Зов крови

А потом оглушающей волной прокатился гром. Земля выгнулась и обмякла, готовая поймать горячие капли дождя все до единой.

Первые крупные дождины испарились в горячем воздухе, даже не долетев до земли. Только кроны высоких яблонь в садах шумно зашелестели, предвещая скорую разрядку.

И после секундной задержки, как после глубокого вдоха, вдруг хлынуло, полило, упруго и настойчиво. Сперва горячие, потом уж ледяные капли падали густо, со смачными шлепками, в разгорячённый песок.

Земляные ложбинки быстро наполнились пенящейся бурлящей влагой. А бугорки выпятились, подставляя себя ласковым струям.

Туча скоро выдохлась, потоки дождя поредели. Солнце, выскочив из-за деревьев, как обманутый муж, злобно жигануло по небу, разогнав последние облачка, словно испуганных любовников, которых застукали на месте преступления.

Земля ещё некоторое время возбуждённо дышала остро пахнущей горькой зеленью, а потом успокоилась.

Да-а-а.

Зов крови

    Игорь Смирнов @ready_steady_write

Девушка была очень красива. Я разглядывал её в неверном пламени множества свечей, восхищаясь каждой линией. Изабелла. Ей бы подошло это имя. Белая кожа матово светилась. Черты лица тонкие и благородные, как у женщин с картин Боттичелли. В пятнадцатом веке люди были другие. Как она сюда попала?

Впрочем, ответ на последний вопрос я знал. В замок она приехала на арендованной машине. Я отогнал маленький фиат в соседнюю провинцию и бросил в лесу. Найдут не сразу.

– Любуешься? – Эва вошла неслышно. Она всегда двигалась, будто призрак. На её лице я заметил недовольство.

– Предвкушаю.

Она хмыкнула, подошла к столу, склонилась над лежащей девушкой и легко провела указательным пальцем от ключицы вниз, по груди, животу. На белой коже остался чуть заметный след от ногтя. Я сглотнул.

Девушка открыла глаза. Эву она раньше не видела. В первое мгновение на испуганном лице вспыхнула надежда. Женщина казалась не такой страшной. Потом увидела меня, глаза наполнились ужасом. Странно, почему они все меня боятся? Видимо, чувствуют.

– Начнём? – шепнула Эва.

Девушка заметалась, насколько позволяли верёвки, которыми она была связана. Моя жена – мастер шибари, каждый раз придумывает что-то новое. Это так красиво! И прочно.

Я подошёл поближе и заглянул в чёрные от ужаса глаза жертвы.

– Как твоё имя? – не мог не спросить. Она не отвечала. Ладно, пусть будет Изабелла.

– Так и будешь болтать с едой? – Эва резким движением запрокинула голову девушки и вонзила зубы ей в шею.

Короткий крик замер, не успев прозвучать. Я устроился на полу и принялся за руку. Моё любимое.

– Опять мимо! Да что ж это такое! – мама. Тоже мастер подкрадываться. Швырнула на пол металлический таз и с усилием задвинула его под стол. По дну застучали капли. – Тощая какая!

Я услышал, как Эва тихо выругалась. Наверняка закатила глаза. Мама потыкала пальцем в обмякшее тело и со вздохом устроилась возле ног. На мгновение возвела глаза к небесам, потом сосредоточенно принялась ковыряться в свежей плоти. Эва бросила голову на стол и выбежала прочь. Я посидел ещё пару минут и пошёл следом. Ужин был испорчен. Опять.

***

– Тони, это невыносимо! – Эва металась по спальне.

– Amore, что я могу сделать? Это моя мама.

– А это мой дом, если ты забыл!

– Amore, ну что ты? Мама жила здесь задолго до того, как мы встретились. Этот дом – её родовое гнездо.

– Бла-бла-бла, Антонио, я слышала это миллион раз! Почему тогда она сама не выкупила замок у своего же братца? Ты обещал, что я буду здесь хозяйкой! Мои деньги – мои правила!

– Ты и так хозяйка, amo.

– Правда? А ты знаешь, что её братец с семьёй жил здесь, как ни в чём не бывало, когда мы уезжали в отпуск? Я говорила, что видеть их не хочу в своём доме! Кто их пригласил?

– Но ты их и не видела.

– Антонио!

– Ладно-ладно, amo, не кричи, мама услышит. Я поговорю с ней.

– И про чёртов таз?

– Обязательно. Иди ко мне.

***

С мамой было непросто. Она с трудом привыкала к новым реалиям, жила, как пять веков назад, во времена моей юности. Это напрягало. Вечно ходила по замку, шаркая стоптанными туфлями на деревянной подошве – современная обувь казалась ей неудобной, тушила свечи в канделябрах, перекладывала вещи на свой лад. Эва бесилась. И таз. Мама видеть не могла, если хоть капля крови пропадала впустую:

– В голодные годы мы крыс жрали!

Ещё мама говорила. Всё время, тихо, монотонно. Даже когда её не было рядом, я слышал, как она бубнит:

– Назажигали свечей, ох, кости мои, сейчас поедим и спать будем, ох, опять на обед дохляка притащили, тьфу, смотреть тошно, водопровод ей подавай…

Водопровод мама так и не смогла принять. Как и канализацию, которую с боем провели на первый этаж. По привычке пользовалась ночной вазой – фарфоровой, с отбитой ручкой и бренчащей крышкой. Это бренчание будило нас днём. Эва ругалась сквозь зубы. Вчера мама выплеснула содержимое горшка в окно. Эва разрыдалась:

– Антонио! Я хочу, чтобы она исчезла!

***

Я налёг всем весом. Послышался слабый хруст.