Небо ждёт. Притча о будущем

– Брат Андрей, а ты знаешь, что надо делать, если ты что-то попросил у мироздания, а оно исполнило твою просьбу?

Я уверенно кивнул и ответил:

– Конечно. Ему надо сказать «Спасибо»!

– Верно, брат Андрей! Благодари же его, благодари!

Я посмотрел сквозь лобовое стекло в небо, поклонился немного ему как живому существу и сказал:

– Спасибо тебе, что ты решило войти в мою жизнь. Спасибо, что помогаешь мне и Петру.

Ну, простенько так сказал, а как ещё? Петру, вроде, понравилось.

Когда квадрокоптер улетел, полицейский кордон под давлением общественности тут же стал сниматься, а затор – уменьшаться. Прошло несколько минут, и мы вновь продолжили путь, удаляясь от полиса по магнестрали.

ГЛАВА 2. ЭКЗОРЦИЗМ, ТЮРЬМА, БУДИЛЬНИК

Километров через триста от мегаполиса слева и справа от магнестрали стали появляться посёлки с заброшенными частными домами. Дело шло к ночи, и мы, посовещавшись, решили заночевать в одном из них. День, казавшийся бесконечным, оканчивался по-новому. Мы съехали на обочину, по заросшей травой дороге проехали подальше от магнестрали вглубь деревни и припарковались между деревьями. Я сделал несколько ходок в лес, принёс еловые лапы и ветки, и прикрыл ими наш магнекар, чтобы его не было видно с трассы.

Мы пошли искать подходящий дом. Все домики пахли затхлостью, но разлечься и расслабить спину на ровном полу всё-таки гораздо лучше, чем спать, сидя в маленьком магнекаре, и мы, осмотрев несколько домов, остановились на одном из них. Он отличался меньшей разрухой. Видимо, хозяева его покинули позже, чем остальные. Дверь запиралась на нехитрый засов, а внутри даже остались какие-то предметы интерьера: кровать с прогнившим матрасом, старомодный комод в углу, потемневшее зеркало над ним; на кухне – стол и шкаф с пыльной посудой. Воды в кранах не было. Я выбрал самое чистое помещение и расстелил на полу походный плед, который всегда валяется в багажнике магнекара. Плед, к сожалению, был у меня только один, укрыться же от сырости и холода совсем нечем. Что ж, ничего. Придётся спать в верхней одежде.

На ночь следовало осмотреть рану Петра. Я положил его лицом вниз, задрал на спине одежду и удивился: обширная ожоговая рана уже зарубцевалась. Пётр пребывал в отличном настроении. У него вообще энергия била через край, похоже, так на него подействовал реанимационный коктейль. Я же измучился крайне и повалился рядом с Петром; честно пытался заснуть, но всё ворочался с боку на бок.

Я боялся. Да, я опять боялся, что завтра в восемь утра прозвонит будильник, и всё моё приключение растворится, словно дым. Но Пётр рядом спокойно заснул в том положении, в котором я его уложил, и его размеренное дыхание стало усыплять и меня. Засыпая, я попросил мироздание не оставлять меня, остаться со мной и в завтрашнем дне, и завершил, как меня научил Пётр: «Да будет так». Это было последнее, что я помню, похоже, что после этого я сразу и заснул.

Проснулся я от того, что зверски затекли бока, да так, что не мог подняться. До чего же жёстко спать на полу! Было уже светло, Петра рядом не было. Я приподнял голову, и увидел, что он стоит на коленях на полу у окна и, признаться, непонятно что там делает. Он услышал, что я проснулся, обернулся и спросил бодрым голосом:

– Ты в порядке?

Я с трудом встал на четвереньки и с хрустом размял спину.

– Не знаю… что-то не очень, – пожаловался я. – Не привык к таким условиям. Хотя всё равно рад, что проснулся не дома.

Петр улыбнулся своей замечательной улыбкой, и на душе у меня посветлело.

– Пока ты спал, я сходил на лужайку за домом и собрал кое-что к завтраку. – Он вытащил из кармана полиэтиленовый пакетик. – Смотри! Это – ягоды! Тут когда-то был сад.

Я обрадовался осенней голубике, ведь много лет ел только одни полуфабрикаты, а Пётр продолжал:

– А из листьев смородины и малины я заварил чай. Я такой люблю очень.

Я почесал взлохмаченный затылок, соображая, можно ли не чай назвать чаем, и почему-то спросил:

– Ты, наверное, живёшь в деревне?

– Сейчас нет! – засмеялся Пётр. – Но у нас есть своё хозяйство. Урожайные годы на ягоды бывают часто, всегда живём в изобилии.

– Угу. И всё всегда у вас есть. Даже реанимационный комплект. Какое изобилие!

Пётр быстро посмотрел на меня, ворчу ли я или шучу. Я сделал вид, что шучу. Но поворчать хотелось.

– Андрей, смотри-ка, что нам передала та женщина на вокзале!

Он присел рядом, положил на плед какую-то дощечку, на неё, как на стол, положил свёрток, развернул упаковку и достал колбасу, кефир, хлеб, сыр и творог. Мне стало как-то необычно хорошо и тепло. Я с наслаждением наблюдал, как Пётр, осмотрев кухню, нашёл какой-то тупой нож, как он резал им хлеб, колбасу и сыр, как собирал из них бутерброды. Посуда была чисто вымыта, и Пётр разливал по кружкам чай.

– Где ты взял кипяток? – удивился я.

– В саду есть своя скважина с ручным приводом, я набрал там немного воды, а потом просто во дворе сложил костёр и в кастрюльке вскипятил воду.

Я с восторгом хмыкнул. Он разложил по тарелкам творог и замер, посмотрел на меня с загадочной улыбкой.

– А теперь самое вкусное… – И посыпал творог ягодами.

У меня к горлу подступил ком. Пётр сел напротив, кротко посмотрел на меня и тихо сказал:

– Давай благословим нашу трапезу?

Хоть я не понимал, что он имеет в виду, но сразу согласился, предчувствуя флуктуации мироздания. Я весь подобрался и стал внимательно слушать. Глаза Петра вспыхнули светом. Как будто испугавшись, что я смогу это увидеть, он прикрыл их и начал говорить просто, но с какой-то силой:

– Благодарим тебе за кров, за эту замечательную еду и просим: благослови нашу трапезу и наше общение!

– Да будет так! – восторженно отозвался я.

Что-то произошло со мной. Я вдруг почувствовал невероятный по своей сладости комфорт и покой, которых не знал до этого. Я мог поклясться, что не испытывал такого в жизни никогда. Но почему это произошло от таких простых слов? Пётр открыл глаза и с такой радостью взглянул на меня, что ком в моём горле разорвался слезами. Я не знал, что со мной, я вообще не понимал, что происходит – я ведь не сентиментален! – но я плакал. И со мной это было впервые. Казалось, что всю жизнь я носил в себе холодное сердце и вдруг оно начало размягчаться и таять. Я зажмурился, чтобы сдержать слёзы, но не смог. Они предательски лились по щекам.

– Брат Андрей, – тепло сказал Пётр, как будто не замечая того, что со мной творится. – Ешь!

Я ещё никогда… никогда не ел ничего вкуснее и сытнее этого. Когда мы приступили к смородиново-малиновому «чаю», я спросил:

– Пётр… почему ты обращаешься к мирозданию на «ты»? И почему оно тебя слушается?

Пётр сразу поставил чашку на «стол» и некоторое время смотрел на меня. Я выдержал его взгляд. Я понял, что он сейчас скажет мне что-то важное, и как будто размышляет, готов я или не готов принять то, что он собирается мне сообщить. Я был не готов, но отступать уже не мог и поэтому твёрдо смотрел ему в глаза. Наконец, он заговорил своим невероятно красивым голосом:

– Я обращаюсь не к мирозданию, а к тому, кто его создал; к тому, кто сам есть исток мира и любой жизни, к тому, кто призвал к жизни и тебя, и меня, и каждого живущего на Земле. Его можно по праву назвать Творцом мира и Отцом каждого, кто знает его и любит. Ты спросил, почему я обращаюсь к нему на «ты». Я отвечу: потому что я знаю Его и сильно люблю. В нём самом так много любви и свободы, потому что Он и есть – Любовь и Свобода. Откуда я это знаю? – Пётр перевёл задумчивый взгляд на окно, как будто за его пыльными стёклами мог видеть горизонт. – Ведь такую красоту мира, которая окружает нас, можно создать только с любовью, обладая при этом полной свободой воли и творчества. Когда-то Он освободил и меня. Я очень благодарен за это Ему, и поэтому теперь Ему служу. Имя Его – Бог живой, всесильный, человеколюбивый. Он есть милость, сострадание и радость. Он – мой Бог, я – Его слуга.

Пётр что-то ещё хотел сказать, но замолчал, глядя на меня в упор. Он чего-то от меня ждал. А я… я опустил глаза и задумчиво отпил из своей кружки. Бог существует? Но мне никогда о нём ничего не говорили. Я где-то слышал о Боге, вернее, о людях, что мы люди-боги, что мы добились невероятных технических достижений, покорили природу и естество человека, вывели жизнь в космос и заселили Марс… Но о Боге, как о творце мира, я не слышал ничего. И зачем нужен Бог, когда и без него науке ясно, как образовалась Вселенная? К тому же, по словам Петра, у него были те же качества, как и у обычного человека. А в это как-то трудно было поверить.

Пётр ждал от меня реакции. Я решил его долго не мучить и сказал:

– То, что ты мне сейчас сказал, настолько превосходит моё понимание, что я даже не знаю, что тебе ответить. Но за эти двадцать четыре часа я уже видел столько, сколько не видел за всю свою жизнь. Ты говоришь, что этот Бог есть любовь? Я сейчас почувствовал любовь, но не через какого-то Бога, а через тебя. Честно говоря, я даже не помню от родителей такого. Они были как-то по-особому сухи со мной. А мне тогда очень хотелось любви и… как же её не хватало! – Я сглотнул, чтобы разжать спазм горла. – Я даже не знаю, кто ты, что с тобой происходит, куда ты идёшь и откуда. Но когда ты рядом, когда мы вместе разговариваем с Ним… я испытываю тепло и такую радость и… безопасность, как будто я пирую в крепости. Почему так?

Пётр протянул мне руки ладонями вверх, и я понял, что он просит, чтобы я дал ему свои руки. Я поставил кружку на дощечку и, робея, протянул ему обе руки.

– Закрой, пожалуйста, глаза, – попросил меня Пётр, и я послушался, и тут же был удивлён, что с закрытыми глазами вижу много света. Я резко их открыл, и свет исчез. Я закрыл их снова, и свет опять наполнил всё пространство передо мной. Так странно… Свет исходил от Петра…

– Бога увидеть и доказать невозможно, если у самого человека не произойдёт встреча с ним, – прозвучал во мне прекрасный голос Петра. – Если же она произойдёт, тогда разуверить человека, что Бога нет, будет уже никому невозможно. Ты попросил его о встрече, и он отозвался, и всё, что теперь происходит – по воле его и в руке его. Не бойся теперь ничего, что с тобой будет происходить. Поверь ему и доверь своё время и саму свою жизнь. И это будет самое прекрасное капиталовложение. Возможно, твоя жизнь будет и трудной, но она будет рядом с тем, кто тебя всегда любил и кого, как я вижу, ищешь ты.

Я смущённо слушал его и молчал, всё ещё удивлённый этому свету и его словам. Меня любит какое-то неизвестное сверхъестественное существо? Это было странно и сказочно, нереально и… невозможно. Я хотел ответить, что я вообще-то никого не искал, я просто хотел избавиться от бессмысленности жизни и пустоты. Как будто услышав мои мысли, Пётр произнёс: