой враждебности к тем властителям, которые проявляют к ним доброту или просто терпимость [АЛДАН (I). С. 49 – 51].

Александр Солженицын в своем анализе состояния «еврейского вопроса» в годы правления Александра II делает упор на доброжелательное в целом отношение русской общественности к вхождению евреев в русскую жизнь:

В 70-х годах началось сотрудничество новых еврейских публицистов – ‹…› Л. Леванды, критика С. Венгерова, поэта Н. Минского – в общей русской печати (Минский ‹…› в русско-турецкую войну собирался ехать воевать за братьев-славян). ‹…› Тем временем центр еврейской интеллигенции переместился из Одессы в Петербург, там выдвигались новые литераторы, адвокаты – как руководители общественного мнения. ‹…› А рядом с развитием еврейской печати не могла не начать развиваться и еврейская литература – сперва на иврите, потом на идише, потом и на русском, стимулируясь образцами русской литературы. При Александре II «немало было еврейских писателей, которые убеждали своих единоверцев учиться русскому языку и смотреть на Россию, как на свою родину». В условиях 60–70-х годов еврейские просветители, ещё столь немногочисленные и окружённые русской культурой, и не могли двинуться иначе, как – к ассимиляции, «по тому направлению, которое при аналогичных условиях привело интеллигентных евреев Западной Европы к односторонней ассимиляции с господствующим народом», – с той, однако, разницей, что в странах Европы общекультурный уровень коренного народа всегда бывал уже более высок, а в условиях России ассимилироваться предстояло не с русским народом, которого ещё слабо коснулась культура, и не с российским же правящим классом (по оппозиции, по неприятию) – а только с малочисленной же русской интеллигенцией, зато – вполне уже и секулярной, отринувшей и своего Бога. Так же рвали теперь с еврейской религиозностью и еврейские просветители, «не находя другой связи со своим народом, совершенно уходили от него, духовно считая себя единственно русскими гражданами». Устанавливалось и «житейское сближение между интеллигентными группами русского и еврейского общества». К тому вело и общее оживление, движение, жизнь вне черты оседлости некоторой категории евреев, к тому и развитие железнодорожного сообщения (и поездки за границу), – «всё это способствовало более тесному общению еврейского гетто с окружающим миром». – А в Одессе к 60-м годам и «до одной трети… евреев говорили по-русски». ‹…› «По сравнению с другими городами черты оседлости в Одессе проживало больше евреев – лиц свободных профессий… у которых сложились хорошие отношения с представителями русского образованного общества и которым покровительствовала высшая администрация города… Особенно покровительствовал евреям… попечитель Одесского учебного округа в 1856–58 <выдающийся хирург и ученый в области прикладной медицины – М.У.> Н. Пирогов». ‹…›

Итак, вообще «среди просвещённого еврейства стал усиливаться… процесс уподобления всему русскому». «Европейское образование, знание русского языка стали необходимыми жизненными потребностями», «все бросились на изучение русского языка и русской литературы; каждый думал только о том, чтобы скорее породниться и совершенно слиться с окружающей средою», не только усвоить русский язык, но ратовали «за полное обрусение и проникновение “русским духом”, чтобы “еврей ничем, кроме религии, не отличался от прочих граждан”». – Современник эпохи ‹…› передавал это так: «Все стали сознавать себя гражданами своей родины, все получили новое отечество». – «Представители еврейской интеллигенции считали, что они “обязаны во имя государственных целей отказаться от своих национальных особенностей и… слиться с той нацией, которая доминирует в данном государстве”. Один из еврейских прогрессистов тех лет писал, что “евреев, как нации, не существует”, что они “считают себя русскими Моисеева вероисповедания”… “Евреи сознают, что их спасение состоит в слиянии с русским народом”». ‹…› В те годы обрусение русских евреев было «весьма желанным» и для российского правительства. Русскими властями «общение с русской молодёжью было признано вернейшим средством перевоспитания еврейского юношества, искоренение в нём “вражды к христианам”».

‹…› Однако в описываемое время «к “русской гражданственности” приобщались лишь отдельные небольшие группы еврейского общества, и притом в более крупных торгово-промышленных центрах… И таким образом создавалось преувеличенное представление о победоносном шествии русского языка в глубь еврейской жизни». А «широкая масса оставалась в стороне от новых веяний… она была изолирована не только от русского общества, но и от еврейской интеллигенции». Еврейская народная масса и в 60–70-е годы ещё оставалась вне ассимиляции, и угрожал отрыв от неё еврейской интеллигенции. (В Германии при еврейской ассимиляции такого явления не было, ибо там не было «еврейской народной массы» – все стояли выше по социальной лестнице и не жили в такой исторической скученности). Да и в самой еврейской интеллигенции уже в конце 60-х годов прозвучали тревожные голоса против такого бы обращения евреев-интеллигентов просто в русских патриотов. Первый об этом заговорил Перец Смоленский в 1868: что ассимиляция с русским обликом носит для евреев «характер народной опасности»; что хотя не надо бояться просвещения, но и не следует порывать со своим историческим прошлым; приобщаясь к общей культуре, надо уметь сохранить свой национальный духовный облик, и «что евреи не религиозная секта, а нация». Если еврейская интеллигенция уйдёт от своего народа – он не вырвется из административного угнетения и духовного оцепенения.

‹…› Тем временем, за те же 70-е годы, менялось и отношение к евреям русского общества, в высшем взлёте александровских реформ – самое благожелательное. Немало насторожили русское общество публикации Брафмана <о них подробно речь пойдет ниже – М.У>, принятые весьма серьёзно. ‹…› … с ‹…› 1874 года, <после принятия нового> воинского устава и образовательных льгот от него, – резко усилился приток евреев в общие, средние и высшие учебные заведения. Скачок этот был очень заметен. И теперь мог выглядеть слишком большим. Из Северо-Западного края ещё раньше раздавался «призыв к ограничению приёма евреев в общие учебные заведения». А в 1875 и министерство народного просвещения указало правительству на «невозможность поместить всех евреев, стремящихся в общие учебные заведения, без стеснения христианского населения». Прибавим сюда укоризненное свидетельство Г. Аронсона, что и Менделеев в Петербургском университете «проявлял антисемитизм». Еврейская энциклопедия суммирует всё это как «наступивший в конце 70-х гг. поворот в настроении части русской интеллигенции… отрекшейся от идеалов предыдущего десятилетия, особенно по… еврейскому вопросу». Однако примечательная черта эпохи состояла в том, что настороженное (но никак не враждебное) отношение к проекту полного еврейского равноправия проявляла пресса, разумеется, больше правая, а не круги правительственные. В прессе можно было прочесть: как можно «дать все права гражданства этому… упорно фанатическому племени и допустить его к высшим административным постам! ‹…› Только образование… и общественный прогресс могу искренне сблизить <евреев> с христианами… Введите их в общую семью цивилизации – и мы первые скажем им слово любви и примирения». «Цивилизация вообще выиграет от этого сближения, которое обещает ей содействие племени умного и энергичного… евреи… придут к убеждению» что пора сбросить иго нетерпимости, к которой привели слишком строгие толкования талмудистов». Или: «Пока образование не приведёт евреев к мысли, что надо жить не только на счёт русского общества, но и для пользы этого общества, до тех пор не может быть и речи о большей равноправности, чем та, которая существует». Или: «если и возможно дарование евреям гражданских прав, то во всяком случае их никак нельзя допускать к таким должностям, “где власти их подчиняется быт христиан, где они могут иметь влияние на администрацию и законодательство христианской страны”»[68 - Куда более резкие, прямые, без каких-либо фигур умолчания антисемитские высказывания и призывы правоконсервативных публицистов И. Аксакова, Ф. Достоевского и др., тенденциозно исключенные из круга примеров Солженицыным, см. в этой главе ниже.].

<Итак,> в России обстановка шла <к предоставлением евреям политических и гражданских прав>. С 1880 наступила и «диктатура сердца» Лорис-Меликова – и велики и основательны стали надежды российского еврейства на несомненное, вот уже близкое получение равноправия, канун его. И в этот-то момент – народовольцы убили Александра II, перешибив в России много либеральных процессов, в том числе и движение к полному уравнению евреев [СОЛЖЕНИЦЫН. С. 172–178, 183].

А вот видение ситуации в области положения евреев в «эпоху великих реформ», в представлении современного израильского историка:

В начальные годы правления Александра II газеты и журналы проявили небывалый интерес к еврейской проблеме, заговорили о той пользе, которую могло бы получить государство от равноправных евреев. Одним из первых опубликовал восторженную статью в «Одесском вестнике» хирург Н. Пирогов, сравнив успехи учеников еврейской религиозной школы Талмуд-Тора с печальным положением дел в христианских приходских училищах. ‹…› Пирогов не побоялся поставить в пример русскому обществу традиционное стремление евреев к грамоте. «Еврей считает своей священнейшею обязанностью научить грамоте своего сына, едва он начинает лепетать. У него нет ни споров, ни журнальной полемики о том, нужна ли его народу грамотность. В его мыслях тот, кто отвергает грамотность, отвергает и закон… И эта тождественность, в глазах моих, есть самая высокая сторона еврея». Обращаясь к русскому обществу, Пирогов провозглашал: «Накормите, оденьте, обуйте бедных приходских школьников. Пошлите ваших жен посмотреть за раздачей пищи и ее качеством, хлопочите о выборе и достаточном содержании педагога… и ваша приходская школа также переродится, как еврейская Талмуд-Тора». На статью Пирогова откликнулись журналисты и, в свою очередь, расширили эту тему. «Воображение не в силах представить никаких ужасов, никаких жестокостей, никаких казней, – писали в «Русском вестнике». – Все они в свое время перепробованы на этом отверженном племени… Нападать на евреев прошла пора, и прошла навеки…» А в газете «Русский инвалид» выразились совсем уж однозначно: «Не позабудем врожденной способности евреев к наукам, искусствам и знаниям, и, дав им место среди нас, воспользуемся их энергиею, находчивостью, изворотливостью, как новым средством, чтобы удовлетворить ежедневно разрастающимся нуждам общества!» В 1858 году редактор петербургского журнала «Иллюстрация» напечатал статью с грубыми антисемитскими выпадами. Ему ответили в газетах врачи-евреи М. Горвиц и И. Чацкин, и тогда редактор «Иллюстраци» заявил в своем журнале, что «некто ребе Чацкин и ребе Горвиц» подкуплены еврейским «золотом». ‹…› за оскорбленных заступилась российская интеллигенция. Более 150 человек опубликовали протест, среди подписавших его – писатели И. Тургенев, Н. Чернышевский, Т. Шевченко, П. Мельников-Печерский, И. Аксаков, историки С. Соловьев и Н. Костомаров, актер М. Щепкин. «В лице г.г. Горвица и Чацкина, – писали они, – оскорблено всё общество, вся русская литература».

‹…› <Вскоре, однако,> многие интеллигенты, готовые прежде посочувствовать «отверженному племен» обнаружили детей и юношей этого «племени» в гимназиях и университетах, еврейских банкиров, купцов и промышленников во главе банков и крупнейших компаний, еврейских инженеров – на строительстве железных дорог, еврейских журналистов – в русских газетах, адвокатов – в судах, врачей – в больницах, а представительниц прекрасного пола этого «отверженного племени», в роскошных нарядах из Парижа, на балах и в ложах театров. Уже восхищались скульптурами Марка Антокольского, аплодировали на концертах скрипачу Генриху Венявскому и виолончелисту Карлу Давыдову, посылали детей в столичные консерватории, которые основали Антон и Николай Рубинштейны, с почтением говорили о скрипичной школе профессора Петербургской консерватории Леопольда Ауэра, откуда выходили прославившиеся на весь мир музыканты. Внедрение <евреев> в русское общество продолжалось. «Все стали сознавать себя гражданами своей родины, все получили новое отечество, – писал еврейский юноша с преувеличением, естественным для восторженного состояния. – Каждый молодой человек был преисполнен самых светлых надежд и подготовлялся самоотверженно служить той родине, которая так матерински протянула руки своим пасынкам. Все набросились на изучение русского языка и русской литературы; каждый думал только о том, чтобы поскорее породниться и совершенно слиться с окружающей средой…» В этом стремлении к скорейшему «слиянию» не очень заботились о национальном самосохранении; самые прыткие, как обычно, уже забегали вперед, предлагая брать русских кормилиц для грудных детей, чтобы «еврейские семейства теснее примкнули к русскому элементу». Евреи-ассимиляторы заговорили о том, что «евреев, как нации, не существует», и они давно «считают себя русскими Моисеева вероисповедания». «Правительство стремится к тому, чтобы, не нарушая нашей веры, облагородить и обрусить нас, то есть сделать нас истинно счастливыми гражданами, – уверяли очередные оптимисты. – Через самое малое время религиозная вражда потеряет свое жало, водворится исподволь мир, братство и любовь». В еврейской газете «День» писали о необходимости «проникнуться русским национальным духом и русскими формами жизни» а поэт Йегуда Лейб Гордон выдвинул популярный по тем временам призыв: «Будь евреем у себя дома и человеком на улице». Интересное дело: многие десятилетия до этого призывы к слиянию раздавались со стороны русского общества, и теперь ему следовало бы раскрыть объятья долгожданным пришельцам. Но «слияния» не получалось. Велико было расстояние между русским дворянином и местечковым евреем, и вдруг этот чужак объявился поблизости – удачливый выскочка, который благодаря богатству и способностям попал в закрытое для него прежде общество, вызывая там раздражение. Менялся со временем его облик, менялись манеры, но проглядывал порой всё тот же местечковый еврей, которого выдавало плохое знание русского языка. Эту характерную особенность <сразу же> отметили русские писатели. У И. Лажечникова: «О вей, о вей! Не знаю, как и помощь».

У М. Салтыкова-Щедрина еврей-откупщик провозглашает с энтузиазмом при виде новобранцев: «По царке (по чарке)! По две царки на каздого ратника зертвую! За веру!» У Н. Некрасова хор евреев-финансистов поёт: «Денежки – добрый товар. Вы поселяйтесь на жительство, Где не достанет правительство, И поживайте, как царрр!» Объявившись во внутренних губерниях, еврейские купцы, банкиры и промышленники усиливали конкуренцию в торговле, фабричном производстве и банковском деле, а евреи-интеллигенты, выпускники университетов, успешно конкурировали с христианами в сфере свободных профессий. Выяснилось вдруг, что мост между народами нельзя строить с одной только стороны. В этом деле нужны два партнера, один из которых желал бы раствориться без остатка в другом народе, отбросив с облегчением национальные отличия, а другой, как минимум, не возражал бы против того, чтобы в его народе кто-то растворялся, и не отпихивал от себя нежелательных пришельцев. Конечно, каждый отдельный еврей мог в душе считать себя русским по воспитанию и культуре, благополучно прожить жизнь с таким комфортным ощущением, но в какой-то момент количество этих пришельцев превысило некую критическую величину, и общество стало реагировать на неожиданное вторжение «восторжествовавших жидов и жидишек». «Москва провоняла чесноком, – писали в русской газете в 1873 году. – Поезд привозит новые и новые толпы жалких, оборванных, грязных и вонючих еврейских женщин, детей и их не менее оборванных отцов и братьев. Неужели все они ремесленники или имеют высшее образование, что находятся в Москве?..»

Сбывалось остережение еврейского писателя И.Л. Переца: «Давно пришла пора и пробил час, и надо выйти на улицу, – вот только люди на этой улице отнюдь не ждут нас». Куда девался прежний гуманизм либерального общества? Что стало с терпимостью и сочувствием к «отверженному племени»? Снова заговорили в печати о походе против евреев, снова обвинили Талмуд, призвав “к уничтожению и искоренению еврейских обрядов”, после чего можно будет «отменить для евреев всякие ограничения». ‹…› Казалось, возвращаются старые времена с их нетерпимостью и насильственными мерами воздействия, но в России уже появилась еврейская интеллигенция, воспитанная на идеалах русской культуры, и ее представителей ранили высказывания тогдашних властителей дум, перед которыми они прежде преклонялись. Славянофил И. Аксаков, пользовавшийся огромным влиянием в русском обществе, писал в газете, что «не об эмансипации евреев следует толковать, а об эмансипации русских от евреев». Особенно <усердствовал на стезе юдофобии> Ф. Достоевский, один из крупнейших писателей того времени. ‹…› его высказывания о пагубной роли евреев производили тяжелое впечатление на еврейскую интеллигенцию, которая шла на сближение с русским народом. <Достоевский>, заявляя: «Я вовсе не враг евреев, и никогда им не был», <одновременно провозглашал, что он> «за полнейшее равенство прав (евреев) с коренным населением», но лишь после того, как «еврейский народ докажет способность свою принять и воспользоваться правами этими без ущерба коренному населению» (подробнее о позиции Ф.М. Достоевского в «еврейском вопросе» см. ниже – М.У.).

‹…› Во время войны с Турцией возросли славянофильские настроения в обществе, ухудшилось отношение к евреям. Не успела закончиться та война, еврейские солдаты не излечились еще от полученных ран, как в городе Калише Царства Польского произошел еврейский погром. Толпа громила синагогу, лавки и дома евреев, а петербургская газета «Новое время» сообщила об этом в игривой форме: «Полудетикатолики преисправно кровянили морды жидят и жидовок». Эта газета выделялась юдофобскими выступлениями, публиковала любой слух, порочащий евреев, перепечатывала любую клевету из любого источника. В 1880 году редактор «Нового времени» А. Суворин опубликовал статью «Жид идет!» – это заглавие стало лозунгом времени, определив антиеврейскую политику на несколько десятилетий вперед [КАНДЕЛЬ. 4].

Движение «Хаскала» в Западной Европе берет свое начало после Великой французской революции, которая в числе прочих своих либерально-демократических актов в 1891 г. утвердила юридическое равенство евреев перед Законом. Это означало получение ими полноправного гражданства без каких-либо предварительных условий.

Эмансипация несла в себе аккультурацию евреев, что предполагало принятие ими частично или, желательно, целиком культуры народа, среди которого они проживают, при сохранении своей религиозной идентичности. Если неэмансипированные евреи были отдельным народом с собственной культурой и религией, имели собственные общины, школы и профессии, иначе одевались, писали и говорили, то аккультуризация превращала их в немцев, французов, датчан… «моисеева закона». Иудаизм же в этих странах становился третьей равноправной государственной религией наравне с христианскими конфессиями – католицизмом и протестантизмом.

В XIX в. для характеристики процессов эмансипации тех или иных народов широко употреблялся термин «ассимиляция», который подразумевает гораздо более радикальное их приспособление, чем аккультурация, граничащее с поглощением в среде титульного народа того или иного государства. В этом случае евреям со стороны европейских элит предлагалось (по умолчанию) полностью отказаться от своей национальной идентичности, чтобы в культурном отношении они стали немцами, французами и т. д. Некоторые сторонники ассимиляции предполагали, что эмансипированное еврейское сообщество примет, в конце концов, христианство и благодаря смешанным бракам в итоге исчезнет. К ассимиляции евреев призывали и социалисты, которые вслед за своим учителем Карлом Марксом полагали еврейство химерической национальностью. В статье «К еврейскому вопросу» Маркс пишет, что «деньги – это ревнивый бог Израиля, перед лицом которого не должно быть никакого другого бога». Для Маркса мирской культ еврея – торгашество; в еврейской религии содержится презрение к теории, искусству, истории, презрение к человеку как самоцели. ‹…› Отождествление еврейства с буржуазным началом, общепринятое среди французских социалистов и немецких младогегельянцев, приводит Маркса к парадоксальному выводу, что «эмансипация евреев в ее конечном значении есть эмансипация человечества от еврейства», то есть эмансипация предполагает полный отказ евреев от своего духовного наследия, исчезновение «еврейских начал» из жизни и культуры человечества [ЭЕЭ/article/12641].

Важным фактором эмансипации европейского еврейства явилось и то, что включившееся в движение Хаскала евреи были не только потребителями европейской культуры, но и сами стремились участвовать в актуальном процессе ее развития. Вскоре наиболее талантливые деятели культуры, вышедшие из еврейской среды, стали играть заметную роль в искусстве, науке и литературе. Во второй трети XIX века в культурной и общественной жизни Парижа, Вены, Берлина и Праги самое активное участие принимали аккультурированные еврейские элиты[69 - Например, в Австро-Венгрии – второй по численности еврейского населения европейской стране, начала ХХ в. наиболее знаменитыми, вошедшими впоследствии в число классиков мировой литературы, были в основном писатели еврейского происхождения: Петер Адельберг, Артур Шницлер, Франц Кафка, Хуго фон Гофманисталь, Стефан Цвейг.].

Широкое участие эмансипированных евреев в экономической, научной и культурной жизни западноевропейских стран поощрялось их правящими кругами, но, одновременно, встречало резкое недовольство всех консервативных слоев населения. Выразителями антиеврейских настроений на политической сцене выступали всякого рода националисты и христианские догматики. В семидесятых годах XIX в. в только что объединенной Бисмарком в империю Германии (Второй Рейх) развернулась жаркая полемике по «еврейскому вопросу»[70 - Германия, начиная с эпохи просвещения, в лице своих больших и малых мыслителей стала цитаделью теоретического антисемитизма, как правого, так и левого толка, см. [ЛОЗИНСКИЙ].]. Именно в это время для характеристики отношения христиан к евреям-иудаистам стали использоваться такие понятия, как антисемитизм и его антоним – филосемитизм. Оба эти понятия появились практически одновременно. Немецкий журналист Вильгельм Марр – политический анархист и страстный борец против еврейского засилья, впервые употребил термин «антисемитизм» взамен аналогичных ему понятий «антииудаизм» и «юдофобия» в своем памфлете «Путь к победе германства над еврейством» («Der Weg zum Sieg des Germanentums ?ber das Judenthum», 1880 г.)[71 - 26 сентября 1879 года Вильгельм Марр основал в Берлине первое европейское антисемитское политическое объединение – «Лигу антисемитов», которая просуществовала до конца 1880 г.]. Этот термин, несмотря на его псевдонаучность – семитами Марр считал лишь «расовых» евреев (sic!) – прочно вошел в международную политико-публицистическую лексику. Ситуация в Австро-Венгерской и Германской империи, где евреи, хотя и были практически уравнены в правах с христианами и официально считались «немцами Моисеева закона»[72 - При образовании новой германской империи евреи, за исключением одной лишь Баварии, везде пользовались всеми политическими и гражданскими правами [ЛОЗИНСКИЙ].], была далека от оптимистической картины религиозно-национальной терпимости. Напротив, в антисемитизме не видели ничего зазорного. Политические партии, газеты, профсоюзы с гордостью называли себя антисемитскими, поднимали антисемитизм как флаг, даже если их основная программа и цели были куда шире еврейского вопроса.

Антисемитизм вместе с национализмом, антикапитализмом и христианской религиозностью[73 - При этом между католиками и протестантами продолжалась ожесточенная грызня.] стал частью национальной самоидентификации консервативных движений, напуганных ростом капитализма [KARP-SUTCLIFFE].