Я понял, что надо сказать правду. А правда была в том, что я чувствовал любовь, и это меня смущало, потому что я не понимал, зачем он это спросил.
– Я чувствую к тебе то, что больше дружбы, – обтекаемо сказал я.
– Скажи, брат Андрей, было ли такое же чувство у тебя раньше к другому человеку?
Вот пристал с ножом к горлу! Я задумался, припоминая все свои любовные интрижки, и понял, что то, что я испытываю к Петру – это другое. Это была действительно любовь, но любовь благодарная, любовь восхищения. Но я не знал, как об этом ему сказать, чтобы он что-нибудь плохое обо мне не подумал. Наконец, я признался:
– Да… Да, я действительно за эти два дня полюбил тебя, и это странно. Потому что ещё никто и никогда не делал для меня ничего просто так, не требуя ничего взамен, ещё никто и никогда не говорил мне слов, после которых хочется жить. Ещё ни в ком я не чувствовал столько света и тепла, которые в одно мгновение перевернули всю мою жизнь. Я люблю тебя, потому что всё это сделал ты.
Я залился краской, смущённо и робко посмотрел на него. Пётр же ответил спокойным взглядом.
– Это всё сделал тот, кто во мне, – вдруг с силой сказал он. – Когда ты говоришь, что любишь меня, на самом деле ты любишь во мне Его. Ты любишь Иисуса.
Я потрясённо взглянул на Петра и быстро опять перевёл взгляд на дорогу.
– Иисуса? Но я ведь не знаю его. И как это он может быть… в тебе??
– Андрей! Всё, что ты перечислил – не моё, а того, кто дал мне это как дар. Я же не стою ничего и не имею и доли всех этих качеств. Но я стараюсь жить так, чтобы во мне мог свободно жить Его Дух, понимаешь? Святой Дух Бога, через которого возможно присутствие Божьего Сына Иисуса Христа в этом мире прямо сегодня, прямо здесь и сейчас. Те же люди стали фанатиками, потому что верят в Бога, но Святого Духа не имеют, и поэтому не могут творить дела Бога на Земле.
У меня помутилось в голове.
– Я не понял, – признался я. – Мне надо подумать.
Значит так, начал рассуждать я. Теперь я о Петре знаю много и, одновременно, опять ничего. Я знаю: Пётр – святой, он отделил себя для Бога. Это раз. Он – христианин, потому что делает то же, что и Иисус Христос: исцеляет больных и изгоняет бесов. И знаю, зачем: чтобы люди узнали о Боге. Это два. Ещё знаю, что в нём живёт Святой Дух, через который возможно присутствие Христа в мире, – это три, но… всё это не объясняет, почему его преследуют какие-то особенные люди, и зачем нам надо ехать на восток по этой трассе.
Когда я захотел Петра об этом спросить и повернулся к нему… он крепко спал. Ладно, подозреваю, что насчёт последнего всё равно скоро узнаю.
Солнце уже клонилось к закату. Ещё издалека я увидел девушку, которая шла по ходу нашего движения вдоль дороги. Она тоже увидела наш автомобиль и помахала рукой, чтобы мы остановились.
Я растолкал Петра. Он вгляделся в девушку и сказал:
– Останови, давай спросим, что она хочет.
Я сбросил скорость и плавно притормозил рядом с девушкой. Пётр опустил стекло и спросил, нужна ли какая-нибудь помощь.
Девушка посмотрела на нас, упёрла руки в боки и отставила ножку в высоком ботинке, одетом на босу ногу. Вообще она была невысокого росточка, с круглым лицом и большущими глазами, стройная, но крепенькая, особенно выделялась копной вьющихся бледно-рыжих волос. На ней была свободная голубая юбка, из-под которой торчали загорелые коленки, и сваливающийся с плеча бежевый свитер. Как-то странно это, не жарко всё-таки уже. Вдруг девушка запрыгнула на подножку и оглядела нас озорным взглядом.
Так. Понятно. Я наклонился к Петру и тихо сказал:
– Поехали, Пётр, ничего ей не нужно! Это шалава дорожная!
Девушка услышала и быстро среагировала:
– Ну, пожалуйста! Ну, подвезите меня, я заплачу… как обычно!
Пётр пристально посмотрел ей в глаза и медленно спросил:
– Почему то, что ты делаешь, в твоей жизни стало обычным?
Девушка оторопела и как будто отключилась внутри. Её взгляд остекленел, стал каким-то бессмысленным. Похоже, вопрос Петра вышиб из неё все мозги.
– Я не знаю, – справилась со своим состоянием она, и на её лицо вернулось опять глупое озорство.
– Поехали, Пётр, – нервно сказал я и схватился за рычаг коробки передач.
– Погоди, – спокойно сказал Пётр и положил руку на мою, чтобы я отпустил рычаг. Я послушался, но негодовал.
– Куда тебе надо? – спросил Пётр.
– А куда довезёте, – весело ответила шалава и, склонив голову набок, посмотрела на нас, покачиваясь из стороны в сторону, вися на багажнике и упираясь ногами в подножку.
– Хорошо, а потом ты куда?
– Не знаю, – безразлично сказала она. – Как придётся.
– Ты ела? – спросил Пётр.
– Да, конечно. Я не голодна. – Девушка улыбалась и раскачивалась на подножке.
– Садись, – сказал Пётр.
– Ты что!! – возмутился я.
Пётр вышел, открыл ей, как для леди, заднюю дверь, подал руку, чтобы помочь зайти, запер за ней дверь и вернулся на своё сидение. Мы снова двинулись в путь.
Шалава же эта вся извертелась на заднем сидении, очевидно, мучаясь отсутствием к её особе нашего внимания, наконец, высунулась между водительским и пассажирским сидением.
– Ну, и куда мы едем?
– Тебе-то не всё ли равно, – огрызнулся я. – Едем, куда едем.
Она наигранно надула губы и заткнулась, но ненадолго.
– И вот что, мы так и будем ехать и ехать?
– Да, – спокойно сказал Пётр, – но до темноты.
По лицу шалавы, наконец, пробежало хоть какое-то волнение.
– До темноты? – как-то тихо спросила она. – А дальше что?
Меня это начинало веселить, а Пётр так же просто и серьёзно ей ответил:
– Потом мы заедем поглубже в лес и там припаркуемся на ночь, поужинаем и ляжем спать. Ты ведь с нами поужинаешь?
Кажется, девка струсила. Куда-то делось её глупое лицо. Она откинулась на сидение и стала смотреть в окно. Мы с Петром переглянулись.
– Молчание – знак согласия? – с издёвкой, страшным голосом спросил я, но Пётр недовольно посмотрел на меня и прошептал: