Двое в палате, не считая Будды. Введение в сублингвистику

Это голос рока.
Х о р:
Он не знает,
Он не может,
пациент палаты разум.

– Баста! – завопил Мартин, в момент вся бутафорность исчезла, они вернулись обратно в свою палату.

– Послушай, яблоко как символ из бородатой сказки про этих самых… как их?

– Гусениц?

– Нет, вроде бабочек или гусениц, не знаю, а может драконов – ища в потемках памяти, более древние, чем пыль на бороде Моисея, воспоминания – Мартин бросает резкий взгляд в потолочный справочник, – точно, вспомнил! Лоренцо хлопает в ладоши, и переключает свое внимание с импровизации восьмилапого Гиллеспи на грибного проповедника.

– Давным—давно, когда еще не существовало иллюзий, Великое Сознание Пустоты решило изменить реальность. – Мартин принял позу великодушного, но скромного мессии. Из окна падал слабый свет на образ сказателя, придавая ему священности, будто нимб! засиял над Мартином, упоротым и преподобным! Над 13-ым апостолом, которого стерли из сознания людей, но он то знает.

Откровения 13-ого апостола (из книги Упоротья)

1.В начале Сознание Пустоты сотворило небо и землю. 2 Земля же была не пикселизированна и бесцветна, и тьма над бездною, и Сознание Пустоты носилось над водою.
3.И сказало Сознание Пустоты: да будет свет. И стал свет. 4. И увидело Сознание Пустоты, что свет хорош, и отделило его, при помощи контраста, от тьмы. 5. И назвало Сознание Пустоты свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: первая пикселизация.
6.И сказало Сознание Пустоты: да будет твердь посреди воды и да отделяет она воду от воды (опять же при помощи контраста) и так дальше, бла—бла-бла… Ведь самое интересное началось, чуть позже, по дикой случайности, создало оно какое—то обреченное самосознанием существо, нарекаемое нынче, человек, и дало ему на скидку Лилит, так как с одной было невпопад, дало оно ему еще под ребро Евой, а далее, всем все известно… ну, по—крайне мере некто, в это верит. На востоке же от человеков, был один очаровательный сад, где прорастали гавайские розы, маки, кока, дурман, каннабиноловые пальмы и много, просто жуть, как много, псилоцибиновых грибочков, было бы неловко, непонятно? зачем? и для кого? но Великое Сознание Пустоты быстро схватило эти мысли и создало двух бабочек: Грибоедку и Нектаринку. Эти бабочки были особенны, так как у них не было цикла превращений, они всегда были имаго, и к тому же бессмертны. Вот одно типичное их утро:

– Привет Грибоедка!

– Привет Нектаринка!

– Пойдем на псилоцибиновый завтрак?

– Ты же знаешь, я не создана для этого, я могу питаться только нектарами.

– Эх, жаль, мне бы тоже хотелось попробовать твой королевский завтрак из коки и морфина.

– Второго не дано.

– Не дано.

Они разлетаются по своим рассадам, и к обеду сходятся на Холме Бездумья, где они, на протяжении четырех часов машут в такт крыльями Пустоте – Пустота же дышит тишиной и безмолвием, беспристрастием к своим созданиям, а если вы находите в мире случаи проведения чего—то выше, помните слово детерминизм и силу вашей веры. И может уже завтра снизойдет на вас счастье со вкусом удачи, всего немножко, просто поверьте.

Бабочки же были свободны, от всякого рода вер и поверий, они просто были, зачем им еще какой—то, в чем—то смысл: с утра морфин, в обед кокаин. И жили они так тысячу лет, и еще один год, перед тем как Великое Сознание Пустоты не построило в саду публичную библиотеку, прикрепив над входной дверью табличку:

?НЕ ЛЕЗЬ ОСОЗНАЕШЬ!

И сказало оно им: «Не ходить туда! Не думать, оставить все сомнения (но ведь, говоря слово «сомнение», вы уже его сеете). Так, как вы и ожидаете, да, читатель, их занесло попутными ветрами сомнения, в библиотеку, где их встретил, роковой библиотекарь с предложением почитать: Камю, Ницше, Сартра, Кьеркегор, и прочую рассаду черных мыслей. И познали они истину, которая свела их с ума. О горе! Жгучий яд экзистенциализма отравил их, они осознали себя, отчего им стало скучно их наркотическое существование.

Бытие – к чему ты, если мы твои узники?

Сознание Пустоты быстро просекло что-то не ладное, и вмиг выгнало их на пару с человеками в настоящее, удалив при этом свойство бессмертие, заменив, его на цикличность, также при экспорте в эту реальность где-то еще потерялся файл справедливость. Поэтому все нынче так – умирает, да еще не справедливо, но Цой жив.

Бабочек, как главных виновников, Великое Сознание обрекло быть червями, проходить мучительные циклы перерождений, и существовать имаго всего лишь сущие мгновения. На этом файл «Земля» был закончен.

– И поэтому я теперь должен ненавидеть бабочек? – иронично заметил Лоренцо, потеряв последнюю веру, даже в 13-ого апостола.

– Почему должен, это же всего лишь история, вырванная из былин, кто знает, может они были не бабочками, а осьминогами, – двое пациентов повернулись в сторону читателя и шепотом к другу:

– Мы даже не
Б У К В Ы
мы —
с и м

 о л ы.

////////////////////////////////////////////////////////////

– Жестоко – тихо уронил, в другой комнате, Накатило, как бы вне сюжетной линии, после чего, взялся за стакан, да накатил.

////////////////////////////////////////////////////////////

Мартин попытался достать рукой книгу из-под кровати, но книги – больным не положено, после чего заговорил громче, на 2 размера.

– Все это —

методы,

спекуляции,

приемы.

– А я думал, что все – это рок-н-ролл. – разочаровано всхлипнул Лоренцо.

– Нет, что ты, наивный крестьянский мальчик, из города старых обычаев, рок-н-ролл – это уже классика, настоящее, и та реальность, которую оно отражает, с нашей тенью, все это – фон.

– М-ммм? – чуть-ли не плача, замычал Лоренцо.

– Ф, – О, – Н, фон. – прочеканил Сублингвист.

– С рок-н-роллом понятно, с реальностью и тенями – тоже, а фон, куда и каким местом? – ответил второй, после чего добавил про себя; «Рок-н-рол жив и будет жить!»

– А – Ф – О – Н, получается Афон. Гора такая: монастыри, монахи, – идиллия смирения.

– Не—а, не пойду туда, хоть она святая, вот лучше запатентовать бы свою гору, с прожорливыми до страсти нимфоманками.

– И блэк—джеком? – вяло похлопал его по плечу, сочувствующий друг. Наклонился к нему, посмотрел по сторонам, никто ли их не подслушивает, кроме паука, убедился, что параноиться не к чему, после чего, продолжил шепотом:

– Не то! – прервал его сосед

– Зачем ты заговорил громко?

– Не то ты чешешь, я вот вспомнил про Якобсона.

– Дай справку, чтоб я не думал что он дедушка Кобзона.