Зов крови

?

***

Она начала исправно ходить на исповедь, когда их церковь возглавил молодой священник, сменивший ушедшего на покой падре. Каждый раз, садясь как можно ближе, чтобы внимать словам воскресной проповеди, она любовалась его бледным одухотворённым лицом, глазами цвета яркого летнего неба и порывистыми движениями, выдававшими пылкость натуры.

Порой она просто ненавидела своего мужа, завязавшего пьяную драку и нелепо погибшего от чьих-то рук, пырнувших его ножом в пылу потасовки. Строгие законы их веры не позволяли молодой вдове вновь выйти замуж и венчаться в церкви. Тем не менее она позволяла себе изредка грешить с молодыми парнями, унимая неистовый зов своей плоти, разгорячённой жаркими сновидениями. После таких свиданий она шла в церковь на исповедь, чтобы духовный отец отпустил ей грехи.

Но теперь уже никто из её временных любовников не может соперничать с образом молодого падре, приходящего к ней в грешных ночных видениях. В них они не ведают ни запретов, ни стыда и предаются страстным любовным утехам.

В такие дни, проснувшись, она ещё долго лежит в постели, полузакрыв глаза. Лаская себя руками, пытается вызвать продолжение сна и затем встаёт, обозлённая на свою вдовью долю. И с жадным нетерпением ожидает часа исповеди, чтобы снова увидеть Его близко-близко, пусть и за зарешёченным оконцем.

?

***

Исповедь окончена. Шторка задёрнута. И снова к ней наведаются жаркие сновидения. А его ждут бессонные ночи, проведённые в тщетной борьбе с плотским искушением.

До следующей исповеди.

Ты веришь мне?

    Екатерина Курочкина @katiko_ku

Посмотри на меня! Прошу. Ну же! Хочу взглянуть в твои васильковые глаза. Бесконечно глубокие, бескрайние, как воды океана. И тонуть, тонуть. Нет. Как ты меня заметишь? Ты красавчик, спортсмен. А я… Мышь, просто серая мышь.

***

Он держал в руках чёрный конверт с красной сургучной печатью. Водил пальцем по витиеватому отпечатку буквы «Е», растягивая сладкое предвкушение. Сердце забилось сильнее, зрачки расширились. В голове всплыли образы из прошлых писем. Он разорвал конверт, представляя, как сдирает с неё одежду, и поднёс его к лицу. Волна возбуждения накрыла разом. Напряжение пронзило тело. Рот тут же наполнился слюной. Он услышал аромат. Её аромат. Она пахла сочной грушей и свежей росой. Нежной влажной сладостью лотоса и ярким листом смородины. Он облизал губы и почувствовал терпкое послевкусие дерева и мускуса. Мягкие изгибы её тела, одетого лишь в этот аромат, возникали в его мыслях. Он жадно глотал строчки белых чернил на чёрной бумаге. Последний абзац он прочёл много раз.

«Я хочу попробовать твоё удовольствие на вкус. Ты веришь мне? Приходи завтра в полночь. Прямой переулок, строение 13.»

Он видел её много раз, правда, частями. В каждом письме было фото. Бледная кожа нежных бёдер и джутовая верёвка. Изгиб плеча и тонкая шея с широким ошейником. Сексуальные ямочки над ягодицами и яркий след от удара плёткой. Тёмные локоны, падающие на упругую грудь, и острый шип в нежно-розовом соске. В последнем письме было лицо в чёрной кожаной маске и пронзающий страстью взгляд.

Всю ночь ему снилось, как острые ноготки впивались в спину, как извивалось стройное девичье тело, а нежные бёдра туго обнимали его талию. Снился её запах. Проснувшись, он понял, что должен пойти. День тянулся бесконечно. Она занимала все мысли. Сводила с ума.

– Строение тринадцать, – он посмотрел на заброшенный склад. Время шло и надежда на встречу таяла, как жар раскалённого за день асфальта в прохладе летней ночи.

– Привет, ты пришёл, – сзади из темноты послышался ласкающий, бархатный голос.

На секунду показалось, что это лишь игра воображения. Он обернулся и увидел девушку в грубых ботинках и чёрном плаще с капюшоном. На лице маска со снимка.

– Привет, – еле выдавил он из себя, от волнения крутило живот.

Она достала из кармана связку тяжёлых ключей и направилась к двери. Замок легко поддался, и она шагнула в темноту.

– Ты веришь мне?

Он кивнул и ступил следом.

Она подошла так близко, что он чувствовал на себе её горячее, частое дыхание.

– Этот аромат звучит на твоей коже ярче, чем на бумаге, – он скользнул губами по её шее.

Кончиками пальцев он осторожно, боясь разрушить магию момента, снял с неё плащ. Нежная кожа светилась в полумраке. Расстёгнутая белая рубашка демонстрировала соблазнительное тело, кожаная портупея туго обнимала под грудью. Он хотел прижать девушку к себе, но она остановила его, велев раздеться.

Она приковала его наручниками к кресту в виде буквы «Х». Пунцовые губы приблизились к его лицу, она уверенно обхватила рукой возбуждённый член и сорвала острым язычком с его губ сладкий стон. Поцелуи спускались всё ниже, его желание нарастало.

Тело сводило от напряжения и желания прикоснуться к ней. Наручники больно врезались в запястья, а она продолжала ласкать его своим горячим влажным ртом, пока не добилась бурного финала.

С довольной ухмылкой она встала с колен. В руке блеснул скальпель. Он вскрикнул, скорее от удивления, чем от ужаса. В это время его лицо накрыла влажная, резко пахнущая ткань.

Он очнулся на полу. От незнакомки ему на память осталась рана на груди в виде буквы «Е».

***

Повернись! Ну же, давай! Хочу согреться и растаять в твоих тёплых ореховых глазах! Запустить руки в твои густые пшеничные волосы. Хочу слышать твой страстный стон. Хочу оставить на тебе намёк на своё имя. Хочу, чтобы ты помнил меня до самой смерти.

Не замечает. Ничего, скоро и ты меня узнаешь…

Лёля

    Олеся Морозова @ja. pishu

Лёля глубоко вздохнула, прижала к себе папку и вошла в класс. Каждый раз, переступая этот порог, она оставляла за ним испуганную девочку и превращалась в Ольгу Николаевну, учителя русского и литературы выпускных классов.

?Невысокая, хрупкая, с большими синими глазами и вздёрнутым носиком, она была ростом меньше своих учеников. Да и старше всего на семь лет.

?Класс ей достался сложный. Дети из проблемных семей без перспектив и надежд на достойное будущее. Ученики смотрели на учительницу свысока, вели себя развязно. Заводилой был второгодник Данила. Ему уже исполнилось восемнадцать и слава о нём ходила устрашающая. Говорили, что он собственноручно повязал отца-дебошира, когда тот кинулся с топором на мать.

?

Данила заявился в класс к середине второго урока, медленно прошёл к своему месту, кинул рюкзак на пол и, усевшись, положил ноги на парту.

? – Что за шмара? – спросил куда-то в пространство, явно имея в виду застывшую у доски Ольгу Николаевну.

– Училка новая, – подобострастно раздалось с передних рядов.

– Ну-ну, – протянул Данила и перевёл на неё презрительный взгляд.

Лёля почувствовала, как к щекам прилила кровь.

– Вон из класса, – произнесла она тихо, но слова в абсолютной тишине прозвучали отчётливо.

– А если я не хочу?

Она подошла к нему, их глаза оказались на одном уровне.

– Вон. Из. Класса.