Зов крови

– Шлюха! Рыжая подстилка! – в ярости прорычал советник, занося руку для очередного удара.

– Ты можешь избить меня до полусмерти, но лучше убей, ибо и полуживой я каждой клеточкой буду принадлежать тебе! А от любви суккуба не спрячешься даже ты, Тео! – горячо, с надрывом прокричал Золтан.

Злость внезапно уступила место жгучему желанию. Рывком притянув к себе юношу, Тео впился глубоким вампирским поцелуем в разбитые уста.

…В дверь настойчиво постучали. Тео, отвлекаясь от любовника, грубо крикнул:

– Убирайтесь!

Золтан, урча, куснул советника в шею, за что получил игривый, но весьма ощутимый шлепок. Мужские тела, гибко сплетаясь в танце похоти, покатились по каменному полу.

Дверь с треском слетела с петель:

– Именем верховного владыки вы арестованы, Золтан!

Тео резко поднялся, игнорируя факт собственной наготы. Под его ледяным взглядом стражники поёжились.

– Я сам! – вкрадчиво произнёс младший брат правителя.

На столе блеснул клинок. Тео обернулся к прильнувшему к его ногам любовнику и, молниеносно намотав на правую руку медные локоны, крепко прижал лицо молодого человека к своему обнажённому животу. Сверкнуло лезвие, и роскошная шевелюра Золтана осталась в кулаке Тео. В ту же секунду юноша был отброшен к ногам стражников.

– Уведите его! – приказал Тео. В его сине-зелёных глазах застыла одна ледяная слезинка…

…Советник открыл глаза. Сон. Это был проклятый сон. Повернул голову: рядом спал Золтан, рассыпав огненные пряди на грудь Тео.

Поддаваясь порыву, он прильнул к рыжему шёлку губами:

– Возлюбленный мой… твои кудри как пожар, сожравший Помпеи… уста слаще горячей живой крови… чресла подобны крепким лозам долин, где испил я самый сладкий нектар любви…

Опьянённый нахлынувшими чувствами, но готовый нанести смертельный удар, если свидетель и виновник его слабости откроет глаза, Тео белой тонкой рукой сжимал стилет, всегда лежащий под подушкой. Он почти хотел, чтобы Золтан проснулся. Покончить со всем! Но всё же облегчённо вздохнул, видя, что любовник спит глубоким сном.

Поднялся, сверкнув алебастровой кожей. Лёгким быстрым движением облачился в чёрный шёлковый халат до пят, спрятал стилет за пояс.

Поднимался холодный полярный рассвет. Ещё пара-тройка дней и вампиры снова увидят солнце.

Именно тогда брат заставит его жениться. А дотоле у него есть время для Золтана.

В дверь постучали…

Жар погребальных костров

    Надежда Бурковская @nadezhdasandrolini

«Супруг – это Бог твой. Да падёт презрение на всякую вдову, ибо преждевременная смерть мужа тяжким бременем ложится на жену. Её грехи в прошлых рождениях стали причиной трагедии», – офицер британской армии Уильям Райт устало потёр глаза и глухо выругался. Прогрессивный ум европейца начала девятнадцатого века отрицал эту дикость.

Но генерал-губернатор Калькутты требовал от него развёрнутых объяснений для запрета варварского обычая сати – сожжения вдов вместе с телами покойных мужей. Официального закона пока не было, лишь настойчивое желание противников древних традиций. И костры продолжали полыхать…

– Угораздило же меня родиться с редким талантом к восточным языкам и диалектам, – привычно фыркнул Уилл и вдруг нахмурился, заметив из окна своего кабинета сизый дым, который чертил причудливые узоры в утреннем небе. – А это что такое?

Погребальный костёр разгорался. Ведика Кумар безучастно смотрела на пламя. Ещё два часа назад она рыдала, молила о пощаде и отказывалась облачаться в траурное белое сари. Но внушительная доза опиума превратила разъярённо шипящую кошку в покорную жертвенную овцу.

– Покорись, жизнь презираемой вдовы хуже смерти, – шептала мать, стягивая с безвольных запястий дочери браслеты и разбивая их о камень. С этой минуты Ведика была мертва в глазах закона, исключена из своей касты, потеряна для детей и семьи.

«Они правы, я была плохой женой и теперь должна умереть в двадцать пять лет, – в затуманенном сознании Ведики хаотично мелькали картины прошлого. – Не любила его, не хотела, каждая ночь казалась пыткой». Суровые брахманские традиции не предписывали совместное изучение Камасутры, поэтому боль была постоянным спутником несчастной женщины. Мужу нравилась девичья упругость её тела, которую она сохранила даже после рождения двух сыновей. «Ты такая тугая», – шептал Санжай, тяжело наваливаясь на жену и входя в неё без единого поцелуя. «Ещё бы, – сцепив зубы, думала она, – ведь там сухо, как в заброшенном поле перед сезоном дождей». А потом неудовлетворённость тягучим жаром скручивала низ живота, полночи не давая ей уснуть.

– Именем короля, что здесь происходит? – Уильям, облачённый в красный мундир, предстал перед притихшими жителями в сопровождении шестерых грозных солдат.

– Мы хороним почтенного Санжая Кумара. Идите своей дорогой, офицер. Пусть семья спокойно простится с усопшим и оплачет свою потерю, – сурово промолвил старый брахман.

В начале своей службы Уилл стыдливо опустил бы глаза и ушёл. Но после десяти лет жизни в Индии его уже не пронять укорами, а традиции он изучил лучше многих местных.

– Кто эта женщина? Отвечайте!

– Вдова, она безутешна и твёрдо решила соединить свой прах с прахом мужа и повелителя. Мы пытались отговорить Ведику от обряда, потому как чтим указания уважаемого губернатора, но моя невестка непреклонна, – вступил в беседу пожилой мужчина. – Это её право, ступайте с миром.

– Как вас зовут? Вы меня слышите? – офицер Райт под общий возмущённый вздох бесцеремонно встряхнул женщину, та медленно подняла голову. Зрачки её застывших глаз были так расширены, что казались двумя чёрными пулевыми отверстиями. Но это не затмевало удивительную красоту чуть припухших губ, изящного носа, водопада волос и чистой шелковистой кожи.

– Опиум, – констатировал Уильям. – Что-то не очень похоже на трезвое решение. Я забираю эту женщину в форт. Если, придя в себя, она не передумает, то насильно её никто удерживать не станет.

Презрительная тишина была ответом на его слова.

***

– Уже проснулась? О чём задумалась? – нежная рука погладила мою шею, задержалась на затвердевших сосках и устремилась вниз. Жаркое дыхание опалило бёдра. Через несколько бесконечных мгновений мир помутнел и взорвался миллионом радуг.

– И тебе доброе утро, – довольно мурлыкнула я, – да так, кошмар приснился. Как насчёт завтрака, мистер Райт?

– Не так быстро, миссис Райт, – усмехнулся муж, переворачивая меня на живот.

Безжалостные костры далёкой, потерянной навсегда родины постепенно блекли, но всё ещё тлели на задворках моей памяти.

Невозможная любовь

    Лариса Пржевальская @writer_pani_larissa

?

Сквозь решётчатое оконце исповедальни он видит пухлые, чувственные губы, бархатистую кожу и жгучие глаза цвета кромешной ночи. Внимает низкому контральто, что льётся приятной и услаждающей его слух мелодией. Чувствует, как вибрирует его кровь, отзываясь на зов её плоти.

?

***

Как мучительно и жаждуще-нетерпеливо он мечтал приблизить именно этот день, когда Она придёт к нему на исповедь.

Глядя на предмет своего вожделения, он вспоминает, как неистово хлестал себя плетью, стоя на коленях. Возносил молитвы Всевышнему, прося избавить от дьявольского наваждения и пытаясь физической болью охладить пыл своего разгорячённого естества. Как надевал власяницу под сутану в знак смирения и отвлечения от греховных помыслов. Но всё было напрасно. Сквозь нагромождение молитв и псалмов в своём воображении он видел только Её.

Вот и сейчас он представляет, как касается нежной шеи губами и чувствует трепет тела в ответ на ласку. Как жадно приникает к её рту, словно иссушённый зноем пустыни путник, который наконец припадает к источнику живительной влаги.