Мерцающие

– Хотелось бы узнать для начала, кто ТЫ такой. Ложись.

– В голове какой-то сумбур. Ничего не могу понять. Где я?

– Сиди смирно.

Фиона разбудила спящую и отправила сообщить обо всем старшим.

– Тебя еще допросят наши мужчины. Возможно, с ними ты что-нибудь вспомнишь.

– Это угроза? Меня будут пытать? Кто вы такие?

– Нам незачем тебя пытать. Мы спасли тебе жизнь.

– Правда? – юноша осмотрел повязки, побагровевшие от резких движений.

– Тебе бы сейчас лучше лежать спокойно.

– Где моя лошадь?

– Сбежала. Ты тоже хочешь сбежать?

– Я не знаю, кто вы. И где я. И почти ничего не помню.

Фиона внимательно наблюдала за эмоциями на его хорошеньком поздоровевшем лице. Она ненавидела лжецов и умела с ними обращаться, но этот, кажется, говорил искренне.

– Мы – люди, которые спасли тебя и вытащили с того света. Зла мы тебе не желаем.

– А что вам нужно?

– Правда.

– Если бы я сам ее знал…

– Как твое имя?

Юноша задумался, прикрыл глаза и откинул голову на широкую деревянную перекладину.

– Яс… Ясперс. Меня зовут Ясперс. А тебя?

Распахнув большие голубые глаза, юноша воззрился на нее снизу вверх. Его обеспокоенный взгляд внушал доверие. Фиона не успела ответить, как ее окликнул голос отца снаружи.

– Фиона! Ты в порядке?

– Да, – отозвалась она. – Вот он. Пришел в себя и, наконец, нормально говорит.

Отец и остальные приблизились.

– Даже имя свое вспомнил, так что не все потеряно.

– Добрый день, – сказал Ясперс, подобравшись, с опаской оглядывая рослых мужчин. – Эта девушка сказала, что вы спасли мне жизнь. Если это так, я премного благодарен вам. Похоже, жизнь – это все, что у меня осталось, так что я не сумею вам ничем отплатить.

– Мы сделали это не ради награды. Как тебя зовут?

– Ясперс.

– Понятно. Значит, тот самый.

– Что это значит? – уточнила Фиона.

– Приближенный короля, изгнанный за… некую провинность, – ответили ей, избегая острых углов.

– Меня оклеветали.

– Значит, память к тебе возвращается?

– Не ручаюсь, что помню все, но готов ответить на ваши вопросы.

– Хорошо. Такой разговор нас устраивает. Но для начала дадим парню поесть, что скажете? Он еле держится в сознании.

Ясперс ел самую обычную деревенскую еду с большим аппетитом и без стеснения, чем заслужил естественное одобрение. Лишь доев все до последней ложки, он заговорил. Избалованным или брезгливым его вряд ли можно было назвать, но все же по манерам и говору было очевидно, что он долго жил при дворе. Светская жизнь оставляет крепкий отпечаток, особенно заметный простолюдинам.

Фиона присутствовала при опросе Ясперса и тоже задавала свои вопросы с подвохом. Ей хотелось припоймать его на обмане или неточности, которые обязательно всплывают, если человек врет. Но несмотря на то, что юноша рассказывал сбивчиво и многое вспоминал по ходу разговора, ничто внутри его истории не противоречило друг другу, а даже наоборот – внушало доверие своей на первый взгляд бессвязностью и последующей ясностью.

Его не в чем было упрекнуть или заподозрить, но Фиона от этого лишь напрягалась еще сильнее. Бдительность остальных значительно притупилась после двухчасовой беседы с Ясперсом. Он произвел впечатление благочестивого, воспитанного и хорошо образованного юноши, который перешел кому-то дорогу и был бесчестно опорочен в глазах правящей семьи. Его заключили в темницу, но с помощью добрых людей, не поверивших в ложь, Ясперсу удалось бежать и скрываться в непроходимых лесах. Пропажа быстро вскрылась, его искали и преследовали, чтобы убить. В тот вечер он был обнаружен недоброжелателями, и в схватке с ними получил тяжелые раны. Лошадь спасла его, умчав прочь и затерявшись в лесу, а дождь размыл ее следы, отчего, видимо, его не смогли преследовать, чтобы добить. Больше он ничего не помнил, так как потерял сознание.

Выслушав правдоподобную историю Ясперса, жители удалились на собрание, а юноше дали отдохнуть. Фиона настояла, чтобы с ним оставили надзирателя на всякий случай. Она не доверяла Ясперсу и даже не собиралась скрывать этого от него. Молодой человек не выказал обиды, что сыграло в его пользу. После допроса он выглядел обессиленным и хотел побыть в покое. Никому и в голову не могло прийти, кроме Фионы, что Ясперс в таком состоянии замышляет побег или нападение. Он выглядел слишком слабым. Но, решив перестраховаться, к ней прислушались и оставили молодого парнишку настороже.

На этот раз совет был на удивление недолгим – Ясперсу поверили, а Фионе нечего было возразить. Пока что. Пришлось смириться с решением долечить гостя и отправить на все четыре стороны. Утешало то, что знахарь обещал скорое выздоровление. Ясперс ни у кого не вызывал двойственных чувств, подозрений или тревоги. Его восприняли как человека, не способного ко злу, оказавшегося не в то время и не в том месте. И даже Фионе с течением времени стало казаться, что она перегибает палку.

Этот юноша действительно жил при дворе, сомнений не осталось: он был учтив, эрудирован, витиевато изъяснялся. Фиона ни разу не сидела с ним, но часто слышала от других девушек, как много увлекательных историй знает Ясперс и как чудно он порой разговаривает.

Спустя время он стал выходить на прогулки, которые можно было назвать активными лишь с натяжкой. Сердобольные девушки курировали его перемещения, опасаясь неосторожного шага и падения, но Ясперсу смертельно надоело валяться в хлеву – он хотел двигаться и дышать свежим воздухом. Ему помогали, в ответ он вел себя дружелюбно. Мужчины подобрели к нему: по крайней мере, он не трогал их дочерей, даже наоборот – обучал этикету, читал им немногочисленные книги, что нашлись в деревне, знакомил с иностранными языками, которых знал много даже для образованного человека.

Девушкам было интересно проводить с ним время и заботиться о нем, но Фиону не покидали смутные подозрения. Ее тоже звали пообщаться с Ясперсом, но слышали лишь язвительное «у меня нет времени на пустые разговоры» в ответ. Она догадывалась, зная местных девиц, что некоторые из них, особо амбициозные, планировали обворожить Ясперса и уехать с ним из этого богом забытого места, вырваться в другую жизнь, с балами и нарядами, без голода и тяжкого ежедневного труда.

Такие мотивы были очевидны и предсказуемы, не стоило винить мечтательниц в дерзких планах на будущее. Однако Ясперс вовсе не собирался открывать кому-либо сердце. За полторы недели пребывания здесь он не выглядел ни капли влюбленным или очарованным. Дружелюбен и учтив со всеми одинаково, он всегда знал меру – в нем отчетливо читался бывший придворный фаворит, привыкший вести политические игры ради личной выгоды, любезничать со всеми, но держать дистанцию. Эта догадка позволила Фионе заподозрить Ясперса в неискренности и сокрытой корысти и вдоволь поразмышлять над этим.

Юноша медленно, словно нехотя шел на поправку, признаваясь, что с радостью остался бы жить здесь, да боится навлечь беду на хороших людей. Едва раны подзатянулись, его прогулки стали более частыми. Он даже настаивал на том, чтобы помочь мужчинам в охоте или ремонте, но никто его не пускал заниматься серьезной работой.

– Фиона же помогает вам, почему я не могу? Видите, я же стою на ногах и могу выполнить посильный труд. Мне совестно, что я живу тут бесплатно и объедаю вас.

Фиона лишь фыркнула на это и отвернулась.

– Фиона не помогает нам, она работает с нами наравне, – объяснили ему. – Но Фиона делает это давно, ей в привычку. К тому же у нее нет швов, которые могут разойтись. Набирайся сил, а об оплате поговорим позже.

Мучимый совестью, Ясперс отправился бродить в компании нескольких девушек, для которых стал и развлечением, и предметом страстной ревности. Фиона ловила себя на мысли, что тем чаще думает о Ясперсе, чем ближе его выздоровление. Она подозревала его, ждала подвоха в этом чистом невинном мальчике, гримасу злости на светлом лице, хоть на секунду! Но Ясперс не давал ей шанса. Он был идеален и не совершал необдуманных поступков. Будто специально он был таким осторожным, чтобы лишить бдительности остальных.

Вскоре на совете Фиона подняла вопрос о том, не слишком ли Ясперс уже здоров, и не пора ли отпустить его на все четыре стороны. К юноше отправили знахаря, но оказалось, что одна из ран воспалилась и загноилась, что причиняло Ясперсу боль, о которой он стеснялся рассказывать. Его отчитали за прогулки и приказали никуда не выходить до полного выздоровления. Вновь ощущая себя узником, Ясперс просил прощения за свои ранения и обещал вскоре покинуть деревню.