Не хочу в тюрьму. Только не сейчас. Только не я. Только не из-за этого придурка. Нет – не бывать этому, и точка. Эта мысль, простая и яркая, как вспышка молнии в анимационном кино, на несколько секунд парализовала меня.
Я стояла перед зеркалом в благоухающей ванилью ванной, все вокруг было таким знакомым – бесконечные стеклянные флаконы, разноцветные ароматические свечи, упаковки с краской для волос, змейки резиновых бигуди. И мое побледневшее лицо в забрызганном зубной пастой зеркале – красивое лицо, ухоженное.
И сейчас, вот прямо сейчас мне необходимо позвонить в милицию и сообщить о совершенном преступлении. Один телефонный звонок, и мой миниатюрный ванильный рай распадется на тысячу осколков, как неловко уроненный на кафель хрустальный флакон с духами.
Я присела на край ванны. Может быть, наполнить ванну теплой водой, перемешанной с розовым маслом, – в последний раз испытать дивно пахнущее блаженство релаксации? Эх, сколько поступков мне вдруг отчаянно захотелось совершить в последний раз! Поболтать по телефону ни о чем, съесть бутерброд с икрой, перечитать в сто пятидесятый раз Сэлинджера, посмотреть дурацкое телевизионное ток-шоу, померить оранжевые чулки с подвязками, которые я на прошлой неделе смеха ради купила в секс-шопе.
Я не хочу в тюрьму, а значит, не бывать этому.
Надо немедленно успокоиться. Есть ли у меня другой вариант? Как скоро будет найдено тело? Сегодня среда, раньше пятницы в дачном поселке народ не появится. И как быстро подозрения падут на меня? В последнее время мы так мало общались – наверное, сначала следователь пройдется по его близким знакомым. А знакомых у него – тьма-тьмущая. Особенно женщин, и каждая третья – ходячее воплощение страстной ревности. Кажется, убегая с дачи, я вымыла свою чашку. Конечно, там полно отпечатков моих пальцев, но откуда им знать, что отпечатки – именно мои?
Спокойно. С чего я вообще решила, что звонить в милицию необходимо? Полный бред, но виноватой я себя почему-то не чувствую. С моей точки зрения, подлец, измучивший столько женщин, включая меня, получил по заслугам. Он меня изнутри высушил, я стала черствой и вот теперь даже не способна испытать чувство вины.
Если я уеду из Москвы, кто меня найдет? Деньги у меня есть, не много, конечно, но на первое время хватило бы – а там устроюсь как-нибудь. И вообще, будет ли меня кто-нибудь искать? А если еще внести небольшие изменения во внешность…
Вряд ли в тот момент я соображала, что делаю. Скорее действовала на автомате – схватила коробочку с раствором «Домашняя химия» и бигуди. На коробке была нарисована глупо улыбающаяся блондинка, кудрявая, как овца. Подарок мамы – мама всегда считала, что мне стоит немного оживить свою внешность. Еще у меня была черная краска для волос, крем-автозагар и цветные контактные линзы, которые превратят мои прозрачно-голубые глаза в воспетые «очи черные». Я прекрасно понимала, что собираюсь сознательно уничтожить собственную привлекательность. Мне совершенно точно не пойдет цыганский цвет волос, да и выполненная в домашних условиях химия сделает меня похожей на продавщицу из овощного ларька. Зато никто не сможет признать в вульгарной безвкусной тетке светскую красавицу – меня. Почему-то мне было весело и легко.
Через три часа на Савеловском вокзале появилась чернявая женщина неопределенного возраста. Она была одета в бесформенный серый балахон, застиранный китайский пуховик и дутые сапоги – дешевые, но практичные. В ее руках была черно-белая хозяйственная авоська. Женщина ничем не выделялась из вокзальной толпы, она выглядела как типичная жительница глубинки, усталая мать как минимум двоих детей. На лице ее были заглавными буквами выведены все ее нехитрые проблемы – денег мало, муж пьет, молодость на исходе, а до старости еще далеко… Как бы удивился случайный наблюдатель, если бы ему удалось ненароком заглянуть в неприметную авоську этой невзрачной, побитой жизнью дамы, – ведь внутри он с удивлением обнаружил бы блестящее портмоне из лакированной кожи крокодила. Да и содержимое портмоне было под стать дороговизне самого кошелька. Две тысячи долларов, несколько тысяч рублей и изящные золотые часики с плавающими бриллиантами на циферблате.
Но никто не знал о богатстве, тщательно спрятанном в заношенной сумке, поэтому и на ее хозяйку никто внимания не обращал. А она тем временем подошла к кассе, купила первый попавшийся билет на первое попавшееся направление, а потом уселась на лавочку на перроне.
Она понятия не имела о том, куда едет.
Этой женщиной была я.
Глава 3
Чудеса да и только. Что за странный вечер. Мужчина, похожий на Энрике Иглесиаса (та же волнующая смуглость, та же милая, как у барышни со старинного портрета, родинка на щеке), проявив похвальную настойчивость, познакомился с ней, Ольгой Бормотухиной. Угостил ее куриной кесадильей (какое вкусное слово – кесадилья – так и веет от него ленным южным берегом и остывающим пляжем), не позволил ей заплатить за обед, доставил к подъезду да еще и номер ее телефона записал!
Ольга поднималась по лестнице, весело мурлыкая песенку – ну конечно же! – Энрике Иглесиаса «Bailamos». С испанского переводится как «танцуем». Хо-хо, мы еще потанцуем, улыбалась Ольга. Так потанцуем, что какой-нибудь Владке с ее длинными тощими ногами и не снилось! Кто придумал такую глупость – считать костлявые конечности сексуальными, а плавность линий превратить в порок?!
Поворачивая в замке ключ, Ольга подумала: «А может быть, все-таки примерить белье, которое мама на Новый год подарила? Чем черт не шутит…»
Ключ не поворачивался. Этому неприятному факту могло найтись только два объяснения: либо некстати сломался замок, либо…
Дверь распахнулась, на пороге стояла Влада, хорошенькое подвижное лицо которой было, намазано какой-то густой синей массой.
– Олечка! – даже за толщей косметической маски было видно, что у Влады очаровательные ямочки на щеках. – Олечка, прости, что я вот так, без приглашения!
– Да что уж там, – пришлось ответить Оле.
Откровенно говоря, она не была рада видеть сестру. При Владке не примеришь сиреневые стринги. Не понежишься в пенной ванне, вслушиваясь в блаженную тишину. Не помечтаешь спокойно о предстоящем свидании с «иглесиастым» Эдуардом. У Ольги не было сомнений в том, что новый знакомый обязательно назначит ей свидание. В противном случае зачем бы ему понадобился ее телефон.
Запасные ключи от Олиной квартиры на всякий случай хранились у мамы. Это была инициатива тети Жанны, которая справедливо полагала, что береженого Бог бережет, да и вообще – мало ли что. «Мы воспользуемся ключом только в форс-мажорных обстоятельствах», – успокоила мама Ольгу. И вот заветным ключиком воспользовалась Влада. Судя по ее цветущему виду и оживленному смеху, появление ее в квартире сестры ничего общего с форс-мажором не имело. Просто Владке вздумалось отдохнуть от говорливых мамы и тети Жанны.
– Олечка, прости меня, милая! – закружилась по комнате Влада. Она была одета в домашний невесомый халатик («Ага, и пеньюар привезла, неужели останется ночевать?» – тоскливо подумала Ольга). – Просто у меня такое происходит! Мама ничего не понимает, а моя жизнь рушится!
– Что за бред? – Оля скинула сапоги. Рядом с изящными красными ботиночками Влады ее сапоги выглядели огромными. У Ольги был сорок первый размер ноги.
– Представляешь, я вчера позвонила Гоше Кудрину. Он отмечал Новый год у своих родителей, в Сочи. А вчера должен был прилететь, и я так надеялась его увидеть. А он трубку не взял, идиот. Хотя мобильник работает, следовательно, он уже здесь!
Словосочетание «Гоша Кудрин» пребольно укололо Ольгу в область сердечной мышцы. За новогодние праздники она успела почти забыть о нем. И он, уж точно, отступил на второй план по сравнению с кесадильей из курицы и прилагающимся к ней атрибутом в виде заинтересовавшегося Ольгой брюнета. Но стоило Владе произнести: «Гоша Кудрин», как тоскливо заныла знакомая занозка. А ведь завтра Оля его увидит. И он, насмешливо улыбнувшись, потреплет ее по плечу и беззлобно скажет: «Привет, мой Борец Сумо!» А потом поведет Владку в бар телецентра Останкино, кофе пить.
– И это все?
– В смысле?
– В смысле это вся трагедия? Гоша Кудрин не взял трубку, и ты сделала вид, что твоя жизнь рушится?
– Какая ты злая, – надула пухлые губки Влада, – а я, между прочим, не знаю, люблю его или ненавижу. Он такой хам иногда бывает. Знаешь, что он мне сказал перед праздниками? Что я стала толстая. Кстати, я там купила курочку-гриль. Мой руки, я ее сейчас в духовку поставлю.
– Лучше чайник поставь. Я не голодна, пообедала в городе. Кесадилью из курицы ела, – Оля все же не удержалась от хвастливого комментария, – это кубинское блюдо.
– Какое расточительство, – поддразнила ее Влада.
И тут настал Олин звездный час. Она откашлялась, перед тем как, словно между прочим, сообщить:
– А я не сама платила. Меня… пригласили.
Прошла, должно быть, целая минута перед тем, как Влада осознала смысл этих слов.
– Кто? – округлила синие глазища сестра.
– Так, мужик один, – небрежно пожала плечами Ольга, мысленно поставив себе пять с плюсом за грамотную подачу информации, – он давно за мной увивается… Да ты так глаза не выпучивай, вредно гримасничать, когда на тебе маска. Морщины будут.
– Я сейчас смою, – Влада бросилась в ванную и через полминуты вернулась обратно. Маску она смыла кое-как, у бровей и под носом остались синие ошметки. – Олька! Рассказывай! Какой еще мужик?! Почему ты раньше ничего нам не говорила?!
– Да как-то повода не было. – Оля налила себе чаю и медленно размешала сахар.
Ей бы, подобно Владе, воспользоваться заменителем сахара в таблетках. Да что уж там…
– Да не молчи ты! Блин, а я-то думала, что мы подружки! Ты же моя сестра, я все про тебя должна знать!
– Хочешь сказать, что я все про тебя знаю? – прищурилась Оля. – Ты же мне не докладываешь о каждом своем оргазме.
– О-па, – хлопнула в ладоши Влада, – так у вас уже и оргазм имел место быть. Супер. Ну ты и скрытная. Налей-ка и мне чайку. По этому поводу я даже шоколадку съем. Вообще-то я принесла ее тебе, мне же надо соблюдать диету.
– А мне не надо? – усмехнулась Оля. – Что-то рано вы на мне поставили крест. Мне двадцать пять лет. И мы еще станцуем!
Влада подозрительно посмотрела на нее. Ольга подумала, что та была хорошенькой даже в ошметках косметической маски, прилипших к лицу. Что же за наказание божие – иметь сестру, которая красива, даже когда у нее насморк, даже когда она просыпается с похмелья!
– Оль, а ты не пьяная?
– Разве что чуть-чуть, – призналась она, – мы пили ром. Крепкий кубинский ром… Ладно, доставай свою шоколадку.
Влада послушно зашелестела оберткой. «Гейша», любимый Олин шоколад, весьма дорогой. Надо же, сестренка не забыла о том, что Ольга предпочитает именно его, позаботилась. Вспыхнувшая было ревность к чужой стройности и несправедливо полученной красоте вдруг уступила место благодарности и даже любви. Оля положила голову на хрупкое Владкино плечико. А все же хорошо, когда у тебя есть сестра. Даже если она такая красивая.
Влада погладила ее по голове – у нее были приятно прохладные пальчики.