Мысль творит реальность

И, увидев нас, своих пассажиров, тут же сменила гнев на милость:

– Проходите мои золотые, – сладким голосом сказала она. – Проходите, мои дорогие, – распевно повторяла она, пока мы проходили. И говорила она это с такими злыми глазами, поджатыми губами, что во всей ее «сладкой» интонации слышался настоящий, истинный подтекст: «И носят вас тут черти…» И так заметно и смешно было это несоответствие – злые глаза и сладенький голос, что мы с мужем рассмеялись.

Когда глаза говорят одно, а язык другое, опытный человек больше верит первым.

    Ральф Уолдо Эмерсон

Информация о человеке – о его настроении, состоянии – просто написана на его лице. Поэтому мы определяем по глазам, лицам наших детей, когда они что-то натворили, как бы они ни хотели это скрыть. Мы определяем по лицам наших партнеров, когда они раздражены или расстроены, недовольны или печальны.

Мы читаем, чувствуем людей по их телесным проявлениям, хотя чаще всего делаем это неосознанно.

Если тебя не любит свекровь или теща, то каким бы сладким голосом она с тобой ни говорила, какие бы хорошие слова она тебе ни говорила, – ты ясно чувствуешь эту нелюбовь. Ты почувствуешь эту нелюбовь во взгляде, в произношении, даже во вздохе, которым она завершит разговор с тобой. Все ее истинные мысли, выражающие отношение к тебе, видны, что называется, невооруженным глазом.

Когда к тебе на улице подходит очередной рекламный агент, который бодрым голосом, с сиянием в глазах говорит тебе: «Только сегодня, только для вас распродажа этого замечательного товара, вы можете его купить за такие маленькие деньги, что это будет самая выгодная покупка…» – ты не веришь. Не веришь именно потому, что тебя действительно хотят обмануть и «впарить» ненужный тебе товар. Мы чувствуем неискренность, мы чувствуем фальшь. Мы читаем истинные мысли человека.

И люди точно так же читают нас, видят нашу уверенность или неуверенность. Видят в нас, читают в нас все, что мы сами о себе думаем.

Наши дети тоже прекрасно читают наши настроения, состояния, которые «написаны» на наших лицах.

«Устала… Оставьте меня все в покое… Что за день такой… Глаза бы мои никого не видели…» – читает ребенок на лице у мамы, вернувшейся с работы, и от греха подальше прячется в своей комнате.

Хочешь ты этого или нет, наши мысли написаны на нас, подобно красной бегущей строке. И именно поэтому они сигнализируют людям – кто находится перед ними. И в этом смысле наше поведение, наше телесное проявление – создают реальное отношение к нам людей и приводят к определенным результатам.

Мысль творит поведение, которое и приводит к результату

Мы «читаем» людей.

Нас «читают» другие люди.

И когда мы говорим о том, что мысль творит реальность, мы имеем в виду, что наше поведение, и то, как мы проявляем себя в разных ситуациях согласно нашим убеждениям, – это и создает реальный результат. Реальный отклик на наше поведение.

Потому что мы, будучи теми, кто мы есть, демонстрируем это людям, которые нас окружают. А это, в свою очередь, приводит к определенным отношениям, вызывает определенные события в нашей жизни.

После случая с коляской (когда мне ее не обменяли и не вернули за нее деньги), я много думала об этой ситуации, возвращалась к ней мысленно.

Я, кроме того, что чувствовала себя разочарованной и обиженной, ощущала еще, что никто в той ситуации не отнесся ко мне с уважением, ценя во мне личность, уважая мои права. Ко мне отнеслись как-то очень поверхностно, пренебрежительно, как к существу незначимому, неважному, которому можно просто отказать, – и он все это «проглотит».

Почему, думала я, почему ко мне постоянно так относятся люди? Почему с одними людьми поступают тактично, уважительно, а другим хамят, даже не хотят их толком выслушать, поступают с ними нагло или непорядочно?

Сейчас я знаю ответы на все мои тогдашние вопросы.

Все твое отношение к самому себе – большой ты или маленький, значимый или незначимый, ценный или не ценный ты человек – читается другими людьми. И с нами ведут себя именно так, как мы позволяем с собой обращаться.

Давай еще раз вернемся к уже известной ситуации с коляской как к наглядному пособию: как работают наши мысли на уровне поведения и как они выдают всю информацию о нас другим людям.

Какой я была в той ситуации, когда пришла в магазин, чтобы вернуть деньги за бракованную коляску? Кем я себя ощущала? Что я о себе думала?

Я чувствовала себя маленькой и незначимой. Я была скромной, робкой и неуверенной. Даже продавщицу, молодую женщину, я ощущала большой и значимой, а себя – маленькой жалкой просительницей.

– Добрый день! – сказала я ей, сказала доброжелательно и даже заискивающе, потому что от нее зависело, вернут ли мне мои деньги. – Вы не могли бы мне помочь…

И я, сбиваясь и волнуясь, объяснила ей, что произошло.

Я действительно объяснила это, волнуясь и сбиваясь, как говорят робкие и неуверенные в себе или в своей позиции люди.

И моя тревожная, неуверенная интонация, мое волнение, мой взгляд – виноватый и заискивающий – уже рассказали ей обо мне все: и кто я есть, и чего я стою, и как со мной можно обращаться.

Продавщица посмотрела на меня, как смотрят на несчастную жертву, посмотрела высокомерно и надменно и тоном начальника, решающего судьбу подчиненного, сказала:

– Ну, не знаю, что мне с вами делать… Сразу надо было смотреть…

Я дернулась было сказать, что брак этот не мог быть обнаружен в магазине, но промолчала, потому что тоже почувствовала в ее интонации начальника, строгого и непримиримого. И робко начала мямлить что-то вроде – «может быть, как-то можно…»

– Идите к директору, – строгим голосом сказала продавщица и отвернулась от меня, показав всем своим видом, что я с моей проблемой ее больше не интересую.

(О, как прекрасно чувствуют нашу неуверенность продавцы, регистраторы, уборщицы – вообще весь обслуживающий персонал, который должен знать свое место и просто качественно выполнять свои обязанности! Они никогда не позволят себе так себя вести с уверенными людьми, чья уверенность, «ценность» видна, читается сразу. Но как не доставить себе удовольствие поиздеваться, покомандовать над слабой и робкой жертвой!)

После такого «ласкового» обращения я вообще сникла и, ощутив себя еще более неуверенной, пошла к кабинету директора.

Я подошла к кабинету директора, посмотрела на табличку на двери и остановилась, сомневаясь, стоит ли мне вообще туда идти.

Я боялась даже продавца, а тут – директор! И я стояла перед кабинетом долго, решая, идти или не идти к нему, потом робко постучала в дверь.

Я постучала именно робко, тихо, как и стучат неуверенные в себе люди, боясь побеспокоить, боясь потревожить других. Даже своим стуком они говорят: я – маленький, робкий, неуверенный человек.

Директор магазина, услышав этот стук, уже знала, кто стучит. Так не стучат уверенные, знающие себе цену люди.

Они заявляют о себе громко. Они стучат громко. Они никого не боятся побеспокоить. Они как бы говорят: слышите – я иду! А тут стучала маленькая «жертва».

– Войдите! – услышала я строгий голос. Сердце мое дрогнуло от строгого этого голоса, и я еще более неуверенно приоткрыла дверь кабинета.

Я именно приоткрыла дверь, просунула туда голову и робким голосом спросила:

– Можно?

И этот мой жест – немного приоткрыть дверь, показав свою робость, и моя интонация – скромная, почтительная, – рассказали хозяйке кабинета, кто к ней входит.

Уверенные, знающие себе цену, умеющие постоять за себя люди и в кабинеты входят уверенно – широко распахивая двери, показывая, сколько места нужно такому большому человеку. Я же, что называется, «просочилась» в дверь, показав всю свою «величину».

Думаю, диагноз директором был поставлен сразу же: в кабинет вошла робкая, неуверенная в себе, запуганная женщина, которая не сможет за себя постоять, не будет отстаивать свои права, спорить, а будет лишь согласно кивать головой и извиняться.

Я же всем своим поведением продолжала «сигнализировать» – кто я и как можно со мной обращаться. Зайдя в кабинет, я села на краешек стула, как бы показывая, что я ненадолго и много внимания к себе не потребую.

Я села так, как садятся скромные и робкие посетители. Потому что значимые, важные люди садятся, занимая весь стул целиком, откидываются на спинку стула как хозяева положения. И разговор они ведут как хозяева положения: «Почему мне продавец не возвращает деньги за коляску? Почему коляска по такой цене – бракованная?..»

Но это была не я. Сидя на краешке стула, я тихим голосом начала мямлить: «Может быть, можно…» Это и решило исход моего дела. Все мои проявления показали, как можно со мной обращаться.

И ничего удивительного не было в том, что хозяйка этого кабинета обращалась со мной, – как с маленькой «жертвой», с которой можно было не церемониться. И мне отказали даже в том, что должны были сделать – вернуть деньги. Отказали, будучи абсолютно уверенными, что я не стану возмущаться, что я соглашусь с отказом. Что я не постою за себя.